Читаем без скачивания Шляхта и мы - Станислав Куняев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Почти каждый поляк, даже образованный, верит сегодня, что после II мировой войны мы вернулись на земли, отнятые у нас немцами… Восточная Пруссия, кусочек которой нам достался (7– Ст. К), никогда не была польской…» (Юзеф Липский).
Поляки чувствуют, что сейчас, когда пересмотрены исторические решения Ялты и на очереди ревизия Потсдама, они могут лишиться сталинского подарка, да и чехи тоже рискуют расстаться с судетскими землями, поскольку в новой объединенной Европе принцип «коллективной ответственности» немецкого народа перед народами-жертвами будет отменен, и воля держав-победительниц, разгромивших фашизм, будет объявлена утратившей силу.
«Стыдно, пан Помяновский!..»
В 1920 году во время безумной попытки Юзефа Пилсудского создать Великую Польшу «от можа до можа» шляхта, пользуясь тогдашней беспомощностью Советской России, захватила часть Белоруссии и Украины аж с Киевом в придачу. Да ломоть Литвы. Еще вчера жившая под революционно-демократическими лозунгами Польша в одночасье стала националистическим государством. Нужно было давать ей отпор, но под какими призывами? Ведь освобождение Польши состоялось за подписью Ленина и под знаком борьбы с «тюрьмой народов». С какими словами подымать русский народ на борьбу со своими братьями по классу – революционерами?
С величайшим трудом, сделав неестественную попытку объединить революционную фразеологию с обломками имперского патриотизма (как бы предвосхищая сталинский идеологический поворот перед Отечественной войной), правительственная газета «Известия» печатает 30 мая 1920 года «воззвание ко всем бывшим офицерам, где бы они ни находились». Вот несколько отрывков из этого поистине исторического воззвания:
«Мы все обязаны по долгу совести работать на пользу, свободу и славу своей родной матери России. В особенности это необходимо в данное грозное время, когда братский и дорогой нам польский народ, сам изведавший тяжелое иноземное иго, теперь вдруг захотел отторгнуть от нас земли с исконным русским населением и вновь подчинить их польским угнетателям».
«В этот критический исторический момент нашей народной жизни мы взываем к вам с настоятельной просьбой забыть все обиды, кто бы и где бы их вам ни нанес, и добровольно идти с полным самоотвержением и охотой в Красную Армию… Не жалея жизни, отстоять во что бы то ни стало дорогую нам Россию и не допустить ее расхищения, ибо в последнем случае она безвозвратно может пропасть, и тогда наши потомки будут справедливо проклинать и правильно обвинять нас за то, что мы из-за эгоистических чувств классовой борьбы (! – Ст. К) не использовали своих боевых знаний и опыта, забыли свой родной русский народ и загубили свою матушку-Россию.
Председатель особого совещания при главнокомандующем А. А. Брусилов, члены совещания А. А. Поливанов, Б. Н Клембовский, Д. П. Парский, А. С. Балуев, А. Б. Гутор».
Тут же в подверстку были опубликованы отклики с собраний бывших офицеров недавно разгромленной (не без помощи Польши) деникинской армии с подписями и с готовностью идти на бой с поляками за Советскую Россию и народную власть.
А через неделю в той же газете был опубликован призыв Троцкого, в котором Главковерх витийствовал почти как Кутузов:
«Все, что есть честного в интеллигенции! Офицерство русское – то, которое поняло, что Красная Армия спасет свободу и независимость русского народа! Вас всех призывает Западный фронт!»
И это несмотря на то, что совсем недавно им был утвержден указ о расстреле командной верхушки корпуса Думенко, где было немало офицеров царской армии…
Не раз поляки были близки к победе над обессиленной Россией в тяжелейшие для нее времена… Два раза владели Москвой, один раз Киевом. Трижды Польша была близка к желанной для шляхты границе по Днепру. Но на каждый такой удар неизбежно следовало историческое возмездие… Наши нынешние «Известия» по сравнению с «Известиями» троцкистской эпохи, когда пишут о неизбежно повторяющемся русском реванше, выглядят как совершенно антирусское издание. Как будто в Варшаве издаются. А не на Пушкинской площади. Исторический счет в газете идет только с польской стороны. Как будто им поляки платят за такого рода материалы. Вот что, к примеру, печатало это издание 11 июля 2000 года, во время визита Квасьневского в Москву, когда в Польше открывались «чеченские культурные центры», когда поляки «жгли наши трехцветные флаги»:
«А чего еще хотели? Исторические обиды живучи. Три раздела Речи Посполитой, беспощадные карательные экспедиции царских войск в 18 и 19 веках, удар в спину в сентябре 1939 года, Катынь, брошенные Сталиным на произвол судьбы участники Варшавского восстания…»
Как будто Сталин спланировал и развязал это восстание, как будто не российский гражданин Максим Юсов из «Известий» пишет, а спесивый шляхтич из «Жечпосполитой».
