Читаем без скачивания Смерть говорит по-русски (Твой личный номер) - Андрей Добрынин

. — Ты кто такой? Чего тебе здесь надо? — поинтересовался верзила тоном, не предвещавшим ничего доброго.

— Я трубочист, — весело отозвался Корсаков. — Ты разве не слыхал, что Южный Бронкс решено перевести на печное отопление? Вот и приходится проверять все трубы.

— Этот белый ублюдок еще шутит! — возмущенно воскликнул главарь, — Ты, похоже, просто не понимаешь, куда ты попал. Мы — «Воздушные дьяволы», все крыши здесь — наша территория. Ну а ты, конечно, полицейский, стало быть, тебе крышка.

— С чего ты взял,  парень,  будто я полицейский? — попытался урезонить верзилу Корсаков.

— Десять против одного, что у него значок в кармане, — обращаясь к приятелям, произнес с ухмылкой главарь. Повернувшись к Корсакову, он продолжал: — А если ты не полицейский, то тем хуже для тебя. Никто не должен бродить тут и вынюхивать, не то нас постепенно вытурят отсюда, а другой территории у нас нет.

Корсаков огляделся по сторонам. Местечко было неплохое — рекламный щит на крыше «Луизианы» маячил совсем близко, но эти сопляки, конечно, не дадут спокойно поработать. Он сказал примирительным тоном:

— Ладно, ребята, я сматываюсь. Прошу прощения, что помешал.

— Ребята, он думает вот так просто уйти! — воскликнул верзила и залился издевательским смехом.

— Слушайте, ей-богу, я не полицейский и не хочу неприятностей. Пожалуйста, дайте мне уйти, — попросил Корсаков.

Вид у него был такой растерянный, что верзила без всякой опаски протянул руку и ухватил его за лацкан куртки, не переставая смеяться. Прочие члены шайки, до того полулежавшие на крыше, поднялись на ноги и с интересом наблюдали за происходящим. Корсаков подумал, что в глубине души малолетние ублюдки даже благодарны пришельцу за неожиданную забаву. Эта мысль привела его в ярость. Он прекрасно изучил и всей душой ненавидел подобное человеческое отребье, лучшее развлечение которого состояло в том, чтобы унижать и мучить своих ближних. Ссылок на возраст и на тяжелые социальные условия он не признавал, «Ну, засранцы, держитесь, — прошипел он себе под нос. — Таких, как вы, просто необходимо учить уму-разуму». От ярости все ощущения Корсакова обострялись, все движения становились быстрыми и безошибочно точными; он и страшился этого состояния, и в мирной обстановке порой нестерпимо жаждал ощутить его вновь. Главарь увидел его глаза, которые сделались почти бесцветными и, казалось, сошлись к переносице. В глазах парня промелькнул страх, но было уже поздно. Корсаков схватил за запястье черную руку, державшуюся за его куртку, и одним резким вращательным движением раздробил сустав. Раздался громкий отвратительный хруст и вслед за ним — пронзительный крик боли. Верзила согнулся, прижимая кисть руки к груди, и тут же получил страшный удар коленом в лицо, подбросивший его в воздух. Рухнув на крышу, он неуклюже завозился на ней, словно слепой щенок, в страхе пытаясь отползти подальше. Остальные попятились, но Корсаков был уже не в силах остановиться. Он двинулся к ним, держа их всех в поле своего зрения, видя, как они вытаскивают ножи. Корпусом он делал странные раскачивающиеся движения. Один из парней сделал было выпад ножом, но фигура Корсакова как раз в этот миг отклонилась в сторону, и сверкающее лезвие ужалило пустоту. Корсаков перехватил руку парня, рванул на себя, увеличивая инерцию движения его тела, и подсечкой свалил его на крышу. Перепрыгивая через лежащего, он успел нанести ему почти неуловимый глазом удар ногой в затылок, и парень тут же словно влепился в кровельное покрытие, перестав подавать всякие признаки жизни. Трое оставшихся на ногах принялись маневрировать по крыше, стремясь окружить Корсакова и напасть на него с разных сторон. Тот начал отступать, не забыв, однако, лягнуть в голову верзилу-главаря, не вовремя вздумавшего подняться на четвереньки, в результате чего верзила вновь отключился от всего происходящего. Продолжать отход Корсакову пришлось вдоль надстройки, внутри которой гудели лифтовые механизмы. Двое парней шли прямо на него, третий пустился в обход вокруг надстройки. Свернув за угол, Корсаков быстро подпрыгнул, уцепился за верхний край надстройки и, подтянувшись, ударом ноги в переносицу чуть не вышиб дух из парня, появившегося из-за угла. Тот без чувств рухнул в объятия своего товарища, двигавшегося следом, и вместе с ним повалился на крышу, потому что второму парню Корсаков, быстро спрыгнувший со своей высоты, разбил носком ботинка коленную чашечку. Выскочивший из-за другого угла надстройки третий и последний преследователь Корсакова, пошедший в обход, увидел удручающую картину: один из его приятелей пытался, издавая громкие стоны и неловко ворочаясь, выбраться из-под неподвижного тела другого, а рядом с ними на корточках сидел Корсаков и с любопытством разглядывал подобранные им ножи, выпавшие из рук неудачливых «Воздушных дьяволов». При появлении своего последнего неприятеля Корсаков поднял на него холодный взгляд и улыбнулся такой нехорошей улыбкой, что парень мгновенно остановился, а затем рванулся было наутек, но услышал голос страшного незнакомца: «Стой на месте, сукин сын, а не то я тебя проткну насквозь. Я бросаю нож быстрее, чем ты бегаешь». В подтверждение своих    слов Корсаков перехватил один из ножей за лезвие сделал вид, будто собирается его бросить. Парень осмелился усомниться в его словах и Застыл в настороженной неподвижности, судорожно облизывая пересохшие губы. Корсаков выпрямился и посмотрел на малолетнего бандита с разбитым коленом, которому наконец-то удалось выбраться из под тела своего нокаутированного компаньона. После кратковременного раздумья Корсаков пнул его в бок — всего лишь для острастки, но так, что тот с душераздирающим стоном скрючился, словно эмбрион в материнской утробе.

