Читаем без скачивания О друзьях-товарищах - Олег Селянкин

Подплыл я к ним, разделся в воде, спрятал под фуражку комсомольский билет и удостоверение личности, и мы, помогая друг другу, поплыли к левому берегу, до которого оставалось метров четыреста. На наше счастье, нас летчики не стали добивать пулеметными очередями, что в те дни было обычным явлением, и мы благополучно добрались до берега.

В другой обстановке, при других условиях мы, разумеется, получили бы какое-то время на то, чтобы прийти в себя, но сейчас каждый человек был дорог, и, наспех обмундировавшись, я прыгнул на полуглиссер и остаток дня носился на нем, выполняя самые различные поручения. Лишь глубокой ночью взял курс на свою базу (затон Тумак). Шел мимо горящего Сталинграда и вовсе не намеревался соваться под бомбы, которые с прежней яростью рушились на пылающие кварталы. И тут около правого берега, вдоль которого опять текла огненная река, увидел бревно и прижавшегося к нему человека. Течением бревно с человеком несло в огонь. Тогда у нас со старшиной полуглиссера и состоялся примерно такой разговор, который начал я:

— Видишь? Похоже, там человек?

— Идем на последних каплях бензина.

— Так ведь человек же там!

— К тому говорю, чтобы не винили, если мотор заглохнет.

Так ответил мне старшина 2-й статьи П. Вира, поворачивая полуглиссер к огненной реке.

Все случилось точно так, как он и предсказывал: только вытащили мы раненого из воды, перехватив его у самой кромки огня, как мотор нашего катерка чихнул несколько раз и заглох.

Огонь уже лизал наши борта, мы уже устали бороться с ним, когда из ночи вынырнул какой-то полуглиссер, бросил нам буксирный конец и вытащил нас на чистую воду. Он же и дал нам немного бензина, чтобы мы смогли подрулить к базе.

Я нарочно так подробно остановился на этом маленьком эпизоде, который вроде бы никак не мог повлиять на ход всей Сталинградской битвы. Он, этот эпизод, как мне кажется, хорошо характеризует наше настроение в то тяжелейшее для нас время.

С 24 по 28 августа проработал я на сталинградских переправах. Это и очень мало (всего четверо суток!), и невероятно много, если учесть, в каких условиях приходилось работать. Десятилетия минули с той поры, но я и сегодня восхищаюсь спокойствием и организованностью сталинградцев, оказавшихся перед лицом таких суровых испытаний. В том, что сталинградцы именно так встретили этот вражеский удар, огромную роль, бесспорно, сыграла вся работа партийных органов Сталинграда. В том числе и вот это обращение городского комитета обороны, адресованное жителям города:

«Дорогие товарищи!

Родные сталинградцы!

Остервенелые банды врага подкрались к стенам нашего родного города.

Снова, как и 24 года назад, наш город переживает тяжелые дни.

Кровавые гитлеровцы рвутся в солнечный Сталинград, к великой русской реке — Волге.

Воины Красной Армии самоотверженно защищают Сталинград. Все подступы к городу усеяны трупами немецко-фашистских захватчиков.

Обер-бандит Гитлер бросает в бой все новые и новые банды своих головорезов, стремясь любой ценой захватить Сталинград.

Товарищи сталинградцы!

Не отдадим родного города, родного дома, родной семьи. Покроем все улицы города непроходимыми баррикадами. Сделаем каждый дом, каждый квартал, каждую улицу неприступной крепостью.

Выходите все на строительство баррикад. Организуйте бригады. Баррикадируйте каждую улицу. Для строительства баррикад используйте все, что имеется под руками, — камни, бревна, железо, вагоны трамвая и т. д.

Построим баррикады быстро и так, чтобы боец — защитник Сталинграда беспощадно громил врага с баррикад, построенных нами.

Бойцы Красной Армии! Защитники Сталинграда!

Мы сделаем для вас все, чтобы отстоять город. Ни шагу назад. Бейте беспощадно врага. Отомстите немцам за все учиненные ими зверства, за разрушенные очаги, за пролитые слезы и кровь наших детей, матерей и жен.

Защитники Сталинграда! В грозный 1918 год наши отцы отстояли красный Царицын от банд немецких наемников. Отстоим и мы в 1942 году краснознаменный Сталинград. Обстоим, чтобы отбросить, а затем разгромить кровавую банду немецких захватчиков.

Все на строительство баррикад!

Все, кто способен носить оружие, на баррикады, на защиту родного города, родного дома!»

Я видел, как сталинградцы возводили баррикады, как люди самых мирных профессий становились бойцами народного ополчения, как они шли в бой на отремонтированных ими танках.

