Читаем без скачивания Напролом - Дик Френсис

– Идемте, – сказала Даниэль. – Предоставить возможность поговорить по телефону – это самое меньшее, что я могу сделать для вас.

Я неуклюже выбрался из машины, и Даниэль виновато сказала:

– Наверно, мне не следовало заставлять вас вести машину всю дорогу...

– Ну, это немногим дальше, чем до моего дома.

– Наглое вранье. Мы проехали поворот на Ламборн пятьдесят миль назад.

– А, пустяки!

Она смотрела, как я запираю дверцу машины.

– Нет, серьезно, с вами все в порядке?

– Ничего такого, чему не могла бы помочь горячая ванна.

Она кивнула, повернулась и повела меня в здание. У здания были стеклянные входные двери, а за ними – холл, уставленный креслами и растениями в кадках. У регистрационного стола сидел охранник в форме. Она назвала мое имя, охранник записал меня в книгу, выдал мне пропуск на прищепке и указал на тяжелую дверь, которая открывалась по звонку.

– У нас тут как на военной базе, вы уж извините, – сказала Даниэль.

– Компания сейчас панически боится террористов.

Мы прошли коротким коридором и оказались в большом офисе, где стояло штук семь столов. Сидевшие за ними люди по большей части собирались уходить домой. Еще в комнате было море зеленого ковра, с десяток компьютеров и, вдоль длинной стены, ряд телеэкранов на уровне выше человеческого роста. По всем экранам показывали разные программы, но звук был выключен.

Даниэль и прочие обитатели офиса обменялись непринужденными приветствиями. Про меня никто не спросил. Она провела меня через комнату к своим владениям. Это были два письменных стола, поставленных под прямым углом друг к другу, и между ними – удобное вращающееся кресло, которое позволяло сидеть за обоими столами. На столах находились несколько ящиков с карточками, компьютер, пишущая машинка, пачка газет и телефон. За креслом на стене висела большая таблица, на которой можно было писать фломастером, а потом стирать. Графы таблицы были озаглавлены: "СОБЫТИЕ", "ГРУППА", "МЕСТО", "ВРЕМЯ", "ФОРМАТ".

– Садитесь. – сказала Даниэль, указывая на кресло. Она сняла трубку и нажала на светящуюся кнопку на телефоне. – О'кей. Звоните.

Она обернулась, чтобы посмотреть на таблицу.

– Так, ну-ка глянем, что произошло в мире, пока меня не было.

Она просмотрела графы. В графе "Событие" кто-то написал большими черными буквами: "Посольство".

– Хэнк! – окликнула Даниэль. – Что там за история с посольством?

Ей ответили:

– Кто-то написал красной краской на дверях американского посольства:

"Янки, убирайтесь домой!", и охрана устроила шухер.

– Беда какая!

– Тебе нужно будет дать дополнительное сообщение в "Ночную линию".

– Да, конечно... А у посла интервью уже взяли?

– Нет, до него пока еще не добрались.

– Надо будет попробовать еще раз.

– Конечно, детка! Это теперь твои проблемы! Вперед!

Даниэль весело улыбнулась мне, и я с некоторым удивлением понял, что ее работа куда важнее. чем я думал, и что она тоже чувствует, что живет по-настоящему, когда приходит на работу.

– Звоните, звоните! – повторила она.

– Ага.

Я набрал номер, и Холли сняла трубку после первого же звонка.

– Кит! – напряженно крикнула она в трубку.

– Да, – сказал я.

Холли крикнула так громко, что ее голос долетел до ушей Даниэль.

– Откуда она знала? – удивилась Даниэль. Потом ее глаза расширились.

– Она ждала вашего звонка! Вы знали...

Я коротко кивнул.

– Кит! – говорила Холли. – Где ты? С тобой все в порядке? Твоя лошадь упала...

– Все отлично. Я в Лондоне. Что стряслось?

– Все стало еще хуже! Все ужасно! Мы... мы потеряем конюшню... все...

Бобби куда-то ушел...

– Холли, – сказал я, – запиши мой телефон. – Зачем? Ах, из-за "жучков"? Да плевать мне на "жучки"! С телефонной станции обещали прийти завтра утром, поискать. Но теперь уже все равно. Мы погибли! Все кончено...

– Казалось, она измотана до предела. – Ты не мог бы приехать? Бобби просит. Ты нам нужен. Ты нас поддерживаешь...

– Что случилось? – спросил я.

– Это банк. Новый директор. Мы сегодня ходили к нему, и он говорит, что у нас нет денег даже на то, чтобы в пятницу выдать зарплату работникам, и что они намерены заставить нас продать конюшню... Он говорит, наше имущество стоит меньше, чем мы им должны... и что мы скатываемся все ниже, потому что наших доходов не хватает даже на то, чтобы уплатить проценты на те деньги, которые Бобби занял на покупку жеребят. Ты знаешь, сколько он с нас хочет содрать? Еще семь процентов сверх первоначальной ставки! Значит, всего семнадцать процентов! А они еще начисляют проценты на проценты... долг растет, как снежный ком... это чудовищно... это просто нечестно!

