Читаем без скачивания Королевский тюльпан. Дилогия (СИ) - Лебедева Ива

— Во-первых, ищет Ночное Братство. Нужны сведения о молодой женщине в странной одежде. Она может быть приставлена к работам, где не нужен язык, скорее всего, на колесе.

Речь идет о пришелице. Интересно, конечно. Но не более чем интересно. Вряд ли она знает песни, от которых растут цветы.

— Во-вторых, ищут мальчишку от семи до девяти лет. Глава охраны блюстителя Добродетели посещает мануфактуры и требует немедленно сообщать ему, если среди рассыльных, трубочистов и прочих мелких работников появится такой ребенок. За донесение полагается награда в годовое жалованье, а за молчание — беспощадная кара, от которой не спасете даже вы.

Вот здесь я еле сдержал удивление. Или не сдержал. Секретарь сделал вид, будто не заметил. Понял ли он, о каком ребенке идет речь, мне осталось неизвестным.

В тот же вечер я говорил с блюстителем Добродетели. Наша беседа с глазу на глаз, как всегда, напоминала поединок бойцов, когда каждый старается нанести другому рану, но еще больше — не получить раны самому.

— Конечно, это дело блюстителя Справедливости, — усмехнулся собеседник, — но дело очень уж неприятное. Согласно слухам, по городу бродит юный самозванец и выдает себя за принца. Поэтому я решил помочь брату-коллеге обнаружить его.

— Он обещает вернуть цветы на каждую клумбу? — спросил я.

Главный по добродетели пристально взглянул на меня. Мне почему-то показалось, что карикатура, на которой он держит в руках свою голову, была бы естественной. Будто он сам когда-то потерял свою, велел слепить из воска, раскрасить и так умело ее носит, что окружающие считают настоящей.

— Нет, — ответила восковая голова, — он вряд ли называет себя принцем. Но может вести себя так, чтобы его принимали за спасшегося наследника. Умный самозванец сам себя принцем не назовет, это должны сделать окружающие.

— Умный самозванец в восемь лет… — печально улыбнулся я. — Кстати, я ведь помню твои слова: «Если кто-то не проголосует — мальчишка будет жить». Так остался ли он жить?

Удар достиг цели — голова на несколько секунд стала восковой.

— Я отвечу на два вопроса, — наконец сказал собеседник, — и разговор закончится. Я не знаю, остался ли он жить. И я не знаю, где он сейчас находится. И еще дам совет, впрочем, он такой простой, что ты можешь догадаться сам.

Я промолчал, но посмотрел так выразительно, что услышал продолжение.

— Город Свободы простит тебе все проступки, кроме одного. Если бывшего придворного увидят рядом с маленьким самозванцем, последует прямое обвинение в покушении на власть. Поэтому, едва мальчишка окажется в твоем доступе, извести меня. Не смею отвлекать от вечерних планов.

И повернулся так быстро, что я даже не успел вежливо попрощаться.

* * * * *

Карета неторопливо ехала под ропот прохожих — ну да, тот самый блюститель-аристократ, чью голову почему-то не спешат снять.

Между прочим, я тоже ехал снять голову. На самом деле, отстранить старшего надсмотрщика большой мебельной мануфактуры. На негодяя доносили давно, я собирал сведения и решил действовать, лишь когда получил неоспоримые доказательства.

В чем провинился мерзавец? Заставлял подчиненных приносить вино и продавал приговоренным за гроши, а потом выяснялось, что они должны и за доставку. Расплата простая: согласие еще полгода проработать на колесе. Этак можно нового приговоренного отпустить за взятку, ведь рабочее место не пустует.

Из-за таких историй случаются бунты, и людей можно понять. Поэтому я решил пощадить мелких мошенников, а главаря снять с должности и передать страже.

Когда я приехал к фабрике, стражи еще не было. Но тотчас стало ясно, что она нужна.

— Беда, — крикнул младший надсмотрщик, подскакивая к карете.

— Твой главарь сбежал и оставил тебя за себя? — усмехнулся я.

— Нет. Он долго упрашивал главного мастера взять хотя бы часть вины на себя. Потом валялся в ногах у его жены. А потом схватил ее за шиворот, вытащил свинцовник, приставил к голове и сказал, что отпустит, когда сюда явится один из четырех членов Совета, он расскажет ему всю правду.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Ждать стражу? — спросил секретарь.

