Читаем без скачивания Тени чёрного пламени - Алексей Колентьев

Я подошел и, прислонив лицо к его шлему, спросил:

– Видел такое раньше?

Тот помедлил с ответом, руки напарника судорожно сжимали автомат, плечи дергались. Да и вся поза говорила, что Стах боится и всерьез.

– Нет… лешак это нас водит. Пропадем.

Голос охранника дрожал, это было слышно даже сквозь скрадывающую интонации глухоту маски. В лешака я особо не верил, однако эта нечисть вполне могла верить в нас.

Взяв Стаха под локоть, я развернул его в обратную сторону и сказал:

– Пошли обратно, пока еще можем выбраться.

Повернуть – значит не выполнить прямой приказ, однако кружить в потемках без направления, да еще с риском угодить в засаду, еще хуже.

Помедлив немного ради приличия, Стах согласно кивнул:

– Согласен, хрен с ним! Пускай Гурей сам идет…

И в тот самый момент, когда мы оба уже сделали по паре шагов в направлении горы, огонек впереди вспыхнул ярче любого солнца. Пискнул и выключился мой «ночник», Стах громко вскрикнул, и я увидел впереди за кустами сгорбленную фигуру. Напарник и я отреагировали мгновенно, однако произошло совсем не то, чего я ожидал. Секунду назад стоявший словно истукан охранник вдруг, бросив оружие, обхватил руками голову и с жутким воем повалился на землю. Крик его был настолько силен, что пробивался даже сквозь вой неутихающей непогоды. Вскинув автомат, я силился поймать фигуру в прицел, но нахлынувшая волна тошноты и слабости заставила ослабить хват. В глазах двоилось, сердце бухало с интенсивностью парового молота, стремясь проломить виски и вырваться на свободу. Мозгоед!.. Только эта человекоподобная тварь способна сначала завлечь жертву, сломить ее волю и поработить сознание. Я стоял на ногах только благодаря приобретенным в племени способностям. Нападавший этого не мог знать, потому, видимо, импульс пси-поля был рассчитан на обычного человека. Стах все так же выл, вонзив пальцы рук в землю и раз от раза все сильнее прикладываясь головой. Тварь, видя, что я все еще стою на ногах, усилила напор излучения, теперь уже сконцентрировавшись только на мне. В ушах зашумело, голова словно бы заполнялась колючей стекловатой. Но я больше не пытался увидеть противника, просто закрыл глаза и сел на землю.

Узор паутины замерцал ярко-алым, мозгоед пытался блокировать и чувственный диапазон тоже, но мне удалось нащупать его ускользающую тень на грани восприятия. Тварь была очень старой и обитала здесь долгое время. Отголоски мыслеобразов тянулись за зыбкой фигурой, блуждающей среди полыхавших алым светом нитей. Многое было смутно, некоторые картины поражали своей фантасмагорической бредовостью настолько, что разобрать что-то конкретное не получалось. Но были и понятные, довольно отчетливые. Сначала тварей было три. Их забросило сюда случайно, в момент перехода одного пласта реальности в другой. После того как паника улеглась, они, быстро освоившись, стали охотиться на все, до чего могли дотянуться. Сила их была велика, люди, животные и гости из других миров – никто не смог оказать сопротивления. Потом пришли Ткачи и для доказательства своей силы убили одного из троих, поработив остальных. При упоминании хозяев ткани Вероятности мой оппонент испытывал неимоверно сильную смесь ужаса и ненависти. Волна, сотканная из этих чувств, нахлынула с такой интенсивностью, что в какой-то момент я едва не потерял контроль над собой. Что случилось потом, в видениях показывалось очень путано, разобрать ничего не получалось. Однако я понял, как можно вывести существо из равновесия. Сконцентрировав оставшиеся силы, я вызвал в памяти образ того единственного Ткача, с которым довелось сражаться на станции. И как только образ возник, сеть дрогнула, нити замерцали и начали терять цвет. Тень противника заметалась, почуяв знакомый образ, мозгоед пытался спрятаться еще надежнее. Но страх перед бывшим хозяином был настолько велик, что все случилось с точностью до наоборот. Нити Вероятности снова обрели зеленовато-мертвенный цвет, а фигура твари, пытавшейся сожрать наши со Стахом мозги, вдруг появилась в десятке шагов впереди. Я бестрепетно вынул пистолет и три раза выстрелил мозгоеду в голову. Из-за плохой видимости и завываний ветра ничего расслышать не получилось, но жуткий ментальный всплеск боли я получил такой силы, что едва не выпустил оружие из рук. Силуэт дернулся и пропал в тут же сомкнувшихся над ним стеблях сухостоя. Спрятав пистоль в кобуру, я огляделся вокруг. Стах лежал в двух шагах слева, свернувшись клубком. Подтянув «коврушу» к себе, я поднялся с земли и пошел туда, где упал мозгоед. Он лежал ровно там, где я и ожидал его найти, в десятке шагов впереди. Погасив «ночник» и вынув небольшой фонарик, я, бегло осмотрев тело, вынул нож и отрезал твари голову. Во рту ощущался привкус крови, неимоверно хотелось сплюнуть тягучий сгусток соленой слюны, преодолев рвотный позыв, пришлось сглотнуть. В ушах стоял противный писк, дыхание сбилось и шло с каким-то противным посвистом на выдохе. Отшвырнув голову неудачливого любителя чужих мозгов как можно дальше от тела, я побрел обратно. Напарник уже стоял на карачках, слепо шаря по земле вокруг себя. Подняв охранника на ноги и прихватив с земли его «чебурашку», я сориентировался на местности, и мы пошли к лагерю.

