Читаем без скачивания Замена (СИ) - Дормиенс Сергей Анатольевич

Иногда хочется, чтобы опухоль что-то сделала с моей памятью.

— Болит голова? Поставить укол?

Я покачала головой: сказать хоть что-то не получалось. За спиной сидящей в вполоборота ко мне Майи стирались ее надежды на скромное учительство.

— Доктор Акаги рассказывала об инциденте с Кэт Новак?

Ибуки пожала плечами:

— Доктор Акаги заперлась у себя.

«А ты — в себе».

Нужно всего лишь набрать побольше воздуха и внимательно следить за речью. Это не так сложно, правда, Рей? Майя Ибуки должна понять весь — весь, без остатка — ужас произошедшего, потому что я хочу ее попросить…

— Нет, — сказал Майя. — Рей, пожалуйста!

Не голос — слабый писк. Прости, Майя. Я вижу, что у тебя сегодня тяжелый день и без меня, но:

— Надо.

— Рей, ты же знаешь, что мне запрещено колоть тебе…

— Ты не будешь мне ничего колоть.

Она молчала и смотрела на меня, и я видела ее эмоции лучше, чем глаза, чем лицо: их скрывало сияние монитора за спиной медсестры.

— Но…

— Я вколю сама. Мне нужны три ампулы. Три шприца.

Остальное все есть, добавила я про себя.

— Три дозы симеотонина. Шестьдесят часов без боли, — сказала Майя. Медсестра смотрела мне в глаза, но видела только ход своих мыслей. — Шестьдесят часов чистого и ясного разума.

Я молчала. А попутно — порадовалась, что Ибуки ненадолго отвлечена от монитора: удаление огромной папки закончилось успешно. По крайней мере, так считала операционная система.

— Ты понимаешь, чем рискуешь?

Почти гарантированный прогресс опухоли? Общее ухудшение состояния? Да, пожалуй, я понимаю, чем платят за полное устранение боли. А еще я знаю, чем рискуешь ты, Майя. А еще я почему-то уверена, что так нужно. Потому что — вкус железа. Потому что — трещина в стене. Потому что — скорчившийся на полу Икари-кун, который иначе никогда не сможет меня заменить. Мне нужно сделать укол, мне нужно много времени со всем разобраться.

И не забыть: Икари-кун должен наконец прочитать «Специальные процедуры содержания».

* * *

Боль — это образ жизни. Это цвет. Это звук. Это особые очки и наушники, это ватные накладки на кончиках пальцев, когда кусочек мела в руках, маркер или стило от презентационной доски кажутся чем-то — только не самими собой. Можно жить и работать с болью, но нельзя считать, что мир с нею и мир без нее — это один и тот же мир.

В ванной было парко. Я ощущала весь объем — весь и сразу, он не падал на меня окровавленным молотом, а обволакивал, он просился в глаза, а не настырно лез. Пар свербел где-то под горлом, хотелось откашляться, хотелось теплого чаю с молоком и просто ночи перед монитором.

Я повернула голову: легкое движение, уверенное движение. Мышцы отвыкли так двигаться. Перед глазами оказался согнутый локоть, в сгибе видно белизну ваты. Если я перегнусь через бортик, то увижу на полу шприц и ампулу. Впрочем, я и так помню, куда они упали, потому что мир без боли — это совсем, совсем другой мир.

В зеркале отражались потухшие глаза, отражалась я и клочок другого мира, который не похож на мир после таблеток или обычных уколов. Я смотрела, как катятся по коже крупные капли, как они затаиваются в ложбинках на ключицами, как скользят по животу.

Мне было интересно. Интересно — и жутко, потому что мое оружие и мой наездник, моя EVA словно бы исчезла из головы. Я беззащитна и слепа против Ангела, я вижу другой мир, мои глаза совсем другие, хоть и такие же красные, — и это интересно. У меня полчаса вынужденного безделья, полчаса оглушения опухоли, когда мне нельзя в лицей и в лицейское общежитие.

Поесть? Вытереться — медленно и со вкусом, изучая незнакомое тело? Вернуться в воду?

Я завернулась в полотенце и пошла в комнату, к свечению монитора. Решение было спонтанным, легким и совершенно очевидным, клавиатура — податливой, и клавиши утапливались сами собой, перенося в тестовый редактор то, что плыло у меня в голове.