Ну а 60 тысяч русских пленных, погибших в польских лагерях с 1920 по 1922 год? Эта цифра более чем в три раза превосходит количество пленных, зарытых в русской земле. (А в 1940 или в 1941 году – будущие историки еще уточнят дату.) Историки современные после долгих споров остановились на 60 тысячах красноармейцев, и нарком иностранных дел Советской России Чичерин в ноте от 9 сентября 1921 года на имя поверенного в делах Польши в России Г. Филипповича указывал, что «в течение двух лет из 130 тысяч русских пленных в Польше умерло 60 тысяч». Ну, оспорите вы, панове, десять-пятнадцать тысяч – все равно наши трагические козыри будут старше. Как относились поляки при режиме Пилсудского к нашим военнопленным, откровенно писал один из его ближайших сотрудников Свитальский в дневнике, опубликованном в 1992 году:
«Помехой к деморализации большевистской армии путем дезертирства из нее и перехода на нашу сторону является ожесточенное и беспощадное уничтожение нашими солдатами пленных…»
Вот о чем не желают вспоминать демократические журналисты из отечественных «Известий». Да в нынешней Польше редакцию подобной антипольской газеты на другой же день после перечисления преступлений Польши против России сожгли бы вместе с сотрудниками, как евреев в Едвабне. И правильно бы сделали.
* * *Читая о страстях, возникших вокруг Едвабне, начинаешь понимать, что в темных глубинах национального бытия народов есть такие отстойники, которые не высыхают, не исчезают, несмотря ни на какой внешний прогресс, ни на какие революции, реформы или перевороты. Все, что выпало в осадок племенной жизни в древние времена, нет-нет да и взбаламучивается в жизни нации на крутых поворотах судьбы.
Польский историк Януш Тазбир в одной из дискуссий на страницах «Новой Польши» свидетельствует, что еще в XVII веке в Польше, кроме ведьм, «сжигали евреев, которые, по всеобщему мнению, были виновниками ритуальных убийств».
Ю. Бек – будущий министр иностранных дел в правительстве Пилсудского, рассказывал отцу, как на Украине в 1918–1919 годы «в деревнях мы убивали всех поголовно и все сжигали при малейшем подозрении в неискренности».
В ту же кампанию после занятия Пинска по приказу польского коменданта было сожжено 40 евреев.
В местечке Тешиево во время еврейского погрома было вырезано 4 тысячи человек… Ну как при таких традициях было не случиться Едвабне?
В 1931 году в журнале «Новый мир» (№ 5–6) были опубликованы воспоминания Я. Подольского (под псевдонимом Н. Вальден), побывавшего в 1919–1923 годы в польском плену. В то время в мире еще не было опыта ни гитлеровских, ни беломоро-балтийских лагерей, и поляки как бы стали законодателями моды по отношению к военнопленным в XX веке:
«…мы явно мешали жить сопровождавшему нас унтеру… Чтобы вознаградить себя за беспокойство, он не кормил нас… семь-восемь дней мы оставались абсолютно без всякой пищи». «Вставать, пся крев! Вставать! – Чуть зазеваешься – и с наслаждением хватит тебя палкой по чему попало».
«Ночью по нужде выходить опасались. Часовые как-то подстрелили двух парней, вышедших перед рассветом из барака, обвинив их в попытке к бегству. Пресловутая попытка к бегству и оскорбление начальства стоили жизни не одной сотне наших военнопленных. Подозрительных зачастую переводили в штрафной барак– оттуда уже не выходил почти никто…» «Перед отъездом нас повели в баню. Издевательские гигиенические купания стоили жизни не одному пленному. Часами дрожишь голый в холодном предбаннике, потом – струя тепловатой или чрезмерно горячей воды – и уже гонят дальше. На влажное тело натягиваешь мокрую вонючую одежду, грязным комом брошенную из дезинфекционного отделения.
После бани нас отделили свирепым кордоном от остальной массы пленных. Несколько человек были застрелены за попытку передать записку отъезжающим».
