Читаем без скачивания Доносчик 001, или Вознесение Павлика Морозова - Юрий Дружников

У Ивана были основания для злобы на деда. Устинья, мать Ивана, рассказывала Соломеину, что дед приходил и требовал от нее, чтобы внук прекратил доносы на соседей. Устинья пересказала этот разговор сыну. "А ему чего нужно? - закричал Ванька. - Могилу ему нужно? Вырою. Знаю, что делаю. Никому не указать!"

В квартире Ивана Потупчика, на центральном проспекте Ленина в Магнитогорске, где мы навестили его, на видном месте стоял портрет Сталина, который при нашем следующем посещении был убран. Потупчик говорил медленно (перед этим у него был инсульт), жаловался на то, что случайные люди оттеснили истинных героев коллективизации. Подробности он рассказывал осторожно, пытаясь выяснить, что мы уже знаем. Впрочем, может, это нам только показалось, что он был настороже, так как наши подозрения зашли довольно далеко.

Потупчик охотно рассказал, что он с милиционером Титовым организовал поиски в лесу и трупы детей нашел первым именно он. "Только места убийства, на которых сейчас стоят два обелиска - Павлику и Феде, - фальшивые. Действительное место происшествия - на километр глубже в лес. Там, в высокой траве, дед с Данилой их зарезали. А близко к деревне ни один убийца не стал бы убивать".

Мы спросили у него дату, когда были найдены убитые дети, а также дату, когда был составлен первый протокол. Потупчик был готов к ответу. "За пятьдесят лет многое позабылось, - сказал он, - числа в печати неточные. Детей убили третьего сентября, это правильно, а найдены они были сразу. Так что протоколы вполне могли быть составлены 4 сентября. Потом сюда прибыла следственная группа из Свердловска и сразу заявила: "здесь был террор". Допрашивали полдеревни. Ну, я, конечно, участвовал, помогал. Взяли тех, на кого я указал. Никаких экспертиз не нужно было, и так ясно".

Потупчик рассказал, что его вскоре перевели из кандидатов в члены партии, а затем, сразу после суда, отправили служить в карательную дивизию ОГПУ. "За заслуги в области коллективизации", - добавил он.

Об Иване Потупчике много написано. Он был почетным гражданином Герасимовки, почетным пионером. Газеты называли его даже следователем, который раскрыл убийство Павлика Морозова. В 1961 году почетный пионер исчез с общественного горизонта. Он был осужден за изнасилование несовершеннолетней девочки. Вернулся он на свободу по амнистии, не отбыл срок полностью. После лагеря его опять хорошо устроили - на кадровую работу.

Каждый, кто жил в СССР, знает, кто "занимается кадрами". Газеты снова начали писать о нем как о герое, но уголовный розыск вскоре информировал газеты, и Потупчика перестали упоминать. Следователь уголовного розыска города Магнитогорска Яковенко, у которого мы навели справки, хорошо знал Потупчика и сказал о нем: "Почетный пионер изнасиловал пионерку. Как правило, такие люди совершают преступления неодократно, но не попадаются". Мы уже заканчивали работу над книгой, когда узнали, что Иван Потупчик умер.

Остановимся на второй фигуре из числа должностных лиц - на милиционере, а точнее, участковом инспекторе Якове Титове. "Я, участковый инспектор 8-го участка Управления РК (рабоче-крестьянской. - Ю.Д.) милиции Титов, принимал протокол-заявление от гражданина Морозова Павла, за ложные показания предупрежден по ст. 95 УК 1932 г. 27 августа в 9 часов дня я, Морозов Павел, пришел к Морозову Сергею за своей седелкой, где меня Морозов Данила избил и говорил, что я тебя в лесу убью. Больше показать ничего не могу. Протокол со слов записан верно, прочитан мне вслух, в чем подписуюсь - Морозов. Протокол принял участковый инспектор 8-го участка - Титов".

Это заявление имеется в деле в"-374, но мать Павлика сначала утверждала, что он к милиционеру ходил, а потом - что не ходил. Титов знал, что он имеет дело с ОГПУ, понимал, что в одно мгновение сам окажется на скамье подсудимых в числе тех, кто погубил Павлика, если не найдет виновных, и хотел застраховаться. И правда, незадолго до показательного суда в газете "Уральский рабочий" репортер В.Мор писал: "То ли по политической близорукости, то ли по другим причинам, участковый милиционер не успел вмешаться в дело". Что это за "другие" причины? Халатность Якова Титова, нежелание заниматься этим мокрым делом или - его соучастие в убийстве подростка, не дающего жить деревне?

Милиционер сперва участвовал в расследовании дела, но был быстро отстранен. Потом его сделали свидетелем на суде. Затем суд решил привлечь Титова к уголовной ответственности за то, что он не защитил Павлика от кулаков. Причем ему инкриминировали не должностную халатность, а политическую близорукость. Участковый Яков Титов был арестован вскоре после показательного процесса.

Как сообщил нам Иван Потупчик, делом милиционера занимался помощник уполномоченного особого отдела ОГПУ Карташов. "Карташов не любил Титова за то, что тот лез не в свое дело", - сказал Потупчик. Не исключено, добавим мы, что Титов что-то подозревал или знал об убийстве, и Карташов с ним рассчитался. Титова судил военный трибунал Урала. Ему дали семь лет. Он отсидел, вернулся, жил в Тавде. Умер он задолго до нашего приезда. В убийстве детей Морозовых Титов соучастником не был.

Первые секретные документы следствия по делу об убийстве детей, как помнит читатель, подписаны работниками ОГПУ Карташовым и Быковым. Сколько мы ни искали в печати тех лет эти имена, встретить их не удалось. Никто из очевидцев, включая Ивана Потупчика, этих имен не назвал. Однажды пожилая библиотекарша в Свердловске вынула из папки и протянула нам газетную вырезку, которую она хранила для очередной выставки, посвященной пионеру-герою. Под статьей "Песня о нем не умрет", опубликованной в газете "Восход" маленького уральского городка Ирбит, что неподалеку от Тавды, стояла подпись: "С.Карташов".

Через 31 год после убийства, 3 сентября 1963 года, следователь ОГПУ вдруг заговорил о себе в газете. Отбросим словесную шелуху о герое-доносчике и отметим важные новые детали. Следователь сообщает, что Федор был убит обухом топора, а не ножом, что трупы "сложили" рядом. Что нашел убитых детей Данила, который стал кричать, решив, что это снимет с него подозрения. А самое главное, в статье утверждалось, что Павлик с братом ушли в лес и были убиты не третьего сентября, как всегда считали, а на сутки раньше. Карташов - единственный человек, который назвал эту дату.

Почему же Карташов, тщательно избегавший славы, вдруг заговорил о своих заслугах, и не к круглой дате, а тридцать один год спустя? Решил, что дело за давностью лет списалось? Или хрущевская оттепель развязала язык? Сомнительно. Главным было то, что Карташову как раз исполнилось 60 лет и он пытался оформить персональную пенсию. Для этого давно выкинутому из секретных органов больному человеку надо было доказать свои выдающиеся заслуги перед партией, а документов у него на руках было мало. И расчет опытного чекиста оказался точным: персональную пенсию ему начислили.

В потоке юбилейных статей к 50-летию подвига героя-пионера имя Карташова появилось второй раз. Свердловский писатель Балашов в журнале "Уральский следопыт" назвал Спиридона Карташова старым чекистом, "кому мы обязаны тем, что дело об убийстве Павлика Морозова стало известно всей Советской России". В интервью впервые открыто говорится, что делом Морозова занималось ОГПУ. Карташов вспоминает, что он узнал об убийстве Морозова, когда находился в соседнем селе Городищи, выполняя другое задание. Поинтересовавшись, начал ли следствие Титов, и выяснив, что нет, он поехал в Герасимовку, арестовал всех кого надо, и за ночь арестованные признались.

В 1982 году мы приехали к Спиридону Карташову в Ирбит. Сидя с нами в захламленной и убогой комнате, похожей на ночлежку, вспоминая свою жизнь, персональный пенсионер Карташов рассказывал: "У меня была ненависть, но убивать я сперва не умел, учился. В гражданскую войну я служил в ЧОНе (часть особого назначения). Мы ловили в лесах дезертиров из Красной армии и расстреливали на месте. Раз поймали двух белых офицеров, и после расстрела мне велели топтать их на лошади, чтобы проверить, мертвы ли они. Один был живой, и я его прикончил".

Одно время Карташов служил в Одессе в погранотряде и с группой чекистов задержал пароход с людьми, пытавшимися бежать от большевиков. Всех их построили на берегу моря и расстреляли. Потом наступила коллективизация, и Карташова, выросшего из солдата в помощника уполномоченного особого отдела ОГПУ, прислали в Тавду. Ему давали разнарядку сколько человек раскулачить. Карташов вспомнил, как он с солдатами карательного батальона сгонял под конвоем в церковь зажиточных крестьян со всего района. Оттуда без суда их сразу отправляли в ссылку.

"Коллективизацию проводили всяко, - вспоминает он. - Бывало, сгонял единоличников в помещение, и кто не хочет вступать в колхоз, сидит на собрании под дулом моей винтовки до тех пор, пока не согласится". Карташов всегда носил два нагана: один в кобуре, другой, запасной, в сумке.