Читаем без скачивания Суперклей для разбитого сердца - Елена Логунова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Владимир!
– Элементарно, Ватсон! – подтвердила я. – Зачем этому Владимиру «Хельга», мы не знаем, но это сейчас не суть важно. Главное, у нас с тобой есть запасной парашют.
– Где? – Зяма вывернул шею, пытаясь заглянуть за спинку лавочки.
– Я выражаюсь фигурально! Запасной парашют – это резервный вариант! Если мы не найдем свою «Хельгу», не отыщем подходящий шкаф из числа прочих, проданных работникам фабрики музыкальных инструментов, и наше сегодняшнее объявление в двух газетах не даст результата, тогда мы обратимся к этому самому Владимиру. Может быть, он окажется удачливее нас и приобретет к тому времени какую-нибудь «Хельгу». Тогда мы постараемся ее у него выкупить.
– Или выкрасть! – заявил Зяма, которого скудость финансовых средств вынуждала мыслить криминально.
– Объявление с контактным телефоном Владимира сохраним, – сказала я, аккуратно сворачивая газету и бережно пряча ее в сумку. – А теперь – вперед, труба зовет!
– Какая труба? – Зяма завертел головой.
– Медная, наверное! – легко ответила я. – Какая-нибудь валторна, геликон или пионерский горн – какая разница? Все они родом с фабрики музыкальных инструментов! Ты случайно не знаешь, где в нашем городе находится эта кузница тромбонов?
Удивительное дело, Зяма знал! Редкий случай, когда Ватсон оказался полезен!
Мы снова влезли в битком набитый народом общественный транспорт и с полчаса наслаждались троллейбусным катанием, которое в жаркий полуденный час запросто можно было считать особо массовым видом экстремального спорта. В переполненном вагоне Зяме оторвали пуговку на рубашке, а мне отдавили ногу. Это нисколько не улучшило нам настроения, и к проходной фабрики музыкальных инструментов мы с братом подошли с такими злыми мордами, что охранник принял нас за какую-то строгую комиссию.
Мы действительно размахивали красными книжечками: я – удостоверением рекламно-розыскного агентства «МБС», Зяма – членским билетом Союза молодых художников Кубани. Оригинальный набор документов поставил в тупик любезную даму, которая, повинуясь звонку охранника, выплыла нам навстречу из фабричных ворот. Их пропускная способность легко позволяла проходить грузовикам-длинномерам, так что встречающей нас даме вполне хватило одной открытой половинки. Фигура этой особы радовала глаз на диво крупными формами и изобиловала плавными изгибами. Будучи одета в черное, дама была чрезвычайно похожа на концертный рояль.
– Здравствуйте! – хорошо поставленным голосом с неумеренной радостью вскричала она. – Могу я вам чем-то помочь?
– Проводите нас, пожалуйста, в профком, – довольно сухо сказала я, словно веером, помахав перед носом собеседницы своим удостоверением.
– Прошу вас! – любезная дама посторонилась, освободив проход, и мы с Зямой гуськом вошли в ворота.
Похожая на рояль фигуристая особа покатила следом за нами так плавно, что я не удержалась – оглянулась и посмотрела, не заканчиваются ли ее ножки колесиками.
Мы миновали просторный двор, заваленный какими-то ящиками, коробками и разнообразными отходами древесины, и вошли в контору. Мимоходом – путем ознакомления с соответствующей табличкой на дверях – выяснили, что бывшая фабрика музыкальных инструментов «Кубаночка» теперь именуется ООО «Музфабрика». Если бы я не знала, какую продукцию производит это предприятие, то по названию решила бы, что здесь разводят муз! Право, это было бы неплохо: мы могли бы заказать в питомнике трудолюбивую и усидчивую музу для нашей мамули!
– Анна Егоровна, к вам делегация! – приятным контральто пропела женщина-рояль, распахнув перед нами дверь с обшарпанной табличкой «Профсоюзный комитет». – Наши уважаемые гости представляют…
Тут она вопросительно уставилась на Зяму, по лицу которого было видно, что он ничего не представляет. То есть не имеет ни малейшего представления о стратегии и тактике предстоящей беседы с председательшей профкома. Эта долговязая очкастая барышня бальзаковских лет уже приветливо кланялась нам из-за огромного стола, накрытого просторным отрезом выцветшего кумача.
– Мы представляем интересы заслуженных работников отрасли! – заявила я, поспешив взять на себя инициативу.
– Прошу, прошу! – засуетилась Анна Егоровна, указывая нам на стулья, сбившиеся к ее столу, как голодные поросята к родной свиноматке.
