Читаем без скачивания Весь Хайнлайн. Пасынки Вселенной - Роберт Хайнлайн

— Нет. Конечно, это, вероятно, и можно сделать, но времени потребуется в тысячу раз больше.

— К тому же, музыканты все равно ничего не поймут, пока не взглянут на нотную запись. Именно это я и имел в виду, говоря, что слова не годятся. Однажды я уже имел дело с такими трудностями: меня попросили описать словами действие моего межзвездного двигателя и объяснить: почему, хоть он и работает за счет исчезновения инерции, для нас, внутри корабля, инерция не исчезает. Словами тут ничего не объяснить. Инерция — не просто слово такое, это — математическое понятие, используемое при математическом описании определенных явлений. Мне просто нечего было ответить!

Нэнси слегка растерялась, но продолжала настаивать:

— И все равно! Мой вопрос имеет смысл, пусть даже я его неправильно сформулировала. И нечего от меня отмахиваться! Вот, допустим, мы повернули назад и полетели к Земле тем же самым путем и, значит, удвоили корабельное время, так? Какой год будет на Земле, когда мы туда прилетим?

— Там будет… Сейчас.

Мозг Либби почти машинально принялся решать невероятно сложную задачу соотношения ускорений, интервалов, перемещений. Согретый внутренним сиянием математического озарения, он уже почти получил ответ, но вдруг вся задача рассыпалась в прах. Либби внезапно осознал: решений бесконечное множество и все они одинаково верны.

Это казалось невероятным. В реальной жизни, в отличие от фантастического мира математики, такая ситуация была бы абсурдной. Ответ на вопрос Нэнси должен существовать только один!

Возможно ли, что фундамент стройного здания теории относительности на самом деле совершенно абсурден? Или дело в том, что повторить весь путь в противоположном направлении физически невозможно?

— Над этим придется подумать, — сказал Либби и исчез прежде, чем Нэнси успела его задержать.

Однако раздумья ничуть не приблизили Либби к решению. Причиной тому был отнюдь не сбой в его математическом даре: он знал, что может составить матописание любого набора фактов. Вся трудность заключалась именно в недостатке данных. До тех пор, пока кто-нибудь не проделает межзвездный полет с околосветовой скоростью и не вернется в точку старта, математика бессильна.

Тут Либби поймал себя на том, что вспоминает свою родину — плато Озарк. Интересно, по-прежнему ли холмы зеленеют и меж деревьев осенью стелется дым? Тут он вспомнил, что в рамках известных ему правил эти вопросы смысла не имеют. Его охватил приступ ностальгии. Последний раз он ощущал тоску по родине, когда отправился в первый свой дальний перелет, на службе в Космическом строительном.

Сомнение, неуверенность, чувство невосполнимой потери распространились по всему кораблю. На первом этапе путешествия Семьи были преисполнены надежд, как первые поселенцы, пересекающие прерии в своих фургонах, теперь же они мчались в никуда. Весь смысл прожитого дня сводился к тому, что завтра наступит следующий. Долгая жизнь потеряла всякую значимость и превратилась в тяжкое бремя.

Айра Говард, чье состояние легло в основу фонда его собственного имени, родился в 1825-м и умер от старости в 1873 году. Он продавал провизию золотоискателям в Сан-Франциско, занимался оптовыми поставками для армии в Гражданскую и мало-помалу скопил приличную сумму.

И все это время отчаянно боялся смерти. Он нанял лучших врачей, чтобы продлить жизнь, и все же процессы старения застигли его в том возрасте, когда мужчина находится еще в расцвете лет. Медицина оказалась бессильной, но тем не менее его завещание гласило: деньги должны пойти на дело продления человеческой жизни. Распорядители фонда не смогли придумать ничего лучше, как, во исполнение его последней воли, приступить к поискам людей, наследственно предрасположенных к долголетию, и поощрять таковых к бракам между собой. Этот метод предвосхитил приемы Бербанка[112]. Знали ли распорядители о проясняющих многое работах монаха Грегора Менделя[113], осталось неизвестным.

Увидев вошедшего в комнату Лазаря, Мэри Сперлинг отложила книгу. Тот повертел ее в руках:

— Что это, сестренка? Экклезиаст?! Вот уж не считал тебя набожной.

Он принялся читать вслух:

— «А тот, хотя бы прожил две тысячи лет и не наслаждался добром, не все ли пойдет в одно место?» Что и говорить, книга не из веселых. Мэри, неужели тут нет чего повеселее? Вот, к примеру… — Он пробежал глазами по строчкам. — «Кто находится между живыми, тому есть еще надежда». Или… Да, трудновато здесь что-нибудь не слишком мрачное отыскать! А, вот: «И удаляй печаль от сердца твоего, и уклоняй злое от тела твоего, потому что детство и юность — суета». Вот это уже по-нашему! Ни за что не хотел бы снова стать молодым, даже если б еще и приплатили!

— А я бы согласилась.

— Мэри, да что с тобой такое?! Сидишь, читаешь самую мрачную из всех книг Библии. Сплошные смерти да погребения. С чего бы?

— Лазарь, я старею, — она устало прикрыла глаза рукой. — О чем же еще думать?

— Это ты-то стареешь? Да ты свеженькая, как маргаритка!

Мэри подняла на него взгляд. Она знала, Лазарь лжет — ведь даже зеркало явственно отражало и седину в ее волосах, и дряблую кожу. Каждой клеточкой своей она чувствовала приближение старости. Но все же Лазарь был гораздо старше ее, а ведь — она знала это, благодаря работе в исследовательской лаборатории — он давно уже прожил отпущенный срок. Когда он родился, программа фонда насчитывала лишь три поколения, и линии, неустойчивые генетически, еще не были полностью выбракованы. Разве что произошло какое-нибудь совершенно немыслимое сочетание генов.

Но все же Лазарь стоял перед ней во плоти и полном здравии!

— Лазарь, — спросила Мэри, — а сколько ты намерен прожить?

— Я-то? Интересный вопрос. Вспоминается мне один тип, которого я как-то спрашивал насчет моей жизни. Ты никогда не слыхала про доктора Хьюго Пинеро?[114]

— Пинеро… Ах, да! Шарлатан Пинеро…

— Мэри, не был он шарлатаном. Он действительно мог предсказать точное время смерти каждого человека, без всяких яких.

— Но ведь… Ладно, не стану тебя перебивать. Что он тебе ответил?

— Погоди. Я хочу, чтобы ты убедилась: он не жульничал. Предсказания его сбывались минута в минуту, и не умри он, все страховые компании разорились бы к едрене-бабушке. Тебя тогда еще не было на свете, но я-то сам лично с этой историей знаком! Пинеро меня обследовал, и результат его, похоже, сбил с толку. Тогда он повторил исследование по новой, а потом просто вернул мне деньги обратно.