Читаем без скачивания Чёрный, как тайна, синий, как смерть - Елена Бриолле

Пока Анаис, всхлипывая, роняла редкие слёзы, Мансуров засучил рукава своего халата, сполоснул руки и уже спешил обратно. По его уверенным жестам было заметно, что художнику не в первый раз приходится иметь дело с подобными неприятностями.

– Александр, вам помочь? – спросил Ленуар. – Я в таких делах понимаю.

В бригаде краж и убийств все агенты мало-мальски владели навыками обработки ран, особенно порезов.

– Нет, я ведь в Париж приехал не картины писать, а учиться на медицинском факультете… Так что, знаете ли, хочешь не хочешь, а отцовские деньги отрабатывать надо.

– Я думал, что вы приехали изучать искусство…

– Нет, это Хиро у нас приехал изучать искусство. А мой папаша на такую блажь точно бы не раскошелился. Пришлось повиноваться отцовской воле и записываться на медицинский, чтобы стать хирургом. – Мансуров сел у ног Анаис, осмотрел рану и очень аккуратно пинцетом вытащил пару засевших в её стопе осколков. Девушка глубоко дышала и охала, впрочем, больше от страха и расстроенных чувств, чем от боли. Затем русский быстро развернул марлю и смочил её каким-то средством, пахнущим как железо. В ответ на вопросительное выражение лица Ленуара, он пояснил: – Это окисленная вода. Перекись водорода обычно используют только в промышленности, но в нашей лаборатории мы начали использовать её слабый раствор для обработки открытых ран. Она отлично убивает микробы. Об этом ещё мало кто знает, но я уверен, что скоро её будут использовать даже внутрь, для укрепления иммунной системы! Ха-ха!

– Алекс, если вы учитесь на хирурга, то как вы попали в Клуб кобальта? – спросил Ленуар.

– Хороший вопрос… Сам толком не знаю почему, но меня всегда тянуло к искусству. Знаете, в медицине теория всегда предшествует практике, а в искусстве всё наоборот. Возьмите, например, музыку. Можно сколько угодно изучать ноты, но, не касаясь клавиш, музыкантом не стать… Так же и в живописи. Не взяв кисточку в руки, никогда не поймёшь, как труден путь художника. В общем, с Барди меня познакомил Пьерель. Обычно я против кружковщины, да и материалистические идеалы Барди мне не близки… Но я люблю синий цвет и новые способы творческого самовыражения, поэтому и вступил в клуб.

– Неужели отдельно взятый цвет может настолько сплотить вокруг себя совершенно разных художников? – удивился Ленуар.

– Синий цвет – это шаг от человека к его внутреннему миру. Чем насыщеннее и темнее синий, тем быстрее он уносит человека в бесконечное и пробуждает в нем тягу к познанию мира…

Ленуар тоже любил рисовать, но ему были чужды эти русские абстрактные идеи, поэтому он просто спросил:

– Почему вы не разделяете идеи манифеста Клуба кобальта? Вам не нравится Барди?

– Потому что мне кажется, что если искусство отражает только свою эпоху, то оно быстро уйдёт вместе с ней, не рождая ничего нового. Материальное не имеет плодотворной, пророческой силы, такой силой обладает только духовное. Я люблю музыку, потому что через неё говорит душа, и в своих картинах я тоже стараюсь найти выражение внутренней красоты натурщицы…

Обработав рану Анаис, он наложил компресс и сделал перевязку. На всю процедуру у русского ушло не больше пяти минут. Каждое движение было точным и уверенным. Похоже, отец видел всё-таки в своём сыне задатки будущего хирурга и не просто так оплачивал ему жизнь на широкую ногу в столице Франции…

– Ну вот и всё, скоро снова сможешь танцевать! – сказал Мансуров и погладил Анаис по лодыжке своими длинными пальцами.

Анаис улыбнулась, а вот Хиро, наблюдавший эту сцену, поспешно отошёл в сторону и сел за столик у стены.

На столике был разложен гобан. Вид этой доски для игры в го, в принципе, не удивил бы Ленуара в доме японца, но что она делает у Мансурова?

– Вы играете в го? – спросил сыщик у русского.

– Да, я люблю настольные игры. Хиро научил меня играть в го. Но мне ещё очень до него далеко…

Габриэль Ленуар любил играть, и поскольку этому времяпрепровождению он предавался довольно часто, то со временем научился анализировать характер людей по их поведению во время игры. Как бы ни притворялся человек, в игре он всегда показывал своё истинное «я». Причём вне зависимости от заданных правил. Например, рисковые люди часто любили идти ва-банк и играли ярко, но быстро проигрывали. Другие, наоборот, долго думали над каждым ходом, боясь допустить ошибку… Каждый ход противника, каждый его жест в игре Ленуар читал с азартом, как главы в интересных книгах. А после игры составлял мнение о человеке, подобно тому, как критики составляют своё мнение о прочитанном романе. Этот метод Ленуар называл про себя теорией игр.

На этот раз сыщик снова решил воспользоваться случаем и совместить приятное с полезным.

– Хиро, а вы не согласитесь сыграть со мной в го? Я никогда ещё не играл в го с настоящим японцем, – обратился он с поклоном к Хиро Аоки.

Японец тоже поклонился и ответил:

– Ленуар-сан, спасибо за оказанную мне честь. Мне тоже ещё не доводилось играть в го с настоящим представителем французской полиции, – услышав это, Мансуров прыснул и что-то прошептал на ухо Анаис, – но я обещал, что предоставлю возможность Алексу-сан после сеанса рисунка взять у меня реванш.

– Понимаю. В таком случае могу ли я сегодня после обеда посетить вас в мастерской? У меня ещё осталось несколько вопросов о смерти Софии фон Шён, – сказал Ленуар и пристально посмотрел на японца. Азиатам обычно и так невыносимо трудно отвечать на просьбы отказом, а ответить отказом на просьбу официального представителя парижской префектуры было просто невозможно, и Ленуар об этом знал.

– Конечно, Ленуар-сан. Позвольте пригласить вас ко мне сегодня после обеда. Вот мой адрес, – сказал Хиро Аоки. При этом он вытащил из бамбукового футляра на поясе свою визитную карточку и протянул её двумя руками сыщику. – Буду ждать вас к четырём часам, Ленуар-сан.

– Ого, Хиро оказывает вам большую честь, Ленуар! – сказала Анаис. – Меня он ещё никогда не приглашал к себе в гости, правда, Хиро?

В ответ японец только смущённо развёл руками.

– Моя бедная клетка вряд ли придётся по душе такой яркой молодой женщине, как вы, Анаис-сан.

Натурщица встала и, наступив на пораненную стопу, снова скривилась от боли.

– Мадемуазель Марино, позвольте мне вас проводить, – предложил ей свою руку Ленуар.

– Спасибо, господин полицейский, – с тревогой в глазах ответила девушка, – но я очень спешу. С такой ногой я не смогу сегодня вечером выйти на сцену, мне нужно предупредить в театре, чтобы мне нашли замену…

Ленуар попрощался с художниками и помог натурщице спуститься по лестнице. Перед