Читаем без скачивания Генералы подвалов - Алексей Рыбин

Они свернули за угол, и Димка увидел, как оторвавшийся от него Моня запрыгивает в огромный черный джип, ощерившийся между фар мощной лебедкой. Модно это было в больших русских городах. Лучше тарана не придумать.

«Сейчас ведь бросит меня здесь, гад, как Вовика», – мелькнуло в голове. Но дверь джипа оставалась открытой, и Кач, пыхтя, влез в просторный салон.

– Дохловат ты, парень, – заметил Моня. Он дышал ровно, словно и не рвал сейчас как заправский спринтер. – Давно собирался тебе сказать, – продолжал Моня. – Если хочешь нормально работать, займись собой.

Мощный автомобиль летел в сторону Обводного канала.

Вечером к Волковым приехал Куз. Они сидели на кухне втроем – Настя, мама и пожилой журналист, знавший Аркадия Волкова еще когда он не был женат и Насти не было на свете.

– Налейте мне, – попросила Настя очень спокойно.

Куз не удивился, просто остановил на ней долгий внимательный взгляд. Потом перевел его на Раису. Та пожала плечами:

– Я ничего уже не понимаю. Хочешь пить? Ну, пей.

Настя взяла рюмку, наполненную до половины «Довганью», понюхала. Гадость. Она терпеть не могла водку, но сейчас ей почему-то казалось, что надо выпить. Вот так, по-взрослому, с Кузом и с мамой, молча.

– Ну, давай, Настя, помянем Аркадия, – сказал Куз и выпил свою рюмку.

Настя глотнула прозрачную жидкость, которая ледяным огнем опалила горло и теплой волной разлилась по телу. Схватив бокал, наполненный «Спрайтом», Настя большими глотками залила этот пожар и снова поймала на себе изучающий взгляд Куза.

– Ну, как? – спросил он.

Мать молчала. Насте казалось, что ей уже все равно – пьет дочка водку или не пьет. Она как будто вообще ее не замечала.

– Нормально, – ответила Настя.

А что еще могла она сказать? Что водка – гадость? Глупо.

– Следователь приходил, – помолчав немного, сказала Настя.

– Следователь? – Куз поднял брови. – И что?

Мать продолжала хранить молчание. Визит следователя, видимо, тоже ее не интересовал.

– Не знаю…

Настя вдруг почувствовала ту самую степень опьянения, когда ее начинало нести. Состояние это ей нравилось, только сейчас не к месту были бы разговоры о школе, дружках и музыке, которые обычно после двух-трех бутылок пива она вела с подружками где-нибудь в клубе.

– Спрашивал, то-се, – неопределенно сказала она, думая только о том, чтобы спьяну не наболтать лишнего, не показаться смешной этому потасканному Кузу, который ей чем-то симпатичен. Вообще-то мужик не в ее вкусе, но есть в нем какая-то… взрослость. Настоящая. Не такая, как у ее знакомых великовозрастных рокеров, даже не такая, как у учителей. От учителей, не говоря уже о рокерах, веет каким-то инфантилизмом, их дурацкие поучения и наставления рассчитаны разве что на слабоумных. «Курить вредно». «Наркотики – смерть». «Пьянство – добровольное безумие». Тьфу, идиотизм, да и только! Мысли вроде правильные, а слова унылые, тоскливые, остается лишь хихикать, чтобы не сойти с ума от жуткой пошлости и ханжества.

Куз же был другим. Он не говорил с ней как с равной, просто смотрел своими выцветшими от прожитых лет и водки глазами, и Насте все было понятно. Он действительно считал ее равной, не играл в демократию, как большинство взрослых в Настиной жизни, а все делал по-настоящему. И не было в его глазах оценивающей осторожной похотливости, которую замечала Настя в самые неожиданные моменты даже у тех же школьных учителей, у работников клубов, у милиционеров на улице, у прохожих, у продавцов, у бандитов, у трамвайных контролеров. Она поймала себя на мысли, что ей хотелось бы иметь такого друга. Именно – друга, с которым можно поговорить обо всем, о тех же наркотиках, к примеру, о парнях, о жизни.

Мама – это все-таки мама, она, чуть что – закатывает истерику, и вся беседа сходит на нет.

– Что значит «то-се»? – спросил Куз, вернув Настю на землю.

– Ну… – она покосилась на маму. Та курила, роняя пепел на стол, поглощенная своими мыслями. – Спрашивал, не замечала ли я чего подозрительного.

– Подозрительного? А что именно его интересовало? Вот интересно. Как стервятники слетаются на… – Он быстро посмотрел на Раису. Она никак не отреагировала. – Извини, – на всякий случай сказал Куз. – Да… Так чего ему там надо было подозрительного?

– Он на убийство намекал.

Эти страшные слова дались Насте без особого напряжения. Она сама удивилась, ожидая, что снова на глаза навернутся слезы. Но их не было. Настя как-то изменилась за последние двое суток.

– Вот как? – Куз придвинулся к ней поближе.

