Читаем без скачивания Сон с четверга на пятницу - Антон Грановский

— Спасибо, мне не надо гадать, — сухо проговорила Настя.

Цыганка сверкнула златозубой улыбкой.

— Дорого не возьму, а всю правду тебе скажу! Что было, что будет — все расскажу, ничего не утаю!

Настя уже хотела ответить цыганке резкостью, но внезапно ей в голову пришла идея. Она с детства верила в то, что цыганки — кто-то вроде наследственных ведьм.

— Сколько это будет стоить? — поинтересовалась она.

— Деньги не важны, я не обижу! — протараторила цыганка. — Всю правду расскажу! Давай сюда свою руку, красавица! Давай, не стесняйся!

Настя подняла правую руку ладонью вверх.

— Ну?

Цыганка схватила ее крепкими коричневыми пальцами за тонкое запястье и притянула руку к себе.

— Правильно, что согласилась! — затараторила она. — Все тебе расскажу, ничего не утаю! Ждет тебя большое счастье, красавица! Долгий путь, счастливый путь — со своим суженым! А за спиной у тебя много бед! Ай, наны! Но ты не переживай, потому что…

Внезапно цыганка осеклась. Сквозь загорелую кожу лица проступила бледность, а потом это лицо быстро дернулось, будто по нему пробежала судорога, а из приоткрытого рта вместе с выдохом вылетело невнятное:

— Ай, дэвэл… Дыкхав тут…

— Что случилось? — не поняла Настя. — Говорите по-русски.

Пальцы цыганки разжались. Она подняла взгляд, уставилась Насте в лицо.

— Почему вы замолчали? — спросила Настя.

Цыганка продолжала разглядывать лицо женщины с таким видом, будто увидела перед собой призрака. Вдруг она быстро спросила:

— Кто ты? Кто ты такая?

От тона цыганки — зловещего, испуганного, загадочного — Настю пробрал холод.

— Я? — Настя растерянно моргнула. — Я не понимаю. О чем вы…

— Кто ты? — повторила свой вопрос цыганка.

— Я Анастасия Новицкая. Писательница. Возможно, вы меня видели на…

Цыганка покачала головой:

— Нет. Ты не она.

— Что за бред? — пробормотала Настя. — Я та, кто я есть. И перестаньте меня так разглядывать.

— Откуда ты явилась? — проговорила цыганка, словно не слушая ее. — Зачем?

— Я вас не пони…

— Саро джином! — хрипло проговорила цыганка. — Я знаю!

— Что вы знаете?

— Ты не из этого мира! Ты заблудшая!

Сердце Насти сдавил ледяной обруч.

— Что вы несете?

Внезапно цыганка отшатнулась от нее, попятилась и быстро пробормотала, выставив перед собой руку, словно для защиты:

— Не подходи ко мне!

— Что?

— Прочь!

Цыганка продолжала пятиться, и Настя сама не заметила, как сделала шаг ей навстречу, машинально стремясь сократить увеличивающееся расстояние, словно хотела склеить этот «разрыв» (будто это и впрямь было важно).

Теперь она просто обязана была узнать, что цыганка имела в виду, когда назвала ее «заблудшей».

— Послушайте, — заговорила Настя миролюбивым голосом, — я не причиню вам вреда. Но я хочу знать, почему вы…

Цыганка повернулась и пошла было прочь, но Настя, ринувшись вперед, схватила ее за рукав кофты и дернула на себя.

— Да постойте же! — с досадой воскликнула она.

Цыганка что-то заверещала на своем языке и дернула руку, но Настя держала крепко.

«Я напала на цыганку», — пронеслось в голове у Насти, и она почувствовала всю бредовость и абсурдность этой ситуации. Однако отступать было поздно.

— Что здесь происходит? — послышался громкий и строгий мужской голос.

Настя повернула голову и увидела перед собой полицейского.

— Она… — растерянно пробормотала она.

— Она к вам приставала? — быстро уточнил полицейский.

Настя разжала пальцы, выпуская рукав кофты.

— Начальник, я ничего не сделала! — запричитала цыганка. — Просто хотела погадать! Честное слово!

— Помолчи, — резко сказал ей полицейский и снова повернулся к Насте. — Что произошло? Она вас обокрала?

Настя покачала головой и попыталась улыбнуться.

— Нет, товарищ сержант. Все в порядке. Мы… просто разговаривали.

По лицу полицейского Настя поняла, что прозвучало это не очень убедительно. А тут еще цыганка подлила масла в огонь.

— Дыкхав тут! — воскликнула она на своем непонятном языке, вновь пристально уставившись на Настю. — Саро джином!

— Говори по-русски, — потребовал полицейский.

— Начальник, я ничего не сделала! — снова запричитала цыганка.

— Она правда ничего не сделала, — нашла нужным подтвердить Настя.