Мозгоед водил нас кругами, стараясь заманить как можно глубже в заросли, где, скорее всего, у него берлога или нечто вроде столовой. Раньше мне приходилось видеть отчеты групп исследователей, нанимавших вольных старателей для разведки мест обитания разных существ. Мозгоеды не едят там, где живут. Обычно они оборудуют одно или два временных убежища, где сначала мучают своих жертв, а потом поедают их, иногда еще живых. Сейчас он увел нас довольно далеко от дороги, но очухавшийся Стах быстро нашел ориентиры, и вскоре мы вернулись на свою проторенную колею. Напарник теперь шел сам, все еще пошатываясь. Время от времени нам приходилось останавливаться, тварь словно бы высосала все оставшиеся силы. В какой-то момент я настолько был затянут ритмом ходьбы, что пропустил появление твердой утоптанной земли под ногами. Тут Стах снова махнул рукой, и мы остановились на очередной привал. Ветер не утихал, швыряя в нас редкие капли почти полностью прекратившегося дождя.

Приблизив свою голову к моей, напарник спросил:

– Как ты его увидел? Я даже близко не понял, где этот черт сидел.

Отвечать на такие вопросы не мое любимое занятие. Вот скажи я про паутину, про всякие пси-поля и прочее, что подумает обычный трудяга, пускай и живущий в таком непростом месте?

Поэтому я просто свернул с темы, ответив как обычно:

– Повезло… наверное, опять просто повезло. Пошли дальше, хреновая вахта вышла.

Мы поднялись и вскоре уже вошли в лагерь, где встречать нас собрались все, кроме, пожалуй, Петри, которого, как я успел заметить, ничего, кроме лошадей и энергетических напитков в жестянках, не интересовало. Нас обступили, со всех сторон послышались вопросы. Общий смысл их, конечно, крутился вокруг природы того самого огня, который пропал почти сразу, как только мы отошли от лагеря на приличное расстояние. Стах, при моем молчаливом согласии, взял все внимание на себя и принялся повествовать про страшного мозгоеда-из-кустов. Я махнул рукой столпившимся обозникам и, потихоньку проскользнув в палатку, после процедуры дезактивации сразу же присел возле навивавшей спокойное тепло сушилки. В общем чайнике было на треть остывшего чаю, который я вылил в припасенную на такой случай эмалированную кружку и стал пить маленькими частыми глотками.

Шум снаружи, не утихая, переместился в палатку. Но я в общей беседе участия не принимал, сославшись на усталость. Никто особо не возражал, ведь Стах рассказывал все в лицах и припоминая такие подробности, коих я, честно сказать, не упомню. Мысли опять вернулись к инциденту с мозгоедом лишь в тот момент, когда Никола спросил, куда делась голова существа.

– У этих тварей два мозга, как у динозавров. Один головной, а еще один справа, под сердцем. Если голову не отрезать, мозгоед регенерирует через сутки, может, чуть позже. Поэтому башку я отфутболил, встать бы он так и так не смог.

Галдевшие на разные голоса обозники вдруг притихли, Галя, даже побледнев, приложила ладошку ко рту, прикрыв его. Не понимая, в чем дело, я, пожав плечами, снова прислонившись к стене палатки, принялся за чай. Лишь немного погодя до меня дошло, что говорил я своим обычным, немного резким полушепотом, забыв добавить интонаций. Получилось слегка враждебно, хотя и в мыслях не было кого-то пугать. Все тихо разошлись по своим делам, стало относительно тихо. Ветер снаружи крепчал, немилосердно трепля ткань палатки и ведя со степью только им понятный разговор. Мне всегда нравилось слушать его, да еще, может быть, шорох дождя. Но тут, в этом непонятном месте, даже ветер и дождь были враждебны и до крайности странны. Здешняя музыка имеет свой извращенный ритм, слушая который не уснуть и даже на секунду не расслабиться.