Читаем без скачивания Мужчины из женских романов - Эллина Наумова

– Кто вы? Как называется роман?

– Я? Лиза. То есть Елизавета Алексеева. «Я верю, он тоже меня любил». В смысле это – название.

– О! На ловца и зверь бежит! – возопила Света, хотя сразу заподозрила, что про неведение хитрушка врала. – Я его только что прочитала. Очень неплох.

– И?.. – длинно выдохнула Алексеева. Но в легких еще оставался кислород, и она повторила рискованный номер: – И-и-и?

Света опомнилась. Ей стоило больших усилий не начать торопливо вилять. В отличие от Елизаветы она стиснула зубы, пару раз глубоко вдохнула через хлюпающий нос и твердо разборчиво произнесла:

– И теперь должна показать ваш роман другим сотрудникам. Мы принимаем коллективные решения. Есть еще маркетинговый отдел, есть начальство. – Она вспомнила постных юристку с экономисткой, свирепо утопающего в роскоши Егора Александровича Пирогова и чуть не заплакала. – В любом случае я свяжусь с вами по почте. Обязательно.

– Значит, я могу надеяться? – промямлила Елизавета Алексеева, для которой все, сказанное после «очень неплох», звучало расстрельным приговором. Она узнавала слова, но никак не могла взять в толк: за что высшая мера?

– Не можете, а должны, – поправила госпожа младший редактор неожиданно для себя окрепшим голосом и положила трубку слабой рукой.

Подобное безобразие знакомо всякой «творческой личности». Стоит сосредоточиться на чем-то нематериальном, уйти в себя и прекратить подавать признаки общественной жизни, как внешний мир начинает с тобой когда тонко, когда грубо заигрывать. Возвращает к реальности и тычет мордой в действительность, провались она. Мистическая ситуация, когда Жанна посоветовала хлопнуть растворимого аспирина и Света тут же ощутила шевеление вирусов в крови, одарила радостью. Ее и под пыткой не назовешь простым совпадением. А звонок Алексеевой, казавшийся поначалу вторым актом милого чуда, хотелось объявить этим самым совпадением, будучи недосягаемой для заплечных дел мастера. Потому что разговор с автором напомнил девушке, что она никто. Автоответчик. Любое другое техническое приспособление. Секретарша, которой золотая медаль и красный диплом обеспечили право играть с телефонной трубкой и бегло просматривать рукописи, выбирая те, что могут быть достойны внимания редакторов. Да она вообще ничто. Не ей окрылять беллетристок, суля им даже мелочь надежды.

Повезло, что не было Нинель Николаевны и Павла Вадимовича, когда она разошлась. Оказалось, счастье – это не только возбуждающая борьба двух любящих намыленных тел за место под душем, но и отсутствие начальства, когда ты превысила должностные полномочия. Оба старших редактора окопались гораздо выше Светы в издательской иерархии. А кроме них и нет никого. И похоже, не будет. Да, Пирогов торжественно благословил ее на ловлю новых романов в самотеке. На открытие авторских имен. Но только один из многочисленных кретинов Аранской понял бы это как разрешение действовать в обход редактора отдела женской прозы.

Бесстрашная девушка трусила. Предположим, сунется она к Нинель Николаевне со своими амбициями и идеями. И услышит про недостаток опыта. Самое обидное, никогда не узнаешь, на самом деле «ее» романы были плохи или матерая Нинель просто выжигает вокруг себя лес, чтобы замечать конкуренток на дальних подступах. «Павел Вадимович строит мне глазки. Не ответить ли ему тем же, не заручиться ли союзником в битве с профессионалкой? Такая специалистка в дамской беллетристике найдет где трудиться до пенсии. Это меня в нормальное издательство возьмут лет через десять. Нет, если она отнесется благожелательно, то кто ее тронет. А если не сможет доказать, что запрещает мою серию в интересах дела, тогда – война», – мучила себя отличница, которой негде стало преуспевать. Она готова была поклясться, что Нинель Николаевна ей симпатична. Помнила, как выслушала жалобы мамы на рьяную молодую учительницу, которая повадилась критиковать ее, и возмутилась: ничтожество, бездарность, на кого замахивается, уволить к черту. Мама, кстати, в праведном гневе убедила директрису, что этой сопливой интриганке в их коллективе не место. Но стоило девушке представить, что ей из вредности не разрешат даже попробовать, как ярость затмевала разум. Самый тяжкий грех – не дать человеку шанс вовремя, когда он чувствует, что горы свернет. Пусть провалится, но тогда сам будет виноват и только тогда станет умнее. И хватит твердить молодым, что владелец рискует своими деньгами. У нормального бизнесмена должны быть отложены суммы на десять проигрышей ради одного выигрыша. «Нинель Николаевна и не пыталась меня разыгрывать, – истерила Света. – Она ясновидящая. Это мы с ней странно встретились и странно разойдемся. Занесло меня сюда беспричинно, а унесет из-за отсутствия перспектив».

Воительница давно заперла дверь и семенила – разношенные босоножки почему-то натерли пальцы – к метро. Она не замечала лета. В мегаполисе вообще только одно время года, определяемое множеством нецензурных слов. Постепенно злость утихла. Но этот океан уже понял, что способен на шторм не по своей воле. Света велела себе подготовиться к бою – изучить все, что редактировала Нинель Николаевна. Потом аргументированно доказать: «Новый настоящий роман» будет востребован не старыми перечницами, а ее ровесницами, которым еще читать и читать до своих первых операций на глазах. И дочерям рекомендовать. Более того, надо создать фокус-группу из приятельниц и дать им рукописи Елизаветы и Жанны. Они ответят на вопросы анкеты, она сделает выводы. И обязательно нужен еще один автор. С тремя способными российскими бабами можно начинать что угодно.

Сотовый вынудил ее остановиться напротив входа в метро. Лера Могулева. Как ее только не «обзывали» с такой фамилией. Монголова, Гоголева, видимо по аналогии с яичным напитком, Мокеева… А непосредственная начальница, Фирдаус Искандеровна, каждое утро вежливо приветствовала: «Здравствуйте, Могулаева». Подруга, единомышленница. Самая первая, самая близкая. Как-то они забежали в супермаркет после шашлыков за городом – джинсы, футболки, кеды. Волосы растрепанные, ногти ободранные, лица нераскрашенные. Пристроились к кассе. А впереди стояла их ровесница-антипод – отмытая, причесанная, наряженная. И чем-то они ухоженному созданию не понравились до того, что оно решилось демонстрировать недовольство их соседством. Разворачивалось на сто восемьдесят градусов и буравило презрительным взглядом, громко требовало не задевать его корзиной, в общем, самоутверждалось. Наверное, часов пять трудилась, бедняжка, чтобы сносно выглядеть. И ее оскорбляло, что кто-то явился в гастроном без столь же тщательной подготовки. Они могли бы гордо игнорировать девицу, но вдруг подруга начала хохотать. Чем больше сдерживалась, тем непристойнее и громче оказывались вылетавшие изо рта звуки, то хрюканье, то ржание. Наконец, задыхаясь, проорала: «Она тут выкаблучивается, а у моей собаки комбинезон из такой же ткани, как у нее платье». Света пригляделась, так и есть. Маленькая очередь, развлекавшаяся напряженным противостоянием трех фиф, захихикала. Девица позеленела и, сжав в правой руке сдачу, левой мощно двинула вперед груженую тележку. Раздался вопль едва не сбитой насмерть бабуси. Народ веселился. Но подруга и не думала раскланиваться, как ни в чем не бывало заговорила со Светой о хлебе и молоке. Непосредственный и скромный она человек. Легка на помине.