Читаем без скачивания Америkа reloaded game (с редакционными примечаниями) - Кирилл Еськов

-------------------------------------

* «Кавалерия Святого Георгия» – английское выражение, возникшее в эпоху Наполеоновских войн: золото, используемое Англией для решения своих внешнеполитических проблем вместо военной силы. Название пошло от изображения Святого Георгия на золотом соверене Георга III (прим. ред. ).

-------------------------------------

(имея в виду изображенные на золотом калифорнийском клугере корабль и Николая Угодника – покровителя Колонии). Деятельность эта была не только крайне дорогостоящей, но и весьма опасной; при неудачной попытке добыть на оружейном заводе Ланкастера нарезные орудия нового образца разведка Калашниковых раздала несколько килограммов золота и потеряла четверых агентов – безденежных юношей из хороших семей, не ведавших, что творят: за промышленный шпионаж в доброй старой Англии вешали столь же исправно, как и за военный. (Впрочем, что Господь ни делает, всё к лучшему: та модель Ланкастера оказалась вообще неудачной, артиллерию Колонии Калашниковы стали модернизировать по собственным разработкам, дополненным вполне успешно на сей раз скраденными у Армстронга чертежами его казнозарядного орудия; в итоге модель инженера Кокорева вышла столь удачной, что в мексиканской и аргентинской армиях эти пушки потом служили едва ли не до 90-х годов.)

