Читаем без скачивания Недостойные знатные дамы - Жюльетта Бенцони

В ответ на столь циничное заявление раздался возмущенный голос мадам де Ла Рошет — она принялась яростно упрекать маркиза в том, что он пытается очернить королеву после того, как обокрал ее. Мобрей расхохотался:

— Обокрал? Очернить? Успокойтесь, сударыня, лучше поройтесь хорошенько у себя в памяти. Вспомните Кассель… и то упорство, с которым принцесса меня преследовала. Она так и не простила меня за то, что я отверг ее!

— Сударь! — вскричал Витроль. — Как вы смеете…

— Что? Смею сказать, что королева Вестфалии оказала мне честь, влюбившись в меня? Бог мой, да, смею! Потому что именно из-за нее меня выгнали из Касселя. И возможно, что, повстречав меня на дороге, она решила мне отомстить и навлекла на меня подозрение в ограблении. Я совершенно уверен, что бриллианты уже в безопасности и пребывают вместе с ней где-нибудь в Швейцарии!

Подобного рода заявление невозможно было оставить без последствий, и Витроль по привычке отправился доложить своему патрону. Граф д'Артуа был уже в кровати. Не имея обыкновения распутывать сложные дела, а главное — омрачать ночь, сулящую радость спокойного сна, граф д'Артуа вышел из положения, посоветовав приятелю арестовать всех скопом. Бедняге барону, уже ощутившему, как почва уходит у него из-под ног, совет пришелся по душе, и он ему последовал. Моб-рея и его сообщников — Дазье, Кольвиля и Ванто — на следующий же день препроводили в Ла Форс.

В тюрьме Мобрей страшно ругался и обвинял всех чиновников нового правительства — разумеется, во главе с Витролем — в коварных интригах.

— Вы ищете бриллианты королевы Вестфалии? — воскликнул он на первом допросе. — Что ж, снимите с господина де Витроля его министерский мундир — под ним они и отыщутся!

Мобрей не преминул упрекнуть Витроля в сговоре с Екатериной, утверждая, что та по -

прежнему преследует его за то, что он отверг ее любовь. Судя по всему, подобные обвинения давались ему легко. Между тем Дазье и Кольвиль клялись, что в этом деле они только исполняли приказы правительства в целом и князя Талейрана в частности.

Сообщники еще продолжали громогласно оправдываться, когда во время обыска, произведенного на квартире у Мобрея, под матрасом были найдены три изумруда и огромный рубин, а также некая загадочная записка. На клочке бумаги — вероятно, обрывке письма — в самом верху можно было разобрать слово «Венсен». Сама же записка состояла из единственной фразы: «Седьмое дерево в ряду».

Полицейские тотчас решили, что речь идет о Вен-сенском лесе, и сломя голову бросились туда… но пыл их быстро остыл, ибо в Венсенском лесу деревья растут отнюдь не в ряд.

Впрочем, вскоре последовала еще одна находка: тюремщики перехватили письмо Мобрея, адресованное одному из его слуг — Барбье.

«Нас арестовали, почему — не знаю. Не беспокойся. В мое отсутствие позаботься о моих интересах. Скажи своей жене, чтобы она закопала в песок вино, которое она получила последним: если оно ударит в голову, произойдет ужасное несчастье. Я рассчитываю на твою жену. Передай ей это, а мне дай знать, получил ли ты мое письмо…»

Однако ни Барбье, ни остальные лакеи Мобрея не были женаты. Кто же тогда та таинственная женщина, которой Мобрей поручил «закопать в песок вино», иначе говоря — по мнению полиции — спрятать в песке драгоценности? Этого никогда не узнали, и скорее всего именно та неизвестная женщина являлась главной загадкой всей истории.

На протяжении всего расследования полицейских не переставало удивлять, что у Мобрея, обладавшего несомненным обаянием, производившим впечатление нз женский пол, не оказалось признанной любовницы. И это у мужчины, которому соблазнить женщину было столь же просто, как взять понюшку табака! Однако сообщницей его была явно женщина и наверняка в него влюбленная — иначе она вряд ли согласилась бы подвергнуться столь большому риску. Не подвергалось сомнению и то, что женщина эта была им любима — иначе он вряд ли стал бы столь ревностно скрывать и защищать ее.

Пока полицейское расследование топталось на месте, поползли слухи, что, возможно, Мобрей говорит правду и, как ни неприятно было это признавать, действительно является агентом нового правительства и верным роялистом. Среди родственников и друзей Мобрея находились и такие, чьи выступления в защиту обвиняемого отнюдь не облегчали жизнь Витролю. Так, например, братья де Ла Рошжаклен — маркиз Луи и граф Август — упорно обвиняли министра в желании скомпрометировать достойного и верного роялиста.

Быть может, дело и дошло бы до неприятных объяснений или даже до дуэлей на рассвете, если бы не анонимное — вернее, почти анонимное — послание, подписанное никому не известной «матушкой Шарбонье». Письмо это, якобы случайно попавшее в руки полиции, изрядно приободрило павших духом полицейских агентов. В нем корявым почерком и с массой орфографических ошибок сообщалось, что некий месье Гюэ нашел в Сене великолепные бриллианты.

Из письма явствовало, что указанный Гюэ служил в префектуре и был заядлым рыбаком. Как-то раз воскресным утром он занимался любимым делом, то есть удил рыбу, и крючок его удочки подцепил измазанный илом гребень. Приятель, удивший вместе с ним, захотел купить у него этот гребень, чтобы сделать подарок своей подружке, но Гюэ, у которого была жена, решил сделать ей приятное. Гребень был красивой формы, а если его как следует вычистить, он, несомненно, станет хорошим украшением для пышной черной шевелюры мадам Гюэ.

Итак, Гюэ принес гребень домой, жена стала его чистить… и с радостью обнаружила, что под черной грязью скрываются великолепные бриллианты.

Мадам Гюэ была в восторге, и хотя супруг умолял ее не распускать язык, она, разумеется, поделилась радостью с соседками. На следующий день история уже облетела весь квартал, и мадам Гюэ, тотчас получившая прозвище «королевской наследницы», стала объектом пристального внимания и жгучей ревности; среди завистников оказалась и матушка Шарбонье. А причины для зависти были: супруги Гюэ явно стали жить лучше.

Труднее всего смириться с удачей своего ближнего, и посему в один прекрасный вечер матушка Шарбонье засела за самую тяжкую во всей ее жизни работу: она села писать пресловутое письмо. В результате ее непомерных трудов жилище супругов Гюэ посетила полиция.

Разумеется, супруги все отрицали и дружно клялись, что слухи — сплошная ложь и за всю свою жизнь они не видели ни единого бриллианта. Обыск ничего не дал, и полицейские, разочарованные, уже направились к выходу, размышляя о том, как они по-своему разберутся с доносчицей. Но тут на глаза их начальнику случайно попался гипсовый бюст Гомера, стоявший на камине.