Зяма посмотрел на ближайший к нему стул с сомнением. Посадочное место, возраст которого давно зашкалил за пенсионный, было характерной лошадиной масти «в яблоках». Вероятно, профсоюзные деятели неоднократно ставили на него стаканы с горячим чаем.
Зяма с тоской во взоре поглядел на другой стул – некогда мягкий, а сейчас имеющий в центральной части сиденья дыру, из которой горбом выпирала серая вата. Я поняла, что братец боится замарать свои любимые штаны, поэтому положила на пятнистый стул стопку принесенных с собой газет и с нажимом сказала:
– Казимир Борисович, присядьте, пожалуйста! Разговор у нас тут будет долгий.
Это прозвучало довольно зловеще, и Анна Егоровна заволновалась пуще прежнего. Волнение ее выразилось в том, что она уронила на стол очки и потом с минуту слепо хлопала по кумачовой скатерке ладонями, разыскивая пропажу. Я любезно подала подслеповатой председательше ее окуляры, подождала, пока она трясущимися руками водрузит их на законное место, и изобразила приветливую улыбку, которая отразилась в выпуклых синеватых линзах перевернутой радугой. Кажется, мой оскал не слишком успокоил нервную Анну Егоровну, но она все же опустилась на стул и нашла в себе силы прошелестеть:
– Слушаю вас…
– Это мы вас хотели бы послушать, – голосом твердым, как предложенный мне стул, сказала я. – Скажите, пожалуйста, Анна Егоровна, давно ли вы работаете на фабрике?
– Восемнадцать… нет, девятнадцать лет! – поспешно ответила председательша.
– Ах, как жаль! – я искренне огорчилась. – А я-то надеялась, что вы тут уже лет тридцать!
– Мне всего сорок пять! – на невыразительной физиономии пожилой девушки наконец-то отразились какие-то эмоции.
– Вы могли очень рано начать свой трудовой путь! – утешил ее галантный Зяма. – Кстати, я лично нипочем не дал бы вам больше сорока!
Анна Егоровна зарделась и уставилась на него с признательностью, грозящей перейти в обожание. Вот так всегда! Стоит только моему братцу открыть рот и зажечь глаза, как особы женского пола в возрасте от пяти до девяноста пяти лет массово попадают под его обаяние, сокрушительное, как артобстрел! В чем тут фишка, я не понимаю. Мне лично Зямка наиболее симпатичен, когда он помалкивает и смотрит в другую сторону. А еще лучше – тихо спит, укрывшись с головой, в дальней комнате.
– Позвольте, я изложу суть нашего дела! – Я постучала костяшками пальцев по столу, чтобы переключить внимание Анны Егоровны на себя и таким образом воспрепятствовать зарождению очередного безответного чувства. – Вы меня слушаете? Прекрасно. Итак, тридцать лет назад профком фабрики музыкальных инструментов «Кубаночка» выдал заслуженным работникам предприятия пять ордеров на покупку дефицитной немецкой мебели. Если не вдаваться в подробности, которые не могут быть вам интересны, нам нужно узнать, кто именно получил упомянутые ордера.
По раскрасневшемуся лицу Анны Егоровны было понятно, что ее уже интересуют любые подробности, обсуждение которых может продлить присутствие в ее кабинете великолепного Казимира Борисовича.
– Кто получил ордера? – эхом повторила она, не сводя заблестевших глаз с самодовольной физиономии моего братца.
– А зачем вам это? – раздался от двери трезвый голос дамы, похожей на рояль.
Мы успели забыть об ее присутствии, а она, оказывается, никуда не ушла! Так и стояла у входа, как караульная будка благородных очертаний. Я обернулась на голос:
– В ходе следствия по одному масштабному делу о давних злоупотреблениях в сфере торговли выяснилось, что с покупателей тех самых пяти немецких шкафов были незаконно истребованы суммы, существенно превышавшие действительную стоимость мебели. Не исключена вероятность возврата обманутым покупателям денежных излишков в режиме компенсации.
– С учетом индексации? – с острым интересом спросила женщина-рояль.
– Разумеется, с учетом индексации! – благосклонно кивнула я. – Но вы же понимаете, что вначале нам необходимо установить личность каждого из пяти покупателей.
Роялиха мелко закивала и без приглашения подсела к столу.
– Так, кое-кого я помню, – деловито сказала она. – С теми «Хельгами» столько шума было, каждую кандидатуру обсасывали, как мозговую косточку, такой скандал и за тридцать лет не забудется… Записывайте: Дубинкин Петр Петрович, он в сушильном цехе работал.
– Вероника Пална уже очень много лет работает по профсоюзной линии, – встряла с непрошеным комментарием Анна Егоровна. – Лет сорок, кажется?