<Икари-кун, боль — это твой мир, начиная с ноль-первой фазы астроцитомы. Иногда ты будешь выпадать из этого мира: таблетки, уколы, беспамятство. Не дай себя обмануть: того, что ты увидишь, потеряв связь с EVA, — не существует.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Отнесись к этому, как ко сну, после которого следует неминуемое пробуждение.

Пожалуйста, Икари-кун. Не поддавайся наваждению>.

Не поддавайся, шептала я. Не поддавайся.

Мне было легко: без боли, без мотивации, без необходимости здесь и сейчас тратить драгоценное время, и даже слезы в уголках глаз набегали как-то легко.

И почти не пекли.

* * *

Мари я нашла прямо вслед за оглушительной вспышкой.

— О, dear Lord, Рей!

Свет фонарика взорвался у меня в голове, и я открыла глаза лишь спустя пару секунд. «Боли нет, — сказала я себе, но уверенно получилось только со второго раза. — Боли нет». Илластриэс уже отвела в сторону фонарик, ее очки блестели в темноте.

— Ты же не дежуришь больше по ночам!

Я втянула носом воздух: общежитие, поздний вечер. Неудачное время, неудачное место для того, чтобы искать Ангела. К сожалению, у меня нет другого места, но, что еще хуже, у меня нет другого времени.

— Пойдем.

Стены вокруг были прозрачными. Там жила жизнь учеников старшей школы — учеников проблемных, странно похожих на взрослых, с которыми так тяжело, но в то же время уже есть о чем поговорить. Социальные сети, внутренняя лицейская сеть, книги, болезненно заостренные изоляцией хобби. Разбитые сердца. Растянутые стены комментариев — и позы, закрашенные в умные слова: эпатаж, субкультура, транскультура, эскапизм. Если тебе нужен Ангел, тебе мало EVA в голове, нужно еще уметь слушать, понимать и говорить самой. Последнее особенно сложно.

«Во всяком случае, для меня», — подумала я, слушая тихо и непрерывно шепчущую Мари.

Одно утешало: в лицее прошла мода на смартфоны. Я не знаю, как спровоцировать Ангела, поддерживая беседу о наборах английских аббревиатур.

— …Я вообще не понимаю, почему после всего этого меня отпустили дежурить alone?

У нее ненастоящий акцент, в очередной раз убедилась я. И информацию о Кэт уже довели до сведения медиумов.

— Пожалуйста, тише.

В комнате слева происходило что-то странное. Там были обе соседки, там было, как и в остальном лицее, всего одиннадцать вечера. И там было тихо.

Луч фонарика уперся в номер: 1408. Мари поднесла к глазам наладонник:

— Слава Пжемская и Стефани Клочек, 3-В. Что?..

Славяне, подумала я, делая шаг к молчащей двери. У меня с ними не то чтобы плохо. У меня с ними странно. В дальнем конце коридора распахнулся свет, кто-то загомонил, но в комнате четырнадцать ноль восемь по-прежнему темнела тишина.

— Они сегодня обе были на приеме у доктора Акаги, — вдруг сказала Мари. — Инсомния.

Вот как. Снотворное, получается — не Ангел, не вина, не прочие странности. Просто снотворное и невыученные уроки, и «F» завтра на первых двух занятиях, потому что обе девушки не из импровизаторов.

— Причины бессонницы есть в реестре?

— Не указаны.

— Время обращения?

— Сегодня, час назад.

Возможно, Акаги было не до того, но инсомния у двух учениц из одной комнаты — это странно. Еще более странно то, что две ученицы решили улечься спать около десяти вечера. Я осмотрелась.

Коридор, наполненный пустотой. Обманчиво тонкие двери не пропускают ни звука, нужные половицы готовы скрипнуть, реши кто-то затаиться в густой тени, а СБ лицея всегда уверена, что ни один любитель техники не поставит устройство слежения. Все просто.

Все как всегда просто, подумала я, глядя на успокаивающий огонек дымоуловителя под потолком. Дымоуловители всегда и везде в лицее стояли в парах, розетки были куда крупнее, чем нужно, а за стеновыми панелями прятались не только пыль и жвачки.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Все так, но кто-то умудрился надкусить Кэт. И этого кого-то видели девочки из 1408.

— Ты уверена? — нервно спросила Мари.

— Да.

Дым.