«Ха, да он же журналист! „Делатель новостей“! Это же его хлеб! Вот он сейчас вопьется, аки клещ…» – Настя не успела додумать до конца, когда Куз снова заговорил:

– Только пойми меня правильно, Настя. Я не искатель сенсаций. Но в этом деле надо разобраться. Если следователь прав, то, возможно, и вам грозит опасность.

– Нам? – перешла на крик Раиса. Оказывается, она не выключалась из их диалога. – Нам грозит опасность? Да пошли они все! Суки, твари, ненавижу!

Пришел черед удивляться Насте. Чего это она вдруг?

Куз, напротив, словно ждал подобной реакции и спросил:

– Ты, Рая, кого имеешь в виду?

– Да всю эту сволочь, которая вокруг Аркадия последнее время толкалась. Калмыков этот, главный урод. И его прихлебатели, в рот ему смотрели, только что жопу не лизали.

– Ну, ты, Раиса, держи себя в руках, – Куз покосился на Настю.

– Да ладно тебе, Куз, не будь ханжой. Настька моя и не такое слышала. А эти гады – про них по-другому и сказать нельзя.

– Погоди, не суетись, – Куз слегка хлопнул ладонью по столу. Потом налил себе водки, подумал мгновение и долил Раисе. Глянул на Настю, та кивнула. Куз покачал головой, но плеснул и в ее рюмку. Чуть-чуть. – Рассказывай, в чем там дело? И какое отношение имеет к этому Калмыков?

– Калмыков… – Раиса, словно отрезвев, провела ладонью по лбу. – Марк, а я ведь толком и не знаю, что у них там случилось. Мне известно, что этот Юрий Федорович долбаный пытался впутать Аркашу в какую-то темную историю. За большие деньги, естественно. Аркадий толком мне не рассказывал, только как бы невзначай заметил, что можно обеспечить себя на всю жизнь. Однако такие игры не по нему. А с Калмыковым этим последнее время какие-то бандиты в обнимку ходили, он с ними только что не целовался. Вот Аркадий и вышел из дела, чтобы не бежать с этим быдлом в одной упряжке. Это все, что я знаю. Аркашенька старался нас уберечь от неприятностей, говорил, что дома отдыхать нужно.

– Да-а… – протянул Куз, вертя в пальцах полную рюмку.

– А следователь сказал, что дело закрыто. Несчастный случай.

– Да? И на убийство намекал?

– Ну, он говорил, что это его собственные предположения. Частное, так сказать, дело. Предупредил, что визит неофициальный.

– Именно это мне больше всего и не нравится, – заметил Куз и выпил свою водку.

Глава 7

– Ну, делись впечатлениями.

Голос принадлежал высокому худощавому мужчине – вот все, что Моня мог сказать о собеседнике. Тот стоял в гостиной у окна, в тени, а сам Моня сидел под ярким светом торшера в мягком кресле, низком, вроде бы уютном и комфортном. Однако Моня сразу понял, почему ему предложили в него сесть. Еще бы, с такого не вскочишь, не вылетишь пружиной. Пока будешь выбираться да ноги выпрямлять, двадцать раз скрутят. Гостеприимные, в общем, хозяева.

Сзади над Моней нависал Пегий. В дверях – двое, одного из них, Рыбу, Моня хорошо знал. Через Рыбу получал указания от «командира», как уважительно называл своего босса посредник. Рыба, мужичок под пятьдесят, хоть и лысеющий, с брюшком, был все же в хорошей форме. Моня как-то видел Рыбу в спортзале, где тот назначил ему очередную встречу. Отметелил он тогда в спарринге двоих молодых так, что мама не горюй!

– Так я внимательно слушаю, – повторил худощавый.

– А что говорить-то? Все в елочку сделали. Пуганули черных, чтобы знали, с кем дело имеют. Вряд ли опять полезут.

– Отчего же им не полезть?

– А оттого, что дикари они. В смысле леваки. Ну, то есть не входят ни в одну банду. Сами по себе, рыночные умельцы. Их всего-то человек десять, а деловых – пара-тройка. Остальные – шестерки. Решили по-легкому в Питере наварить. Ни хрена у них не выйдет. Постреляют их свои же рано или поздно. За наглость.

– Да?

– Зуб даю.

– На хера мне твой зуб, скажи, а? Мне нужен чистый рынок.

– Так я и чищу, о чем базар?

– Вовик твой там как?

– Вовик остался лежать на поле брани. Награжден посмертно. Сеструхе его я денег выслал, написал, что погиб ее Вовик, как герой, защищая честь и достоинство.

– Ладно, не тренди. Сделал дело, молодец. Тут я хотел с тобой лесную историю вспомнить.

– А что там такое? – Моне вдруг стало неуютно. Он не совсем точно выполнил задание, приказано было не грабить, а он не удержался-таки, три «тонны» баксов не шутка. Ну, если у фраера в пиджаке лежат три «тонны», чего ж их не взять.