Читаем без скачивания Убийство в университете - Фейт Мартин

Хиллари скрежетнула зубами. Кто бы сомневался. Девочка пользовалась только кодовыми именами.

Так, на дате 18 декабря у нее стояла звездочка с подписью «Либераче».

Либераче? Хиллари знала только одного человека с таким именем: нашумевшего в свое время, ныне покойного пианиста, лауреата множества премий и наград. Возможно, этот американец был кумиром покойной. Но вдруг это прозвище указывало на что-то еще? Например, что клиент был геем? Хиллари застонала про себя.

Соберись, Хил! Гей, идущий к проститутке, — это же просто смешно! Она ухмыльнулась, но тут же одернула сама себя. Сначала цапли, потом странные мыслишки…

Она перевернула страницу: 22 декабря, Рэд Рам.

Рэд Рам? Он что, походил на скакового жеребца? И почему вокруг вдруг стало столько лошадей? Сначала Молли Фэйрбэнкс, теперь вот этот Рэд Рам.

Мысли ее переключились на книжку Дика Фрэнсиса, которая тихо-мирно полеживала на лодке — последнее каверзное наследие Ронни, — но она их сразу же отогнала.

Нет. Сейчас она об этом и думать не будет.

Значит, Рэд Рам. Что могла вкладывать Ева в это прозвище? Папик-скорострел? Всегда приходит к финишу первым? Хиллари это не удивило бы. У француженки было своеобразное чувство юмора.

Она быстро пролистала ежедневник до последней звездочки перед смертью девушки. Пятое января. Пятое января. Отчего-то дата эта колоколом ударила у нее в голове.

Хиллари нахмурилась, покрутила ее так и сяк, но ничего не отзывалось. А, ладно — опыт подсказывал, что лучше об этом забыть, и тогда подсознание возьмется за работу само и рано или поздно выдаст результат.

— Фрэнки А., — вслух прочла она. Наконец-то настоящее имя. Или ненастоящее? Других настоящих имен в ежедневнике не было, так что, скорее всего, неизвестный «Фрэнки А.» в миру звался вовсе не Фрэнком, не Фрэнсисом, не Фредом и так далее.

Фрэнки А.

В отличие от прозвищ это имя не несло в себе вовсе никакой информации.

Хиллари стала листать ежедневник задом наперед. Полосатик, Кларк Кент, Ягненочек. Почти каждому из прозвищ можно было придумать какое-то объяснение. Кларк Кент, наверное, журналист. Или любит поиграть в Супермена. Или и вправду супермен — в постели не дает ни минуты покоя.

Ягненочком мог быть кто угодно, но само прозвище заставило ее улыбнуться.

А вот Фрэнки А. оставался абсолютной загадкой. Хиллари пожала плечами. Итак, у жертвы имелось с полдюжины постоянных клиентов. У нее была квартира для работы. У нее были деньги, мечты, было что-то — хоть пока неясно что — с учительницей музыки.

Что еще?

Как все это сложилось в картину, где Еве Жерэнт силой ввели вещество, от которого она умерла? Ревнивая жена? Это как-то уж слишком. Другая проститутка, обозленная тем, что Ева увела у нее из-под носа богатых клиентов? Возможно.

Может, у французской полиции найдется серьезный подозреваемый?

Кого ты так разозлила, Ева? Сутенера, который не привык, чтобы ему отказывали? Или кто-то из твоих папиков решил, что он у тебя единственный, и взбесился, узнав, что это не так? Хиллари вздохнула и снова погрузилась в чтение.

Рядом с некоторыми звездочками стояло «спать не даст». Перевод был аккуратно написан шариковой ручкой, однако рядом с этой пометкой француженка-переводчица приписала карандашом «везет!».

Хиллари улыбнулась. Но тут же стерла улыбку, пока ее не увидел подчиненный.

Кроме того, рядом с некоторыми звездочками Ева рисовала полумесяц. Что бы это могло значить? Полумесяц… Может быть, это что-то французское? Что-то из их культуры? Но если даже так, переводчица никак это не прокомментировала, а ведь она тоже была из Франции.

Последняя дата, пятое января, тоже была помечена полумесяцем. Что это значит? И почему эта дата никак не давала Хиллари покоя? Это было всего шесть дней назад. Не могла же она забыть!

На последней странице дневника она нашла шесть аккуратных строчек — телефонные номера — и только тут наконец улыбнулась.

Томми поднял взгляд.

— Я там указал адрес для каждого телефона, шеф, — скромно сообщил он.

— Томми, я тебя сейчас расцелую, — пообещала Хиллари и подняла взгляд — вошла Джанин.

— Я так и думала, что вы здесь, — весело сказала сержант. — Инспектор Реджис и сержант Таннер уже в участке. Они сейчас у Мэла.

Хиллари кивнула.

— Ну, по крайней мере, у нас есть что им показать, — объявила она, помахав дневником в воздухе. — Шестеро клиентов, и всех можно допросить. Джанин, мне нужны предписания на допрос, для всех шестерых. Томми, ты возьмешь троих.

— А вы что, не будете этим заниматься? — недоверчиво спросила Джанин. Конечно, обычно ведение допросов считалось делом сержантов и констеблей, но все знали, что инспектор Грин любит выездную работу. Даже Мэлу никогда не удавалось засадить ее за кабинетную работу.

— Нет, я поеду в участок, — бесстрастно ответила Хиллари.

Ей показалось, что в глазах Джанин блеснуло понимание, и она добавила, словно защищаясь:

— С утра там не была, проспала. Надо проверить сообщения, то-сё.

Она вылетела за дверь, недовольная собой, спрашивая себя, с какой стати ей понадобилось оправдываться. И перед кем — перед Джанин!

Да, ей надо в участок, ну и что? Майк Реджис здесь совершенно ни при чем.

Ни при чем, и все тут.

— Да-а, — протянула Джанин, когда за инспектором захлопнулась дверь, — ну и ранняя же в этом году весна.

Глава 7

Хиллари доехала до участка, заперла автомобиль и только тут вспомнила, что у нее назначена встреча в пенсионном отделе.

Она свернула к боковому входу, бросила взгляд на часы и понадеялась, что много времени у нее не отнимут. Это почти наверняка как-то связано с Ронни, к покойнику вечно прилагается целая куча бумажек.

Пенсиями, как ей помнилось, занимался сержант, сам досиживавший последние годы.

Специалистов по связям с прессой, консультантов, юристов, тех, кто занимается делами полицейских, обвиняемых в преступлениях, и прочую вспомогательную братию Хиллари, как и большинство ее коллег, не считала настоящими полицейскими. Они не ездили по ночным вызовам, не обязаны были рисковать жизнью и здоровьем, усмирять демонстрантов и футбольных хулиганов на улицах.

Еще не «они», но уже и не совсем «мы».

Впрочем, как ей помнилось, сотрудник, занимавшийся пенсиями, раньше работал в департаменте уголовного розыска и, по слухам, перешел на кабинетную работу, лишь когда у его жены обнаружили рак.

Она постучалась в дверь, услышала энергичное «войдите» и вошла, пожалев, что не помнит, жива ли еще его жена.

— Инспектор Грин, входите! Садитесь, пожалуйста.

Высокий, худощавый, очкастый, он больше походил на учителя химии, чем на полицейского. Впрочем, напомнила себе Хиллари, внешность обманчива. Он был из управленцев, а значит, обладал