— Обойдемся сами, — сказал я, легко соскакивая без ступеньки-подножки. — Ведь ему нужен блюститель, он и явился.

Конечно, это не мое дело. Нет, отчасти мое — я был обязан предвидеть все варианты. А еще… Бывает же у взрослых людей мальчишеское желание залезть на дерево. Вот и я решил понять, зря ли трачу часы в фехтовальном зале.

* * * * *

Издали негодяй и его жертва напоминали танцевальную пару, застывшую в странной позе у стены главного цеха. Полукольцо зрителей держалось на расстоянии. Свинцовник, даже ручной, — не нож, он поразит и за шаг, и за десять.

— О, сегодня день желаний, — раздался безумный смех, — министр прибыл сразу. Оставь шпагу и медленно иди ко мне.

Я так и сделал. Уже издали прочел в глазах негодяя его замысел: он не собирался ничего мне рассказывать. А просто планировал взять в заложники вместо малоизвестной дамы и требовать чего-то существенного. Ковер-самолет для отправки за границу? Мы их не ткем, скажу как начальник всех мануфактур.

Я успел перевести смех в гримасу и медленно направился к застывшей парочке. По дороге вспоминал обманное актерско-боевое искусство «тот-не-тот». Конечно же, я жалкий старик, который плетется, глядя под ноги. Конечно же, я мухи не обижу, потому что муху сперва надо поймать. Конечно же, я самый несчастный и безопасный из пятидесяти человек в этом зале…

Долго такой образ поддерживать трудно, но и идти — полминуты.

— Вот и хорошо, — услышал я рядом почти змеиное шипение, — а теперь…

— Игра окончилась! — гаркнул я в прыжке, не уступавшем скачку любого катланка.

Негодяй взвыл от боли — похоже, я сломал ему кисть руки, когда выворачивал. Но пальцы сделали свое дело. И пусть ствол был перенацелен на стену, меня не только оглушило выстрелом, я еще и почувствовал боль.

Воющего мерзавца оттащили, а я озабоченно потрогал камзол и понял, что он дыряв, а пальцы стали влажными.

АЛИНА

— Эт правильно малец сказал, с пустошей выдачи нет, — посмеиваясь, изрек дядюшка Луи, подбрасывая ветки в маленький костерок, прячущийся в специальной ямке. — Мы, лепесточники, тысячу лет своим умом живем. Нам все едино: королевство, республика. Господа там, братья-товарищи. Маги, не маги… нам никто не нужен и мы никому не нужны. А потому никто нам и не указ.

Похлебка в мятом, но тщательно оттертом от копоти котелке вкусно булькала, еле заметные отсветы костра играли на пушистых волосах наших леших, опять устроившихся рядом друг с другом. Они, когда на что-то отвлекались и начинали действовать машинально, всегда почему-то оказывались так близко друг от друга, как только возможно.

— Так уж и никому? — Я проследила, чтобы Нико как следует укутал босые ноги в принесенное тетушкой Франсуазой лоскутное одеяло, и снова стала смотреть на огонь. Мысли текли медленно, но на удивление ясно и четко. — А отвар из почек?

— А отвар всем нужен, — хмыкнул Луи. — И сейчас еще поболее, чем раньше. Вот потому нас братья-товарищи и не трогают, хотя и обзывают… — Он наморщил лоб, припоминая, щелкнул пальцами и посмотрел на Франсуазу.

— Пережитки экспла…татарской мифологии, — по-совиному ухмыльнулась тетушка, поправив на плечах лохматую шаль. — Это самое дурное и грязное ругательство, какое я слышала. А я слышала их немало, прошлая пустошь была рядом с большим портовым городом, погонщики и грузчики пошуметь любители, на три лье вокруг уши не уберечь от их матершины.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Вот, — назидательно поднял палец дядюшка Луи и ухмыльнулся. — Пережитки мы. Оно, конечно, при желании можно нагнать к пустоши отряд хорошо надышанных свежими цветами гвардейцев да прочесать весь почечник от границы до границы. Только кому это надо? Столько затрат ради кучки бродяг, с которых ни пользы, ни прибытка вдали от пустошей не добиться. А потом, кто почки им собирать будет? Нормальным-то людям, чтоб до середины рощи дойти, два-три цветка вдышать надо. И то обратно едва выползут, какой уж тут сбор. Особенно ежели учесть, что самые спелые почки растут у внутренней границы, у самой проклятой земли.