Читаем без скачивания Ты идешь по ковру. Две повести - Мария Ботева

14

— Это у тебя самое нарядное, что ли? Ну ты, Мальцева… — это меня так Смирнов встретил. Я прямо остановилась у двери и задумалась: не развернуться ли мне? Но Терёшка вдруг поднёс Лёвке кулак под нос, а меня взял под руку.

Ничего себе, начался у меня классный вечер! Четверть закончилась, скоро Новый год, мы всегда в это время собираемся в школе, приносим печенье, торты — кто что. Сто лет так, с первого класса. Все, конечно, наряжаются, можно даже сказать, что расфуфыриваются. Почти все. Я не расфуфыриваюсь, Колька скромничает, а остальные всё же умеют что-то такое надеть, иногда даже не узнаёшь родных одноклассников. Всегда ждёшь чего-то новенького от Веронички: то придумает какой-то шарфик нацепить, то ногти каким-нибудь серебряно-рыжим цветом накрасит. Девчонкам, разумеется, проще — столько есть разных платьев, юбок, блузок. Шарфики, опять же, браслеты разные там, бусы. А парням что? Брюки да рубашки. Ну да, есть и пиджаки, но наши парни о них даже и не слышали, кажется. А, нет, Литвинов слышал, жёлтый пиджак надел, где откопал такой? Остальные оделись примерно как всегда: брюки, рубахи, жилетки, пуловеры. Вроде бы как всегда, да не совсем. Причесались, что ли? Какие-то не такие все.

Это я так отвлекалась от своих мыслей. Не ожидала, что Смирнов меня так собьёт своим вопросом. Не знаю, кто виноват, он или я, но мне стало казаться, что все в классе как-то на меня косятся, будто сейчас урок, а я громко икаю. Что не так? Тут ко мне подошла Вероничка, говорит:

— Ну слушай, Мальцева, могла бы как-то одеться, что ли. Сказали же: берём самое лучшее! А ты — в брюках! Как парень какой! Ещё бы чего хорошее, а то — вельвет вытертый! — А потом зашипела прямо в ухо: — Знаешь, недавно изобрели тушь для ресниц, скажу тебе по секрету…

Она бы и дальше говорила, но я ушла, села рядом с Колькой, потому что неохота такие вещи слушать, если честно. Побыла ещё три минуты и ушла вовсе.

Дома я маме сказала, что хватит с меня, надо что-то с этим делать: все люди как люди, а я не могу уж на школьный вечер прийти в чём хочу, и где это видано, и я у тебя и так белого света не вижу, то школа, то тренировки, то по дому какие-то дела, а другие вон специально на рынок ездят, чтобы выбрать себе для вечера что получше, Наташка пришла в платье, которое мы вместе выбирали, тогда ещё Спальник потерялся, а я ношу одно и то же месяцами, нет, годами, жизни не знаю, света не вижу… Ну, и тому подобное минут пять ещё ей высказывала.

— Всё? — спросила мама. И мне стало стыдно, у нас же ещё Ладка и Петька, как-нибудь в другой раз на рынок сходим. И потом, сама могла бы и платье надеть, недавно вон тётя Аня отдала новое совсем, красивое. Отец настаивал, всё говорил про ты же девочку, по дому за мной ходил с этим платьем, я даже удивилась. И вспомнил снова про меня маленькую, как всегда. Оказывается, когда я была маленькая, то любила ходить в платьях, а он, как выяснилось, любил мне покупать их. Да ну. Назло ему в брюках пошла. Не совсем назло, просто сказали надеть самое любимое и лучшее, это же не обязательно платье или юбка, да?

Надо было как-то сменить тему.

— Мама, а на Грачиных скалах хорошо?

— Восторг! Женя, там просто восторг. Вот увидишь!

Посмотрим. Мама про некоторые вещи говорит, про фильмы там, что это восторг, но, по-моему, очень часто это так себе, какая-нибудь ерунда. Ей восторг, а я сижу и зеваю. Не хотелось бы, чтобы так вышло со скалами. Но мама достала старый фотоальбом, где они с отцом ещё молодые. Вот они сидят у костра вдвоём, смеются чему-то, вот мама ползёт по скале, вид сзади. Вот безбородый Борисыч жмурится от солнца, а папа помогает дяде Вадику выбраться из скальной системы, и оба хохочут… А вот вся их компания стоит на скале, смотрит в объектив. За их спинами — утренняя даль в незаметной туманной дымке, где-то вдалеке блестит речка, за ней — синий лес. И мама такая красивая, и папа такой весёлый, прошлый век, забытое время, Грачиные скалы. Похоже, мама права: восторг.

— Жаль, что он забыл, каким был когда-то, — сказала мама. — А вообще, я тебя понимаю. Ты просто устала. Мне иногда, знаешь, хочется выкопать себе ямку в тёплом песке, спрятаться там, и никто не будет знать, где я, никто не прибежит, не попросит денег на всякую дрянь! Тем более что всё уже закрыто!

Последние слова она произнесла как-то зловеще. На пороге стоял отец в уличной одежде.

Чем ближе к началу новой четверти, тем больше я думала о платье. Доставала из шкафа то, что отдала тётя Аня, стояла в нём перед зеркалом, поворачивалась то так, то так. Может быть, начать ходить в платье? Вот, например, сейчас приду на тренировку в платье, позанимаюсь в тельняшке и снова надену платье. Ходят же так веселковские девчонки, и ничего! Но как только я об этом задумывалась, прибегал Спальник и чего-то хотел: то погулять, то поиграть, то просто положить мне голову на колени, у него в последнее время появилась эта привычка. Не очень-то поиграешь с собакой в платье. Мне, по крайней мере, это не удаётся. Погода все каникулы была хорошая, только бегай на лыжах, катайся на коньках или гуляй со своим псом. Я вешала платье на место, и с собакой мы бежали на улицу, чаще всего к железной дороге. Быстро-быстро пробежаться перед тренировкой — в секции-то у нас почти не было каникул: три новогодних дня, и привет! Я звонила Терентьеву, и он выходил к нам. Спальник очень его полюбил: если тебе каждый день выносят то косточку, то кусок котлеты, сложно не поддаться обаянию своего угощателя. Колька научил его бегать за палочкой, запрыгивать на высокий бортик, чихать. Почему-то пёс боялся, когда кто-то замахивается, и от этого отучить его не получалось ни у меня, ни у Терёхи. Как только Колька приближался к нам в начале прогулки, Спальник рвался ему навстречу, вставал на задние лапы, прыгал на одном месте, как какой-нибудь кузнечик.

— Видишь вот, у собаки выработался приобретённый рефлекс, — однажды сказал Терёшка.

— Чего это у тебя проклюнулся интерес к биологии? Да ещё на каникулах.

— Как же, как же, мне же надо знать как можно больше о собаках. Вот я и изучаю.

— Моего пса? Изучаешь?

— Ну да! Чего такого?

Неожиданно как-то. Мне это не понравилось, хотя если подумать посидеть — что такого, правда? Но тогда я сказала ему, что он ненормальный, развернулась и пошла. Хорошо, что ещё не успела отпустить Спальника с поводка, а то неизвестно теперь, пошёл бы он за мной или нет. Ни в чём нельзя быть уверенной, как выясняется. Ни в ком, даже в родном соседе по парте — того гляди начнёт изучать инстинкты у твоего пса. Колька кричал что-то мне вслед, но я твёрдо решила не оборачиваться. Вот уж!

Когда он перестал кричать, мы со Спальником вдруг разом обернулись, он зарычал, а я просто перестала соображать. И вот в таком безумном состоянии пришлось бежать со всех ног и лап навстречу судьбе. По дороге у пса скрипели уши, а сам он становился всё выше, всё больше, так что, когда мы подбежали к Терёшке и тем двум пацанам, у меня на поводке была почти огромная грозная псина.

— Ну чё, поговорим, что ли? — спрашивал Кольку один парень, в руке у него была «розочка» от пивной бутылки.

— Слушаю! Алё, гараж? — говорил другой и сплёвывал сквозь зубы. — А это чё за рахит? — Он кивнул в сторону Спальника.

— Иди-ка, детка, мимо. И собачку забери, — сказал первый. Оба парня смотрели теперь не на Кольку, а на меня. А Колька в это время мигал и моргал мне глазами, показывал, чтобы я побыстрее уматывала. Но я как раз плохо соображала в это время и никуда не уматывала. Спальник гавкал и рычал, ни секунды не мог помолчать, он пододвигался всё ближе к парням, тянул меня за собой. Одному, который стоял ближе, он рычал прямо в лицо, а второму чуть не отхватил руку с розочкой.

— Слушайте-ка, я же не буду его держать, — сказала я. — Он у меня знает только две команды: «Взять!» и «Порвать!». Ну-ка, двигайте отсюда. Не советую задерживаться. Раз! Два! Три! Четыре!

До пяти досчитать не успела, к пяти они бежали уже так далеко, что без бинокля не увидишь.

Спальник тут же, ну ладно, через минуту стал обыкновенным маленьким дурацким пёсиком. А к Терёшке начал возвращаться его постоянный бледный румянец.

— Ты видела? — спросил он.

— Ха! Ну конечно, видела.

— Да нет, я про Спальника! Какой он был огромный!

— Нет, — сказала я, — обычный Спальник. Пока. Мне на треньку, — и повернула к дому. Совсем не хотелось, чтобы он продолжал изучать Мелкого, пусть думает, будто ему показалось.

15

Ну ещё не хватало: теперь Терентьев будет мне писать записки. На первом же уроке в новой четверти он придвинул ко мне листок, на котором было написано: «Как там Спальничек?» «Спальничек»! Подумайте какие нежности! Наташка его так же зовёт, от неё, что ли, научился? Я ответила: «Жив, здоров, питается тараканами».

Это правда, тараканами. К нам недавно приходил дедушка Витя, принёс яичную скорлупу в банке — для кур. Но штука в том, что кур у нас давно нет, они только и жили одно лето, а потом мы их съели, а других не заводили. Дедушка этого не помнит, Ладка говорит, что всё, теперь с ним так и будет, то есть с его головой: тут помню, тут не помню, из-за старости. Видимо, скоро придётся забрать его к себе, а то он уже раза три забывал выключить газ. Хорошо, я захожу к нему после школы и мама тоже — на обеде, проверяет, готовит еду. Дедушка высыпал скорлупу на кухне прямо на пол — и в ту же секунду в разные стороны побежали тараканы. Мама стала ругаться, а дедушка говорит: