Читаем без скачивания Огненный глаз Тенгри - Дмитрий Федотов

— На него у нас ничего нет, — голос Ракитина погрустнел. — Более того, этот провора сумел уйти от «хвоста»!

— С потерями или без?

— А?.. Нет, просто слинял, как заправский шпион! Димыч, на кого же мы вышли?

— На очень заинтересованного и очень сердитого товарища.

— Ну, тогда ты там поосторожнее будь.

— Буду, — пообещал я, но уверенности при этом не испытал. — Олежек, дай мне добро на встречу с профессором. Чую, что немец, конечно, не виноват, но какое-то отношение к нашей истории имеет.

— Лады. Но потом обо всем доложишь!

— Договорились! Кстати, капитан, пробейте-ка по своим каналам предпринимателя по имени Михаил из Шегарки.

— Новый след?

— Возможно. Он, по моим сведениям, является приятелем пропавшего Урманова.

Про его отца, живущего в Юрге, я мстительно умолчал, хотя и понимал, что это глупо.

— Спасибо, Димыч, — Ракитин явно повеселел. — Ну, бывай!

— Пока, пока! — Я наконец отключил мобильник и повернулся к Нуриевой, внимательно слушавшей наш разговор. — Прошу прощения, Анна.

— Это и есть ваш лучший сыщик? — кивнула она на телефон.

— Именно! Когда Олег берется за дело, преступник обречен!

— А о каком фотороботе вы говорили?

— О портрете подозреваемого, составленном со слов свидетеля.

— Можно посмотреть?

— Пожалуйста. — Я выложил фото на стол.

Нуриева взяла снимок в руки и с минуту внимательно разглядывала физиономию моего давешнего «спарринг-партнера».

— А я его, кажется, знаю! — неожиданно заявила она.

— Господи, Анна, откуда?!

— Этот человек в прошлую среду приходил к нам в отдел, тоже интересовался материалами Великой сибирской экспедиции!

— Что же вы молчали?

— Но этими архивами часто интересуются. К тому же он представился научным сотрудником Новокузнецкого университета, удостоверение показал…

— Фамилию помните?

— Прохоров?.. Проханов… Нет, не помню.

— Ладно, все равно, скорее всего, липа. А материалы он получил?

— Нет. Он сделал заказ на копии, но за ними не пришел.

— Ладно, вы ешьте, а то рыбник у вас совсем остыл, а его нужно употреблять горячим…

Ужин наш закончился весьма оптимистично. Нуриева больше не выглядела потерянной и расстроенной, даже посмеялась нескольким анекдотам, которые я рассказал мимоходом.

Было уже часов девять вечера, когда мы вышли из «бистро» в теплые сумерки, окутавшие город. Праздношатающиеся компании молодежи заполнили вечерние улицы и скверы привычным гомоном и смехом, летние веранды кафешек и баров были заполнены до отказа. Я предложил Анне проводить ее и пройтись пешком, но она мягко и решительно отказалась. Мы чинно дошли до остановки, и девушка укатила на маршрутке. Я же отправился домой пешком — по такой погоде грех нюхать бензин или смотреть на летнюю ночь из окна троллейбуса.

Люблю обдумывать дела на ходу. Мысли двигаются в такт шагам — размеренно и неторопливо.

Первые итоги своего журналистского расследования я оценил как положительные, хотя дело постепенно усложнялось. А может быть, мне это только казалось. Вырисовывалась вполне стройная картина.

Допустим, некий современный шаман — их сейчас снова развелось до чертиков! — случайно откопал в библиотеке упоминание о каком-то древнем языческом обряде, связанном с общением с таким же древним духом или богом. Шаман понимает, что если «освоить» такой обряд, его статус в глазах коллег и вероятных последователей здорово возрастет. Он выясняет, что для проведения камлания нужны некие культовые предметы, и начинает их поиск. Нашел бы он их или нет — вопрос, но тут ему просто повезло. Он натыкается на сообщение в газете об открытии региональной выставки, посвященной прошлому Сибири.

Честолюбец решает пойти туда и к своей радости обнаруживает искомое почти в свободном доступе! Он начинает искать подходы к желанным предметам и невольно обращает на себя внимание сотрудника музея Урманова. А может, и предлагает тому принять участие в грабеже. За вознаграждение, разумеется. Урманов гордо отказывается (либо просто отслеживает нечестивца) и, дабы спасти ценные реликвии, решает спрятать их. К примеру, у себя дома, рассчитывая вскоре вернуть на место. Но злодей, видимо, оказался прозорливее и перехитрил Урманова, украв предметы либо из музея, либо из тайника Урманова. И честный сотрудник музея в гневе пускается в погоню за вором. Он настигает того в поселке Апрель, где шаман устроил себе логово, охмурив повернутого на мистике олигарха. Урманов становится свидетелем (возможно, невольным участником!) древнего камлания. И тут возникает дилемма.

Либо он как-то помешал обряду, например ввязавшись в драку с шаманом и сорвав с него оберег, либо Урманов стал участником камлания, вернее, жертвой, принесенной на алтарь божества! Тогда в первом случае, он и сейчас преследует вора, а во втором…

«Бедная Анна!» — невольно вздохнул я, сворачивая в родной двор и подумывая, не сообщить ли Ракитину об этой догадке.

Мне оставалось пройти каких-то пятьдесят метров до подъезда по дорожке, затененной акацией и липами. И в этот момент началось!

Движение за спиной за деревьями я заметил вовремя — сказались многолетние тренировки. Вообще-то это умеет делать любой мастер единоборств — карате, кун-фу, тэквандо, русбой — неважно. Умение «слушать» пространство — основополагающая практика боя. А вот то, что движение двойное, я понял лишь через секунду, когда уже начал ответное перемещение.

Атака неизвестной парочки оказалась воистину молниеносной. Я бы не смог от нее уйти, если бы нападающие не совершили странной на первый взгляд ошибки. На острие вектора атаки он должны были разойтись, взяв меня в клещи. Но бойцы почему-то избрали другой вариант — «жирафа», когда оба атакуют в лоб, но первый ведет атаку на ноги, а второй — на голову противника. Этот прием хорош, но лишь против новичка.

Я легко ушел от нижней «вертушки», прыгнув парню на спину, и связал его напарника верхним боем — фехтованием на кулаках. Боец он был опытный, но русбоем не владел. Через полторы секунды он получил «колун» между глаз и улетел обратно в акации, откуда появился. Заработал свою порцию плюх и первый. Этого я свалил жестким ударом локтем в затылок и для верности добавил пяткой по ребрам. Хруст раздался весьма отчетливый, и парень мешком затих на асфальте.

А в следующий миг появился третий — главный номер программы, мой давешний визави. На этот раз «шаман», как я его окрестил про себя, был одет более подходяще. Что-то вроде плотно облегающего тело трико, пятнисто-серого, почти сливающегося со стеной таких же пестрых зарослей.

«Шаман» тоже явно не знал русбоя, но владел не менее эффективной школой единоборства, даже более пластичной, чем старинная славянская борьба, и такой же универсальной. И он двигался заметно быстрее меня!

Я снова повел, как в прошлый раз, «танец пчелы», провоцируя противника на атаку. Сильно мешали мечущиеся пятнышки света, пробивающиеся сквозь листву. «Шаман» поначалу, как и раньше, попытался вычислить векторы моего перемещения, но затем вдруг остановился и сел на дорожку в позе лотоса. Разгадал мою тактику и дал совершенно адекватный ответ!

Ай да мастер! Уважаю таких. Однако что-то делать все же надо было. И тут настала моя очередь совершить ошибку. Почему-то я решил, что смогу оторваться от «шамана», и пошел вокруг. Ответный бросок его был настолько быстр, что показалось, будто он размазался в воздухе. Я еще никогда не видел, чтобы можно было так атаковать из такого положения!

И «шаман» меня достал-таки! Удар был силен. Кулак «шамана» пробил мой поспешный блок и воткнулся точно в середину грудины, в область сердечной чакры. Кость выдержала, но сознание я все же на несколько бесконечных мгновений потерял.

Очнулся сидя на земле, опираясь спиной на ствол липы. В груди тяжело бухало сердце, избавляясь от остатков адреналина. Голова была звонкой и пустой, как всегда после нокаута. Я медленно поднялся, держась за дерево, полез в карман за платком и сразу обнаружил пропажу. Старинный оберег исчез! «Шаман» добился своего.

«Памятная тетрадь № 4. Писано Степаном Крашенинниковым, адъюнктом натуральной истории и ботаники Е.И.В. Академии наук. Декабрь 1745 года Р.Х.»:

2 октября 1734 года

…вчера прибыли в Томск. У грубо сколоченной, но крепкой на вид деревянной пристани билось на привязи несколько рыбачьих обласов и больших плоскодонок, на которых — как мы уже знали, — местные поселенцы перевозили товары. Пристань была расположена прямо напротив устья неширокой речки, впадавшей в Тому и делившей город на Старый и Новый концы.

Народу на пристани было немного — все больше портовые рабочие да приказчики со складов. Праздной публики, характерной для российских пристаней, глазеющей часами на беготню и возню на причалах, здесь совсем не наблюдалось.