Читаем без скачивания Трудности белых ворон - Вера Колочкова

— Что? – Илья поднял голову от разобранного на части фена, уставился рассеянно на Шурочку.

— Я говорю, вот вы бы смогли общаться с такой женщиной? – повторила свой вопрос Шурочка.

— Я?! Я нет… Не знаю… Нет, конечно же, нет… — Илья снова низко опустил голову, с преувеличенным вниманием начал рассматривать лежащие перед ним детали.

— Это ужасно, что он натворил, ужасно… Можно было б еще понять, если б она была лучше и моложе меня, а так… Вы не представляете, Илья, как сильно он меня любил раньше…

Шурочка надолго удалилась в воспоминания о своей прекрасной молодости, о неземной своей красоте и огромном количестве достойнейших кавалеров, добивавшихся в муках ее руки и сердца, с каждым из которых она могла бы гораздо более ярко и счастливо прожить свою супружескую жизнь. Говорила она о них с таким искренним, свежим, просто–таки сегодняшним сожалением, будто кавалеры эти самые только того и ждали все прошедшие годы, как бы оказаться побыстрее у ног ее…Илья слушал вполуха – можно сказать, и вообще не слушал, только изредка кивал головой вежливо. Забыл, что обмануть таким образом Шурочку вовсе нельзя. От громкого ее возгласа–возмущения он тут же и очнулся, вздрогнул и уставился на нее испуганно своими ярко–карими глазами.

— Я говорю, а вы не слушаете меня совсем! – бушевала обиженная Шурочка. – Я с вами о таких серьезных вещах, а вы…

— Чего вы тут ссоритесь, ребята? – заглянула в комнату встревоженная Люся. – Тебе, мам, пора маску смывать, она уже очень сильно подсохла. Раздражение же может быть…

— Ой! – Шурочка испуганно прикоснулась пальчиками к лицу, резво понеслась в ванную.

— Что, достала? – сочувственно обратилась к Илье Люся.

— Да ничего, сегодня еще терпимо.

— Вот и терпи, раз терпимо! Сам напросился. Ужинать будешь?

— Я пойду, поздно уже. Мне еще с ребенком погулять надо…

— С каким ребенком? – удивленно уставилась на него Люся.

— Да девчонка одна из нашей группы родила недавно. Мужа нет, квартиру снимает… А от ребенка не стала избавляться. Я ей и помогаю, как могу. Часа два сейчас погуляю с коляской, а она позанимается пока. Ну, и продуктов ей кое–каких прикуплю. Понимаешь, трудно ей очень…

— Да ладно! Чего ты оправдываешься, как будто я жена тебе? Иди уже…

Так завтра мы с бабкой ждем тебя к обеду?

— Да. Я приду.

— До завтра…

— Пока…

Анна села напротив Петрова, перекинула кухонное полотенце через плечо. Поставив локти на стол, положила подбородок совсем по–бабьи на сложенные ковшиком ладони, стала смотреть, как голодный ее муж жадно поглощает поджаренную до хрустящей корочки картошку.

— М–м–м…Как вкусно! Самое вкусное блюдо на свете – жареная картошка с соленым огурцом вприкуску. Правда, Ань?

— Слушай, Мить, сдается мне, что Вовка–то наш влюбился! Задумчивый такой стал, мягкий. И максимализма в нем поубавилось, знаешь… А вчера у меня ключи от дачи попросил. С девушкой, наверное, туда рванет на выходные. Сейчас там хорошо, в Голубицкой нашей. Весна, солнышко… Спасибо Ульяне твоей, радость нам всем такую устроила.

— Ну вот и хорошо. А то я как–то за него уж переживать начал, знаешь.

— Да за Вовку–то ладно. Ты, я вижу, совсем по другому поводу маешься, Петров…

— Это ты о чем?

— Сам знаешь, о чем. Я тебя, между прочим, серьезно спрашиваю. Хочешь в Екатеринбург поехать?

Петров вздрогнул от ее неожиданного, заставшего его врасплох вопроса – ну что за женщина такая, эта его жена… Прямо насквозь его, как рентгеном, просвечивает. А может, и не просвечивает, может, просто знает его слишком уж хорошо. Не зря же четверть века рядом с собой его терпит.

— Так денег же нет, Ань, — произнес он виновато и буднично, словно речь шла о покупке нового телевизора.

— А я не про деньги спрашиваю. Так хочешь?

— Ань, ну зачем ты…

— А мне знать надо. Может, у меня тут свой интерес имеется. Или, может, покаяться хочу…

— Да? Интересно… Ну, рассказывай давай, чего уж!

