Читаем без скачивания Золотая кровь - Люциус Шепард

– Принимаю ваш вызов.

Уже осторожнее он сделал шаг вперед, но дальше продвинуться не успел – Бехайм, не думая о последствиях, вихрем налетел на него и выгнал на середину залы, к черному столбу и манекену-фехтовальщику. Больше минуты они яростно сражались, обменявшись несколькими десятками ударов. Сталь, ударяющаяся о сталь, звенела блестящим контрапунктом к их выкрикам и восклицаниям. Бехайм почувствовал себя увереннее. Он смог противопоставить силовому превосходству Миколаса тонкие приемы борьбы. Но вскоре уверенности у него поубавилось – неприятель перешел в оборону, заставляя Бехайма впустую тратить силы и стараясь изнурить его.

В уголки его глаз стекал пот. Дыхание участилось. Сквозь узор, сплетаемый их оружием, он видел самодовольную ухмылку Миколаса. Глазам мешал фальшивый солнечный свет, вспышками отражавшийся от мечей, ослеплявший его.

– Подожди, сейчас отрублю твою поганую башку, – заявил Миколас и парировал очередной удар. – Я ее, – еще одно оборонительное движение, пробное нападение, – в шляпную коробку упакую. Крысам скормлю.

Он сделал выпад, взмахнул мечом, рубанул, отступил.

– Интересно, что будет? Может, у нее новое тело вырастет? Или у тела отрастет новая голова? Как думаешь?

Он задел плечом манекен, отчего тот в дергающемся танце отлетел в сторону. Бехайма вдруг осенило. Конечно, в исходе его задумки уверенности нет, зато есть полная уверенность в том, что произойдет, если в это уравнение не внести какую-нибудь новую переменную.

Еще около минуты он потратил на то, чтобы уверить Миколаса в своем якобы изнеможении, и наконец стал отступать, словно вот-вот готовый сдаться, вынуждая Миколаса гнаться за ним по зале и все ближе и ближе подходить к столбу. В какой-то миг он уж чересчур убедительно изображал усталость, и острие вражеского меча полоской жгучей боли скользнуло по его бедру, но он почувствовал, как рана почти сразу стала затягиваться, и укол не причинил ему ни малейшего неудобства. Миколас продолжал сыпать насмешками и угрозами, по которым видно было, как растет его самонадеянность. И вот, уже по-настоящему выбиваясь из сил, Бехайм рванулся к столбу, надеясь, что выбрал правильный угол движения. Миколас последовал за ним и не мог снова не задеть плечом манекен. Бехайм ткнул в верхнюю кнопку на столбе.

Несколькими жутковатыми движениями манекен-фехтовальщик привел себя в состояние боевой готовности, принял позу человека и, пошатываясь, двинулся вперед. Отвечая на толчок Миколаса, он полоснул его по спине и нацелился в шею, но тот, обернувшись, сумел отбить удар. Воспользовавшись моментом, Бехайм вонзил свой меч Миколасу в бок, под самые ребра, и подцепил его клинком, вспарывая плоть. Миколас взвыл, извиваясь, и выронил меч. В это время манекен проткнул ему живот: жертву пронзили с двух сторон. Миколас покачнулся, глаза у него закатились, его рвало кровью. Затем манекен и Бехайм одновременно выдернули из него мечи, и он рухнул на пол. Кровь окрашивала его брюки и впитывалась в красную рубашку. Бехайм бросился к Александре, которая сидела на полу, держась рукой за висок. Манекен погнался за ним с саблей на изготовку, позади гудели провода, проворные ноги клацали по полу.