— Эй ты, сопляк, ну-ка брось сюда нож, — обратился Корсаков к последнему здоровому члену шайки, показывая на крышу у своих ног. Со страхом глядя на грозного противника, тот повиновался. — Теперь сядь вот сюда, — повелительным жестом распорядился Корсаков.

Парень присел на корточки у стены надстройки.

— Да не так, — досадливо сказал Корсаков, — садись как следует, на задницу.

Парень сел, как ему было сказано, прислонившись спиной к стене надстройки. Теперь ему не удалось бы быстро вскочить на ноги.

— Кто вас сюда прислал? Кто вам платит? — требовательно спросил Корсаков.

— Никто, мистер, — испуганно ответил парень. — Мы правда шайка, крыши — наша территория, и поэтому мы называемся «Воздушные дьяволы». Нас никто ни о чем не просил, мы оказались тут сегодня случайно, — то есть не случайно, а как обычно. Мы с ребятами проводим тут почти все время, особенно днем.

— И в последние дни вас никто не спрашивал, видели ли вы кого-нибудь на крышах? Кто-нибудь из людей Эдвардса, например? А может, кто-нибудь из полиции?

— Нет, мистер, не было ничего такого, — пожал плечами парень. — А полиция сюда вообще не суется — знает, что им все равно никто ничего не скажет.

Присев перед парнем на корточки, Корсаков поднес нож к его горлу.

— Не нравится мне, как ты отвечаешь, — сообщил он все с той же зловещей улыбкой. — Прикончить тут вас всех, что ли? А то путаетесь под ногами, мешаете работать... Может, все же что-нибудь вспомнишь?

Глядя в побелевшие от неумолимой ярости глаза Корсакова, взгляд которых словно ввинчивался в  его мозг, парень, казалось, лишился дара речи и только замотал головой.

— Ну ладно, черт с тобой, живи, — буркнул Корсаков, поднимаясь на ноги и рассовывая по карманам все трофейные ножи.

Испуг парня вовсе не доставлял ему садистского удовлетворения. Как следует припугнуть парня он решил в ту самую секунду, когда боковым зрением увидел блик в слуховом окне на крыше дома, расположенного напротив через улицу. Возможно, то блеснули на солнце очки какого-нибудь безработного, устроившего себе временное пристанище на чердаке, возможно, ребенок пустил солнечный зайчик, а может быть, блик вспыхнул на линзе оптического прибора в руках наблюдателя. Тем же боковым зрением Корсаков заметил, как тихо закрылась створка того самого слухового окна — так ее могла прикрыть только человеческая рука. С этого момента он ни разу не повернулся лицом к дому напротив, хотя в его поведении никто не заметил бы ничего неестественного. В задумчивости отвесив верзиле прощального пинка, Корсаков спустился с крыши, где нелепая случайность нарушила его планы, и направился восвояси, решив прогуляться пешком для  приведения мыслей в порядок. Шел он теперь только по людным улицам — не хватало только еще раз нарваться на какого-нибудь уличного бандита, — хотя он прекрасно знал, что обилие людей на улице в Нью-Йорке вовсе не гарантирует безопасности. Однако хождение пешком было ему жизненно необходимо, и в день он проходил столько, сколько средний житель этого презираемого им города вряд ли проходил и за месяц. Он подумал о том, что, вероятно, в случившемся есть некая высшая справедливость: с той крыши, на которой разыгралась схватка, вход в «Луизиану» ясно просматривался невооруженным глазом, и стрельба по выходящему Эдвар-дсу больше напоминала бы расстрел. Доехав на такси до 37-й улицы, Корсаков из автомата позвонил по телефону, который оставил ему Терранова. О работе с крыши теперь не приходилось и думать. Насчет того, что ребята постоянно околачивались на крыше и потому стычка с ними произошла случайно, парень скорее всего не врал, но за их молчание поручиться было невозможно. Наоборот, они почти наверняка расскажут о случившемся Эдвардсу — отчасти из страха перед ним, отчасти из чувства мести. Поэтому Терранове, который сам поднял трубку, Корсаков сообщил, что ему все-таки потребуется человек с рацией, оповещающий о появлении объекта перед «Луизианой». Терранова хотел было что-то спросить, но Корсаков предупредил его вопрос: