Читаем без скачивания Н 7 (СИ) - Ратманов Денис

Только разыграли мяч — и свисток окончания игры.

Всей командой мы двинулись к сектору с нашими ликующими болельщиками. За нами, как чайки над свежей пашней, устремились фотографы и дроны. Перед подтрибунным я обернулся, чтобы еще раз посмотреть на Тишкова и порадоваться, что он жив. Еще как жив! Димидко руку, вон, жмет.

Погосян принялся раздавать болелам воздушные поцелуи, Левашов — выцеливать пальцем красивых девушек и пускать невидимые стрелы из лука, остальные просто махали руками и кланялись. Болелы ликовали, у них снова праздник. А у нас — эпохальная победа. «Титан» в Москве дернул «Торпедо», да как! Разгромил! 4:1! Это — история! И я не просто пылинка в ней, а один из камней несущей конструкции.

Спасибо тебе, богиня! И даже если завтра моя жизнь оборвется, я познал, какое же счастье заниматься любимым делом и добиваться результата!

Кто знает, может, еще и услышит Михайловск гимн Лиги чемпионов?

Глава 9

Глаза бы не глядели!

Увидев меня, Семерка просияла, сложила руки на груди и взмолилась:

— Санечек! Полдуши продам за сигарету. Вот реально дохну без них! Скажи, что ты позаботился о старушке и принес пачку!

У заведующего закончился рабочий день, и меня по просьбе Тирликаса пустили к Юле. Судя по тому, как она приободриась, все у нее хорошо.

— Нельзя тебе.

Она закатила глаза и ударилась затылком о подушку.

— Полпачки! Ну хотя бы одну! Одну, блин, штуку!

— Еще раз попросишь — уйду, — пригрозил я.

— Шантажист чер-ртов…

Я развернулся и зашагал к выходу, и Семерка бросила в спину:

— Еще одна смерть. В Ленинграде.

Слова будто загарпунили меня, я развернулся, и она продолжила:

— Самородок. Восемьдесят седьмая, Алина. Суггестор. Удар по голове, удушение, изнасилование. — Семерка передернула плечами. — Причем соитие для маскировки делали уже с трупом, потому что суггестор может заставить насильника засунуть собственный член себе в задницу. Я ее хорошо знала, она одна из лучших.

Я смотрел в окно. На улице сгущались сумерки.

— Вот так заходить к подруге, спрашивать, все ли хорошо.

Кому выгодны смерти одаренных? Тем, кому они мешают проворачивать свои темные дела. Таким, как Шуйский. Сколько их? Знают ли они обо мне? Кому можно доверять, кому — нельзя?

— Самые впечатлительные наши уже сбиваются в группы. Одаренные нанимают охрану, потому что, если приставить милиционеров ко всем, ловить преступников будет некому. Но я как никто знаю: если тебя заказали профессионалу, твоя смерть — дело времени. Если не достанут на ближней дистанции, то снайперская винтовка бьет на многие сотни метров.

— Хотя бы одного исполнителя взять, — вздохнул я и подумал о Кардинале, возможно, он смог бы размотать этот клубок.

— Вообще ничего! — развела руками она.

— Скорее всего исполнителей уже нет в живых. Но засада в том, что нет и трупов простых людей, чьи смерти выглядели бы естественными.

— А если действовали не киллеры? Если — маньяк из наших? Ну, или группа лиц.

Я вспомнил паутину, что рисовал Кардинал, обозначая связи нескольких человек, если ему дать в разработку эту ситуацию, людей будут десятки. Это на месяцы работы, и бесплатно ее Кардинал не сделает. Интересно, сколько он запросит, и будет ли результат? В конце концов, чем больше людей в разработке, тем выше вероятность, что засветятся одни и те же лица.

И тут меня осенило.

— Парень, который покончил жизнь самоубийством. Мне нужны все его контакты за последнее время. Встречи, телефонные звонки, проблемные родственники, ведь близкие — те, через кого можно надавить.

— Ничего, — вздохнула она.

— Ментов потрясти, которые могли что-то на него нарыть и шантажировать.

— Потрясли. Глухо.

— Есть ли одаренные, способные ставить блоки на мысли простых смертных?

— Есть суггесторы, способные просто заставить забыть. Даже если возьмем мента, который был под воздействием, он вряд ли что-то вспомнит.

— Значит, перетрясти суггесторов.

