Читаем без скачивания Беседы со Сталиным - Милован Джилас

Мир, в котором жили советские руководители – а это был и мой мир, – начал медленно принимать для меня новые очертания: ужасная, непрекращающаяся борьба со всех сторон. Все обнажалось до предела и сводилось к соперничеству, менявшемуся только по форме, в котором выживали лишь самые сильные и ловкие. Я еще и до этого был полон восхищения советскими лидерами, а теперь предался совершенно неистовому энтузиазму в отношении той неисчерпаемой воли и осведомленности, которые не покидали их ни на мгновение.

Это был мир, в котором нет иного выбора, кроме победы или смерти.

Это был Сталин – созидатель новой социальной системы.

Уезжая, я вновь спросил Сталина, нет ли у него каких-нибудь замечаний относительно деятельности югославской партии. Он ответил:

– Нет. Вы сами лучше всех знаете, что надо делать.

По прибытии на Вис, я сообщил об этом Тито и другим членам Центрального комитета. И подвел итоги своей поездки в Москву: Коминтерн фактически больше не существует, а нам, югославским коммунистам, надо самим думать о себе. Нам придется опираться в первую очередь на свои собственные силы.

Когда я уходил с обеда, Сталин передал мне меч для Тито – подарок от Верховного Совета. Чтобы добавить что-нибудь не менее достойное этого великолепного и благородного подарка, я по пути домой через Каир выбрал свой собственный скромный подарок: шахматы из слоновой кости. Не думаю, что в этом была какая-то символика, но мне действительно кажется, что даже тогда внутри меня сдержанно существовал мир, отличавшийся от мира Сталина.

Из-за зарослей елок вокруг сталинской дачи поднимались туман и рассвет. Сталин и Молотов, усталые после еще одной бессонной ночи, попрощались со мной за руку у порога. Машина унесла меня в утро и в еще не проснувшуюся Москву, купавшуюся в росе и в голубой дымке июня. Ко мне вернулось чувство, которое я испытал, ступив на российскую землю: в конце концов, мир не так уж и велик, когда смотришь на него с этой земли. И возможно, не так уж несокрушим – со Сталиным и его идеями, которые, надо полагать, раскрыли, наконец, человеку правду об обществе и о самом себе.

Это была красивая мечта – в реальности войны. Мне даже в голову не приходило попытаться определить, что из этого более реально, так же, как сейчас, я не смог бы определить, что именно – мечта или реальность – в большей мере не смогли выполнить своих обещаний.

Люди живут в мечтах и в реальностях.

Глава 2

Сомнения

1

Моя вторая поездка в Москву, а вместе с тем и моя вторая встреча со Сталиным никогда, вероятно, не состоялись бы, если бы я не стал жертвой собственной же откровенности.

Вслед за вступлением Красной армии в Югославию и освобождением Белграда осенью 1944 года отдельные лица и группы красноармейцев совершили настолько много нападений на граждан и солдат югославской армии, что для нового режима и коммунистической партии возникла политическая проблема.

Югославские коммунисты идеализировали Красную армию. Однако ее бойцы совершали безжалостные поступки, не гнушаясь даже мелким мародерством и преступлениями в своих собственных рядах. Коммунистов это привело даже в большее смущение, чем простых людей, которые, основываясь на унаследованном опыте, ожидали мародерства и преступлений от любой армии. Проблема действительно существовала. Хуже того, противники коммунизма использовали эти инциденты с солдатами Красной армии в своей борьбе против нестабилизировавшегося режима и коммунизма вообще. Проблема осложнялась тем, что командиры Красной армии оставались глухи к жалобам, и поэтому складывалось впечатление, что они сами потворствовали нападениям и тем, кто их совершал.

Как только Тито вернулся в Белград из Румынии, – а он тогда также побывал в Москве и впервые встретился со Сталиным, – эту проблему надо было решать.

На состоявшейся у Тито встрече, на которой я присутствовал вместе с Карделем и Ранковичем, – мы все четверо были наиболее известными руководителями югославской партии, – было решено обсудить это с главой советской миссии генералом Корнеевым. Чтобы Корнеев понял проблему во всей ее серьезности, решили, что с ним будет разговаривать не только Тито, мы все трое тоже должны присутствовать на встрече, а с нами два самых выдающихся югославских командира – генералы Пеко Дапчевич и Коча Попович.

Тито изложил Корнееву проблему в исключительно мягкой и вежливой форме, отчего резкое и обиженное отрицание всего последним показалось еще более удивительным. Мы пригласили Корнеева как товарища, как коммуниста, а он начал кричать:

– От имени Советского правительства я протестую против подобных инсинуаций против Красной армии, которая…

Все попытки убедить его оказались тщетными. В его мозгу возникла картина самого себя как представителя великой державы и армии-«освободительницы». Именно тогда я сказал:

– Проблема также и в том, что наши враги используют это против нас и сопоставляют нападения солдат Красной армии с поведением английских офицеров, которые не участвуют в подобных эксцессах:

На это Корнеев отреагировал вопиющим отсутствием понимания:

– Я самым решительным образом протестую против оскорбления Красной армии путем сравнения ее с армиями капиталистических стран.

Лишь позднее югославские власти собрали статистические материалы о беззаконных поступках солдат Красной армии. Согласно предоставленным гражданами жалобам, имели место 121 случай изнасилования, из которых 111 были изнасилованиями с убийствами, 1204 случая мародерства с нападениями – цифры едва ли малозначительные, если учесть, что Красная армия пересекла только северо-восточную часть Югославии. Цифры красноречиво показывают, почему югославские руководители были вынуждены смотреть на эти инциденты как на проблему политическую, тем более серьезную из-за того, что вопрос о ней встал во внутренней борьбе. Коммунисты смотрели на эту проблему также и как на моральную: неужели это та самая идеальная и давно ожидавшаяся Красная армия?

Встреча с Корнеевым закончилась безрезультатно, хотя позднее стало известно, что советские командиры более резко отреагировали на своеволие своих солдат. Как только Корнеев уехал, некоторые товарищи упрекали меня – одни мягко, другие резче – за то, что я сказал. Мне действительно никогда не приходило в голову сравнивать Советскую армию с английской – у Англии была только миссия в Белграде, – я изложил очевидные факты и выразил свою реакцию на политическую проблему, меня возмутило также отсутствие понимания и непримиримая позиция генерала Корнеева. У меня, конечно, и в мыслях не было оскорблять Красную армию, которая в то время была мне не менее дорога, чем генералу Корнееву. С учетом поста, который я занимал, я не мог молчать, когда насиловали женщин, – это преступление я всегда считал одним из самых отвратительных, – когда жестоко обращались с нашими солдатами, когда грабили наше имущество.