Экономика Колонии работала пока без одышки, но с предельным напряжением сил. В марте 1854-го к его высокостепенству девятому президенту (а теперь еще и Главнокомандующему…) Игорю Васильевичу Северьянову явились железнодорожники Зыряновы и доложили: чугунка от Петрограда до Елизаветинска закончена почти на три недели раньше намеченного (повезло с погодой), так что следует, не теряя темпа, перебрасывать рабочие бригады и инженерный состав на строительство давно вожделеемой Колонией стратегической Пацифико-Атлантической магистрали, тем более что на техасском ее участке, Новый Гамбург – Эль-Пасо, компания Грауфогеля уже работает вовсю, а дом Тарбеевых дотянул свою телеграфную линию на Эль-Пасо аж до реки Колорадо, так что единственное, что сейчас нужно Дому – это внутрикомпанейский беспроцентный кредит на чепуховую сумму в четверть миллиона клугеров, меньше полумиллиона американских долларов… На что последовал немыслимый, не укладывающийся в голову калифорнийского негоцианта ответ: «Прошу простить меня, компаньерос, но денег в казне нету. Ну, вот совсем нету – как Бог свят! Из невоенных проектов Компания сейчас финансирует только тот тарбеевский телеграф – без него нам совсем хана… Так что вы уж как-нибудь того… сами; в Европе кредит сейчас вряд ли кто даст, а вот в Соединенных Штатах – почему нет? На последний край – я могу разрешить вам акционирование дороги, с тем, чтоб потом, как чуток полегчает, выкупить у внешних акционеров блокирующий пакет». Кредит в «Бэнк оф Манхаттан Компани» Зыряновы получили потом без особых проблем, но, выйдя тогда из президентского кабинета, его степенство глава Дома дверью за собой грохнул так, что чуть штукатурка не облетела: «Дооборонялись, однако… От зелененьких фрегатиков…»К началу 1855-го такие настроения распространились в Колонии весьма широко, причем не столько среди простонародья (несшего основные тяготы милитаризации), сколько среди купечества: сколько ж можно швырять деньги на ветер, видно ведь невооруженным глазом, что Коалиция завязла в зимней крымской грязи по самую ступицу, и ни до какой Калифорнии на краю света им там, в Европе, теперь и дела нет! Северьянову требовалось теперь всё его легендарное красноречие и весь авторитет, чтобы отстаивать перед Негоциантами необходимость продолжения провозглашенной ими в марте 53-го политики «Лучше десять саженей траншеи, чем сажень могилы». Позицию его, удивительным образом, ослаблял достигнутый уже успех: осенью 54-го глава дома Калашниковых Кирилл Киреевский (которого, разумеется, никто не звал иначе, как «Кирибеевич») доложил Главнокомандующему и Конференции: Дом в срок выполнил взятые на себя обязательства, и задача обороны Колонии с моря в первом приближении решена.За основу Калашниковы взяли разработки французских инженеров Эльзеара-Дезире Лето и Дюпюи де Лома, где главным элементом береговой обороны являются плавучие батареи – только вот батареи они создали никем еще в мире не виданные. Главная заслуга тут принадлежала Павлу Обухову, сумевшему сварить двухслойную железно-стальную броню, необычайно прочную и вязкую: при толщине всего в три дюйма ее невозможно было пробить даже в упор ни тяжелым ядром, ни разрывным снарядом из бомбической пушки Пексана. Андрею Попову осталось «всего лишь» совместить в единое целое эти броневые листы, шесть казнозарядных пушек Кокорева и паровую машину с винтовым движителем – и получить маленькую плавучую крепость, неуязвимую ни для какой тогдашней корабельной артиллерии и способную передвигаться с вполне божеской скоростью четыре узла; единственной реальной опасностью для тяжелых низкобортных «поповок» было волнение – не более трех баллов. Другим перспективным новшеством, уже запущенным в массовое производство, были плавучие мины – безотказное «оружие слабых».Казалось бы, самое время тут дать роздых экономике, чуток притормозив военную гонку, однако Северьянов умудрился, взамен того, продавить через Конференцию ее форсирование (Тютчев впоследствии, проверяя собственные впечатления, опросил нескольких участников того заседания, и все они говорили нечто вроде: «Да я и сам не понял, как мы приняли то решение – он нас просто обморочил!»; постфактум, кстати, создается отчетливое впечатление, что девятый Президент, как некогда и первый его предтеча, Меншиков – просто-напросто знал всё заранее ). Давали себя знать и накопившиеся уже межкорпоративные обиды: Главнокомандующий поддерживал курс Калашниковых на создание принципиально новых видов вооружения, полностью отказавшись, например, от наращивания численности не только парусных, но и паровых фрегатов – на что очень рассчитывали судостроители, и Жихаревы, и Вандервельде; были заложены, правда, четыре скоростных винтовых парохода новейшей конструкции – однако и тут заказ на два их них передали, для быстроты, Бостонским верфям. В ответ же на всемерно поддерживаемые судостроителями претензии шефа Адмиралтейства Егора Альвареса: «Чем воевать-то будем – парусниками? Или торговые пароходы каронадами оборудуем?» Северьянов со всей кротостью вопросил: «Да вы, ваше степенство, никак, собрались дать Грэнд-Флиту генеральное сражение, лоб в лоб? И чтоб вымпелов на дно ушло побольше, да поновее – а то как-то оно несолидно, да?» – и тот не нашелся что возразить.Во всяком случае, когда на том заседании Главнокомандующий изложил новый план: задача-минимум решена, наши приморские города защищены достаточно надежно, так что теперь мы должны думать не об обороне, а о том, как нанести вражескому флоту решительное поражение – с тем, чтоб иметь потом сильную позицию при заключении мира, Негоцианты на пару минут впали во всеобщее оцепенение. «Игорь Васильевич, опомнитесь, голубчик! – жалобно воззвал старейшина Конференции, представитель дома Лукодьяновых. – Мыслимое ль дело – с британцем на морях ратоборствовать! С нашими-то тремя десятками фрегатов, без единого линкора!..» В наступившем солидарном молчании Северьянов неспешно поворотился всем корпусом к сидевшему чуть поодаль от прочих главе дома Калашниковых:

– А что скажет компаньеро Киреевский?

– Можно рискнуть, компаньеро Главнокомандующий, – осторожно кивнул тот. – Мы бы взялись…

Конечно, тут здорово сыграл психологический эффект: Калашниковы только что предметно показали обществу цену своего купеческого слова – знать, и тут у них что-то припасено, не станет же он по-дурацки блефовать, только что сорвав банк! Ну ладно, послушаем… И по прошествии получасового экскурса в новейшие «технологии двойного назначения» (сколь разнообразны, например, следствия из только что изученного учеником Лобачевского Гаузе локального нарушения закона Бернулли при изменении сечения высокоскоростного газового потока) Негоцианты убедились: сформулированная Президентом задача-максимум крайне сложна, но выполнима, она не требует ничего сверхъестественного, только лишь упорства, отваги, толики удачи – ну, и денег, денег и еще раз денег! Причем деньги те не ухнут, как во всех ранешних войнах человечества, в бездонную, ненавистную любому купцу или крестьянину расшитую галунами прорву, а по-любому станут долговременными инвестициями в технический прогресс и грядущее процветание – так что когда при подведении итогов заседания представитель Лукодьяновых озабоченно покивал: «И всё-таки, всё-таки, компаньерос, план представляется весьма рискованным», это уже говорилось чисто для приличия.