Бехайм предполагал, что манекен будет только отвечать на наскоки. Но в этот момент он не нападал, и, глядя на деревянную башку, словно источавшую враждебность, на покрытое царапинами туловище с выцветшим сердечком – как с валентинки, – он понял, что ошибался, что какое-то неслыханное чудо науки наделило куклу убийственной самостоятельностью. Манекен бросился на него. Таинственное сочленение отдельных частей тела придавало его движениям жесткость, как у богомола, но перемещался он куда проворнее, чем любая ползучая тварь. Непрестанное щелканье и громыхание рук и ног придавало его свирепости особо зловещий оттенок. Бехайму оставалось только отражать удары. О том, чтобы самому перейти в нападение, не могло быть и речи. Перемещаясь по зале, увертываясь от противника, он думал, что в лучшем случае, когда он получит серьезную рану, устройство, управляющее чучелом, будет удовлетворено и прекратит преследование. Сабля манекена зацепила его плечо. Потом резанула по груди. В отчаянии он нырнул под занесенный клинок и обхватил врага. Лицо его уперлось в холодный и гладкий овал его головы. Но тут манекен задрожал, затрясся, задергался так, что его было не удержать, и швырнул Бехайма на пол. Тот откатился от опускавшейся на него сабли, вскочил на ноги и ринулся к столбу в центре зала, надеясь добраться до кнопок и обездвижить врага. Но вдруг, к его изумлению, громоздкое тело манекена взлетело на невероятную высоту и, приземлившись на пути у Бехайма, повернулось к нему. Его руки и ноги двигались в зловеще стройном механическом ритме, и Бехайм представил себе краба, подкрадывающегося по морскому дну к беспомощной мягкотелой жертве.

Глядя ему в лицо, склонив голову набок, манекен будто в недоумении изучал его, нацелившись саблей ему в грудь. Волокна бледно-коричневого дерева сложились в некое подобие страшного безглазого лица. Бехайм мог бы поклясться, что чувствует, как от этой деревяшки исходит слабый поток энергии, словно от живого существа, и у него было такое ощущение, что его оценивают, взвешивают его мастерство с точки зрения тактических возможностей.

– Сдаюсь, – сказал он, вопреки всем доводам разума уповая на то, что его услышат.

Он оглянулся на Миколаса. Тот распластался на полу. Александра лежала без движения.

– Стоять! – велел он манекену: может быть, нужна простая команда, волшебное слово?

Тот сделал шаг вперед, держа саблю с необычно высокой гардой у щеки, указывая клинком на потолок. Застыв на секунду, он вихрем ринулся в атаку, описывая саблей большие круги над головой. Двигался он невероятно быстро. Бехайм бросился на пол, попытался отрезать провода, идущие к ногам манекена, но тот не подпускал его к себе. Он снова поднялся и стал отступать, ему удавалось лишь защищаться. Сил почти не оставалось. Каждый отраженный удар отдавался болью в локтях. Меч отяжелел, мокрый от пота эфес выскальзывал из руки. Он во второй раз схватился с манекеном в рукопашной, стараясь скрутить ему голову, вывихнуть и оторвать руки, но вновь оказался на полу, так и не сумев причинить врагу серьезного вреда.

И вдруг манекен осел, повис на своих проводах, бессильный, как марионетка, голова его упала вниз, сабля тащилась сзади по полу. Бехайм, пытавшийся встать, обмяк. Он увидел: Александра стоит у столба и с силой колотит булавой по кнопкам. Дети так и сидели под окном в безразличных позах, их белокурые волосы блестели в луче холодного света, так четко очерченном, что можно было принять его за покосившуюся хрустальную колонну. На белых лицах чернильными пятнами темнели глаза. Миколас из последних сил полз к двери, оставляя за собой кровавый след. Но вот он остановился и сел, подобрав под себя ноги и держась за рану на животе. Неимоверным усилием Бехайм встал на колени. Едва успев отдышаться, он поднялся, приблизился к Миколасу и пнул его в грудь, отчего тот упал плашмя на пол и, задыхаясь, закрыл глаза. Когда он их открыл, Бехайм вонзил меч ему в горло, повернул клинок, чтобы расширить рану, а затем проткнул ему пах. Его захлестнула бесконечная радость. Миколас зашевелил окровавленными губами, пытаясь что-то сказать, но мешала рана в горле. Он сверлил Бехайма злобным взглядом, и тот быстро отвел глаза.