А 28 августа утром меня вызвали в штаб флотилии к флагманскому минеру — капитану 3-го ранга А. Г. Хохлову. Был он знающим специалистом и хорошим организатором, за что мы, подчиненные, и уважали его. Но с недавних пор (после большой неприятности) появилась в его характере черточка, которая частенько доводила меня до белого каления. Например, родилась в моей голове самая примитивная идея: обучать минеров подрывному делу не только теоретически, но и практически. Докладываю Андрею Григорьевичу, как своему начальнику по специальности. Он полностью одобряет ее и велит мне все это изложить на бумаге, что я и делаю. Он внимательно изучает мой рапорт, устно одобряет еще раз и сразу же тащит меня с рапортом к командующему флотилией, докладывает ему: дескать, так и так, хорошее дело предлагает минер такой-то, надо бы поддержать начинание. Контр-адмирал Рогачев берет ручку, чтобы наложить соответствующую резолюцию, и вдруг спрашивает:

— А где же ваше мнение как специалиста?

— Его я высказал, а распишусь после вас, товарищ командующий.

Короче говоря, остерегался Андрей Григорьевич лезть с резолюцией вперед начальства, остерегался свое мнение раньше решения командования фиксировать на бумаге. Вот и теперь, вызвав меня к себе в самое горячее время, он начал издалека:

— Как самочувствие? Не устал? Не жалуешься?

Я, зная особенности его характера, ответил уклончиво. А ему будто только это и нужно было услышать, он млеет в радостной улыбке.

— Значит, не жалуешься? А как ты взглянешь, если мы поручим тебе работу с плавающими фугасами?

Плавающие фугасы — малые глубинные бомбы, взятые в деревянный каркас с таким расчетом, чтобы они плыли чуть выставив из воды рейки-рычаги, которые, коснувшись препятствия, немедленно воздействуют на взрывающее устройство. Готовить их к пуску было просто, но где с ними на Волге работать? Ведь здесь нет ни одного вражеского корабля, ни одного вражеского моста, ни одной вражеской переправы?

Все это промелькнуло у меня в голове, и я спросил:

— А что конкретно вы хотите мне предложить?

— Начальство не предлагает, а приказывает! — отшутился Андрей Григорьевич. И сразу же серьезно: — Значит, согласен?

Терпеть не могу, когда начальство у подчиненного спрашивает согласие! Все облекается вроде бы в форму добровольности, но попробуй откажись!

Кроме того, я еще с училища знал, что командование, естественно, далеко не всегда считается с желанием своего подчиненного. Так, у нас в училище перед выпуском обязательно спрашивали у каждого, где, на каком флоте он желает служить. И в большинстве случаев почему-то получалось так, что лейтенанта, желавшего служить на Черном море, обязательно направляли за Полярный круг. Случайность? Может быть. Но я считал и считаю иначе.

Вот поэтому на вопрос Андрея Григорьевича я только неопределенно повел плечами.

— Значит, договорились! — Он и вовсе расплылся в улыбке. — Ты поболтайся тут, в штабе, а я тебя еще вызову.

Около часа я «болтался», потом ко мне подвели какого-то майора (судя по петлицам — инженерных войск) и сказали, что с этого момента мне надлежит следовать за ним.

Майор поздоровался со мной, так буркнув свою фамилию, что я ничего не понял, и мы оба зашагали к Волге, где нас уже ждал катерок. А там, на правом берегу, меня армейские командиры передавали друг другу до тех пор, пока я не оказался в штольне, вход в которую был со стороны речки Царицы.

Здесь, в штабе фронта, я и получил задание, которое можно сформулировать так: с отрядом матросов проникнуть во вражеский тыл на реку Дон, где всеми имеющимися в моем распоряжении силами и средствами уничтожать мосты и переправы, топить паромы и все прочее, на чем немцы могут переправлять через Дон свои резервы; срок выхода на задание — по готовности, но не позже 6.00 завтра.

Скрывать не буду: очень почетно было получить задание от командования фронтом, и я с радостью и гордостью согласился принять под свою руку отряд минеров-подрывников (так официально называлась наша группа). Однако меня очень интересовало и волновало, кого назначат комиссаром нашего отряда?

Дело в том, что, как я уже убедился на личном опыте, комиссар играл огромную роль хотя бы уже и потому, что я как командир, был обязан согласовывать с ним все свои решения. А это порой бывало трудно. Особенно, если у тебя каждая секунда на строгом учете, если каждая из них может стать роковой. Ведь иной раз то или другое решение (да еще во вражеском тылу) приходит к тебе, казалось бы, без всякой подготовки, ты его инстинктивно находишь, что ли. А если так, то как я объясню, допустим, комиссару, почему приказываю немедленно поступить так, а не иначе?