А вокруг них уже начал собираться любопытствующий народ. Решив спустить дело на тормозах, полицейский строго посмотрел на цыганку и сказал:

— Иди отсюда. «Сара джином»! И чтобы я больше тебя тут не видел! Живо!

Цыганку не нужно было просить дважды. Она быстро засеменила прочь, посекундно оглядываясь на Настю, бормоча себе что-то под нос и делая какие-то жесты рукою. «Словно охранные знаки, призванные оградить ее от нечистой силы», — подумала Настя.

— Тэ скарин ман дэвэл! — глухо крикнула цыганка и скрылась за углом тонара.

Полицейский тем временем разглядывал Настю.

— Странно, — произнес он.

— Что странно? — не поняла Настя.

— Ситуация странная, — уточнил полицейский. — Обычно люди боятся цыганок. Но чтобы цыганка боялась русскую девушку… — Он усмехнулся и покачал головой. — …Такого я еще не видел. Что вы ей сказали?

— Ничего особенного, — пробормотала Настя.

— Тогда почему она так испугалась? Даже Бога своего цыганского поминала.

— Бога?

— Да.

— Я… не знаю.

— С вами все в порядке? — спросил полицейский. — Вы побледнели.

— Со мной все в порядке, — ответила Настя.

— По вам не скажешь. Послушайте, здесь недалеко есть медпункт, и если хотите, я могу вас туда проводить.

— Нет, спасибо. Мне нужно идти! Я ведь могу уйти?

— Конечно.

— В таком случае — всего доброго!

— И вам.

Полицейский козырнул рукой. Настя повернулась и пошла прочь, чувствуя спиной тяжелый, подозрительный взгляд полицейского.

3

Дошла она до ближайшего кафе. Там взяла чашку кофе и прошла с ней за столик. Помешала задумчиво ложечкой. Выпила глоток, другой. Кофе вызвал сердцебиение и тошноту. Она отодвинула от себя чашку.

— Ай, молодая, красивая, дай погадаю! — проворковал за спиной знакомый голос.

Настя обернулась и сквозь грязное стекло окна увидела ту самую цыганку. Она снова приставала к прохожим. Настя быстро достала кошелек, отсчитала деньги за кофе и бросила их на стол. Потом поднялась и направилась к выходу, намереваясь застигнуть цыганку, пока та не ушла. И ей это удалось.

Увидев перед собой Настю, цыганка попятилась и испуганно воскликнула:

— Ничи мэ тутэр на пхэнава!

— Я не понимаю, что вы говорите, — сухо произнесла Настя. — Но знайте: я не дам вам уйти, пока вы мне все не расскажете.

— Рассказать? — по лицу цыганки пробежала тень. — Даже не проси! Ничего не скажу!

Она засеменила прочь, но Настя преградила ей дорогу.

— Сейчас я начну громко кричать, — предупредила она цыганку. — А когда прибежит полиция, скажу, что вы меня обокрали.

Цыганка презрительно цыкнула языком.

— Тебе не поверят! — сказала она.

— Поверят. Я известный человек, писатель. А вы — цыганка.

Внезапно плечи цыганки обмякли.

— Ну, чего тебе от меня надо, а? — смиренно, чуть не плача, проговорила она. — Чего ты ко мне пристала?

— Я не хочу вам зла. Но я хочу знать, почему вы назвали меня «заблудшей»?

Цыганка прищурила черные, недобрые глаза.

— Если скажу — отстанешь?

— Да.

— Точно отстанешь?

— Клянусь.

— Ладно. — Цыганка сделала страдальческое лицо, вздохнула и, перекрестившись, пробормотала: — Исусо Христосо… Чяво Дэвлэскро, потангинэ манн, грешнонэс… Здесь не твое место, женщина. Ты потеряла свой мир. Таких мы зовем «заблудшие». Ты — не на своем месте. Ты — заблудшая.

— А где мое место? — спросила Настя. — Где оно?

Цыганка пристально посмотрела ей в глаза и отчеканила:

— Ты знаешь.

— Я не знаю, — возразила Настя.

Цыганка еще несколько секунд с каким-то странным, неприятным интересом разглядывала Настю, потом хотела что-то сказать, но не успела.

— Эй, женщина, пусти ее! — воскликнул молодой мужской голос.

Настя повернула голову и увидела чернявого парня. Он был похож на цыганку, и Настя про себя решила, что это ее сын.

— Пусти, сказал! — грозно вращая глазами, прикрикнул он на Настю. — Горя хочешь?

Он заскрипел зубами, засверкал глазами и сжал правую руку в кулак, словно собирался ударить Настю.

— Не трожь ее! — испуганно воскликнула цыганка. — Она «заблудшая»!

Цыган открыл от удивления рот и уставился на Настю. Кулак его разжался, от яростного выражения на лице не осталось и следа.