"Бардак! – подумал я. – Впрочем, банки никогда не были благотворительными заведениями".

– Он признался, что это все из-за статей, – плачущим голосом продолжала Холли. – Он сказал, как неудачно... – неудачно! – что отец Бобби не хочет нам помочь ни единым пенни... Это все из-за меня... Это я виновата, что Бобби...

– Холли, прекрати! – сказал я. – Ты городишь чушь. Сиди спокойно. Я сейчас приеду. Я в Чизике. Часа через полтора буду.

– Банкир говорит, что мы должны раздать лошадей владельцам. Он говорит, Бобби не первый и не последний тренер, который прогорел... говорит, такое случается сплошь и рядом... такая жестокость! Я готова была его убить!

– Хм... – сказал я. – Ладно, ты, главное, пока ничего не предпринимай. Выпей. Свари мне шпинату или чего-нибудь такого, а то я голодный как волк. Я выезжаю. До встречи.

Я положил трубку и вздохнул. На самом деле мне вовсе не хотелось ехать в Ньюмаркет, когда все тело ныло от ушибов и в животе бурчало от голода, и мне вовсе не хотелось разбираться со всеми этими проблемами семейства Аллардеков. Но договор есть договор. Мой близнец, моя неразрывная связь, и все такое.

– Что, какие-то проблемы? – спросила Даниэль, внимательно следившая за мной, Я кивнул и коротко рассказал ей о нападках "Знамени" и их тяжелых финансовых последствиях. Даниэль быстро пришла к тому же выводу, что и я.

– Отец Бобби – жопа.

– Жопа – это самое точное слово, – согласился я.

Я медленно встал с кресла и поблагодарил ее за телефон.

– Вы сейчас не в том состоянии; чтобы куда-то ехать! – протестующе заметила она.

– Это только кажется! – Я наклонился и поцеловал ее в душистую щечку. – Вы еще приедете на скачки со своей тетей?

Она посмотрела мне в глаза.

– Возможно, – ответила она.

– Это хорошо.

***

Бобби и Холли молча сидели на кухне и смотрели в пространство. Когда я вошел, они равнодушно повернули головы в мою сторону.

Я похлопал Бобби по плечу, поцеловал Холли и спросил:

– Слушайте, у вас тут вина нет случайно? Я умираю от многих различных недугов, и первое, что мне нужно, – это выпить!

Мой бодрый голос показался неуместно громким в царящем вокруг унынии.

Холли тяжело поднялась на ноги и подошла к буфету, где стояли стаканы. Она протянула руку к дверце – и тяжело уронила ее. И обернулась ко мне.

– После того как ты звонил, – сказала она безжизненным голосом, – я полнила результаты анализов. Я действительно беременна. Сегодняшний вечер должен был быть самым счастливым в нашей жизни...

Она обвила руками мою шею и тихо заплакала. Я тоже обнял ее и прижал к себе. А Бобби остался сидеть. Похоже, ему было слишком плохо, чтобы ревновать.

– Ладно, – сказал я. – Выпьем за малыша. Ничего, мои дорогие. Бизнес – дело наживное, к тому же ваш бизнес еще не лопнул. А детки остаются навсегда, благослови бог их душеньки.

Я расцепил руки Холли и достал стаканы. Она молча вытерла глаза рукавом свитера.

– Ты не понимаешь, – глухо сказал Бобби. Но я как раз отлично его понимал. У него не осталось сил, чтобы бороться, слишком велико было поражение. Я и сам знавал подобное состояние духа. Когда тебе так хреново, требуется очень большое усилие воли, чтобы не опускать рук.

– Включи музыку, да погромче! – сказал я Холли.

– Не надо, – сказал Бобби.

– Надо, Бобби. Надо, – сказал я. – Встань и крикни что-нибудь. Покажи судьбе фигу. Расколошмать что-нибудь. Или выругайся от души.

– Я тебе шею сверну! – сказал он с проблеском ярости.

– Вот и отлично. Давай!

Он вскинул голову, уставился на меня, потом вскочил на ноги. Его мышцы просто на глазах снова наливались силой, в глазах вспыхнула гневная отвага.

– Вот и отлично? – вскричал он. – Я тебе шею сверну, гребаный Филдинг!

– Вот это уже лучше, – сказал я. – И дай мне чего-нибудь поесть.

Но вместо этого он подошел к Холли, обнял ее, и они стояли посреди кухни и плача, и смеясь. Они снова вернулись в мир живых. Я вздохнул, смиренно порылся в морозилке в поисках чего-нибудь, что можно приготовить по-быстрому и от чего не толстеют, нашел, сунул в микроволновку, налил себе красного вина и залпом выпил.

За ужином Бобби признался, что был настолько угнетен, что даже не обошел на ночь конюшни. Поэтому после кофе мы с ним вышли во двор.