Семерка прищурилась и сказала:

— В БР работают не идиоты. Все это сделано по нескольку раз.

Я помассировал виски.

— Как думаешь, есть ли у этих убийств конкретная цель? Истребить всех? Убить определенных лиц, которые мешают какому-то проекту? Или простые люди скооперировались, чтобы уничтожить тех, кто сильнее них? Так сказать, превентивно, как Ирод — младенцев?

— Про младенцев обидно было, — криво усмехнулась Семерка.

Ее правая голень, которую хотели ампутировать, сейчас выглядела, как левая: слегка покрасневшая, немного отекшая, но все в пределах нормы. Чудесного исцеления не наступило, просто стабилизировалось состояние, но оно и к лучшему: никто ничего не заподозрил.

Жаль, у меня нет доступа к информации об убийствах. Казалось, что именно я найду зацепку, но это была иллюзия. Так, когда заедает замок, каждому кажется, что именно он откроет дверь, и ключ переходит из рук в руки, но в итоге все равно приходится менять механизм.

— Если бы тебя попытались прихлопнуть, — сказала Семерка, — то круг подозреваемых сузился бы до нескольких человек.

— И не надейся, — отшутился я. — И все-таки. Мне нужна информация по самоубийце. Родственники, контакты. Что сработало один раз, может сработать и во второй. Ну и информация по остальным погибшим. Сделаешь?

— Саша, ты такой хороший и такой наивный! — покачала головой она.

— Так сделаешь, или Тирликас тоже может?

— Распоряжусь, чтобы сделали, — кивнула она.

Воцарилось молчание. Нарушила его Семерка, сменив тему:

— Я от безделья стала ваш долбанный футбол смотреть. Короче, Саня, ты красавчик. — Она устало зевнула и хрипнула кричалку наших болел: — «Знает и она, и он, что „Титан“ наш чемпион!» Вы ж теперь пятнадцатого с Симферополем играете?

— С «Таврией», да, — улыбнулся я. — К нам приедут.

— Порвете? — спросила она уже устало, глянула на глушилку, стоящую на кровати.

— А куда деваться? — улыбнулся я.

Семерка закрыла глаза и прошептала:

— Раньше казалось, что счастье — власть, признание коллег, крутая тачка, друзья… А теперь вдруг стало ясно, что я все это готова отдать за то, чтобы ходить на своих двоих. Я счастлива, Саша! Мы не понимаем, как счастливы, пока не начинаем терять то, что имеем.

Вспомнилось заключение в СИЗО, и как я жадно пялился в окошко автозака, когда меня возили на допросы.

— Как ты точно сказала.

У меня заиграл телефон — «Пробил час, не остановишь нас», и Семерка стала танцевать в кровати без участия ног: махала руками, трясла головой. Потом просто упала и замерла,

Я ответил на звонок Микроба.

— Ты где? — Голос его казался взволнованным.

Сердце кольнула тревога, но быстро отпустила: о нем-то никто, кроме Тирликаса, не знает.

— В больнице у знакомой. В первой городской.

— Заехать за тобой?

И все-таки что-то случилось, чувствуется — не хочет говорить по телефону.

— Давай. Когда ждать?

— Минут через десять у ворот.

— Только не гони.

— Гони, Валентина, гони! — донеслось прежде, чем он отключился.

Попрощавшись с Семеркой, которая все силы потратила на разговор со мной и еле ворочала языком, я вышел в больничный двор, больше напоминающий огромный зеленый парк. Прежде, чем идти дальше, огляделся — чисто инстинктивно. Любой бы на моем месте начал бы оглядываться.

Никого. Ветер шелестит подсохшими августовскими листьями. Пробежала мелкая дворняга, села, почесала за ухом. Сунув руки в карманы, я торопливо направился вдоль пустых скамеек.

Самое противное время суток — так называемая куриная слепота, когда водителям сложнее всего ориентироваться на дорогах…

Свет резанул по глазам — я инстинктивно вскинул руку и выругался. Это просто-напросто включили фонари, отчего в кустах залегли черные тени.

Естественно, никто на меня не напал, я благополучно добрался до ворот, вышел в калитку, и тут же, рокоча мотором, подъехал байк Микроба — солидный такой, почти «Харлей», но «Урал», честно заработанный превосходной игрой. Микроб достал из багажника шлем, молча протянул мне.