— Мить, это ведь я тогда, двадцать лет назад, Таню Гришковец отсюда выгнала! Она совсем и не собиралась уезжать, это я ее чуть не силой вытолкала. Обвинила ее в том, что она нам жизнь испортила… А что было делать, Петров? Так уж получилось. Но про беременность ее я тоже не знала. Честное слово…

— Ань, да к чему теперь все это? Ну, было и было… Двадцать лет прошло…

Петров скромно опустил глаза в тарелку, снова принялся есть с преувеличенным нарочито аппетитом. Анна усмехнулась понимающе и замолчала. Подумалось ей – да и ладно… И в самом деле, зачем ему знать, как примчалась она тогда к Тане на квартиру, как начала молча ее вещи в сумку сбрасывать, все подряд, без разбору. Как Таня стояла в сторонке, наблюдала спокойненько так… А потом вдруг и говорит:

« Зря психуешь–то, Ань. Никуда от тебя твой Петров не денется. Это тебе надо научиться принимать его таким вот. Смириться надо с тем, что он мужчина для всех женщин, а не для тебя одной. И не важно, что он именно на тебе женат. Все равно он – для всех.» Ох уж и покричала она на нее от души… Такими оскорблениями засыпала – вспоминать страшно. Так и не поняла сгоряча, что она хотела ей тогда сказать, да и не пыталась даже. Вот сейчас они с ней по–другому бы поговорили…

— А ты все–таки поезжай, Петров, — тихо произнесла она вслух – Отпускаю я тебя. И Тане там от меня привет передавай. И еще ей скажи – права она тогда оказалась. Она поймет… Да приглашай мальчика на каникулы! Или сразу сюда привози, пусть поживет с нами, попривыкнет… Если она отпустит, конечно. Хороший мальчик, понравился он мне. Что–то от тебя в нем есть неуловимое. В походке, в улыбке… Только он другой. Необычный какой–то. А взгляд – точно твой! Смотришь ему в глаза, и будто греешься. Чудной взгляд, и не человеческий вовсе, — марсианский будто…

Анна задумалась, вспомнив, как провожала Таниного сына на зимой вокзал, вспомнила его мальчишеское совсем, отчаянно–грустное лицо. Видела она тогда, как сильно хотелось ему заплакать, как сдерживался он из самых последних сил. А в поезде все–таки плакал, наверное. Задумалась она и о судьбе своей странной и нелегкой, и о муже своем Мите, тоже странном и бесконечно ею любимом. Нелегко быть женой Петрова, конечно. Но не быть женой Петрова еще хуже – такое и на минуту представить даже страшно…

— Марсианский, говоришь? – задумчиво поднял на нее глаза Петров и улыбнулся едва заметно, потеплел глазами.

— Ну да… Да ты сам увидишь! Он очень занятный. У тебя ведь простых детей не получается, сам знаешь.

— Ань!

— Ну что – Ань? Что есть, то и есть, чего уж…Мне вот Вовка недавно рассказал, как их теперь во дворе дразнят!

— И как?

— Представители новой людской общности – называется «Дети Петрова».

— Ну и не смешно. Дети как дети! Чушь какая…

— Не сердись, Митя. Ладно, проехали. Ну что, собирать мне тебя в дорогу? Трое суток ведь на поезде ехать, надо еду какую–то придумывать.

— Слушай, так у меня ведь отпуск в сентябре только! Кто меня раньше–то отпустит?

— Да ладно… Я сама схожу к главврачу, договорюсь. Он мне не откажет. Выпрошу тебе недельку в счет отпуска.

— А деньги?

— А что деньги? Займем! Первый раз, что ли? Одним долгом меньше, одним больше…Зато более тяжелый долг с души сбросишь! Отцовский! Все, решено, поезжай! И сюда его привози, если поедет…

— Господи, Аня… Как же мне с тобой повезло…

— Да ну… Это мне с тобой повезло, Петров. По крайней мере, скучать ты мне точно не даешь. Только знаешь, у меня к тебе все же одна просьба есть…

— Какая, Ань?

— Ты больше детей не рожай, ладно? А то ведь смех смехом, а и в самом деле скоро создашь новое уникальное сообщество уникальных людей…

Петров ничего не ответил. Промолчал скромненько. Потому что вчера в больницу ему позвонила Оля. И голос ее звенел колокольчиком от радости, и захлебывался периодически счастьем от переполнявшей всю ее новости: тест на беременность дал таки положительный результат…

Боже, какое ж это все–таки удовольствие — просыпаться в своей постели поздним субботним утром, когда за окном уже ярко светит солнце, и можно свободно потянуться, обхватить руками подушку, подставить теплым лучам затылок и, плотно зажмурив глаза, разрешить себе побарахтаться в зыбком состоянии нежной дремы, когда прерванный сон еще будто продолжается, и хочется его досмотреть, или просто дофантазировать , поймав краешком подсознания за ускользающий хвост…

Снился Люсе Глеб. Он уплывал от нее на большом корабле, все дальше и дальше в море, и почему–то протягивал к ней руки, и становился все меньше и меньше… « Вот совсем уплывет, исчезнет с глаз моих, тогда и проснусь!» – подумала она, еще плотнее сжимая веки. – « Давай–давай, уплывай быстрее…С глаз долой, из сердца вон…»

Неожиданно дверь в ее комнату с грохотом распахнулась, Люся вздрогнула, быстро подняла голову от подушки.

— Ой, прости, я тебя разбудила! Посмотри быстрей, как на мне костюмчик сидит? Сзади не очень попу обтягивает? А как ты думаешь, волосы надо ленточкой перевязать?