Читаем без скачивания В лесах - Павел Мельников-Печерский

– Да ты не кланяйся, дело соседское, – молвила Манефа. – Опять же твоя обитель с нашей, сколько ни помню, всегда заодно, всегда мы с тобой в любви да в совете… Как тебе не помочь?.. Только не знаю, послать-то кого.

– Мало ль девиц у тебя, матушка?.. – возразила Таисея.

– Мало ль их у меня; да какую можно в Казань послать, таких-то нет, – сказала Манефа. – Ведь это не в Баки аль не в Урень[383] к сиволапым мужикам читалку отправить. Самоквасовы люди видные. Опять же в большом городу живут, чуть ли не первые купцы по Казани… Захотели бы простенькую канонницу взять, с Татарского мосту из Коровинской[384] взяли бы. Надо послать к ним умелую, чтобы в грязь лицом не ударила, не осрамила бы нашего Керженца… А таких теперь нет у меня ни единой… Какие были – все разосланы.

– Да хоть не больно бы мудрящую, – жалобно молила Таисея.

– Нельзя, матушка, – перебила Манефа. – Никак нельзя плохую послать к Самоквасовым. Девиц у меня теперь хоть и много, да ихнее дело гряды копать да воду носить. Таких нельзя к Самоквасовым.

– Ах ты, Господи, Господи! – пуще прежнего горевала Таисея. – Что тут делать?.. Матушка!.. Подумай – ведь это чуть не четвертая доля всего нашего доходу!.. Надо будет совсем разориться!.. Помилуй ты нас, матушка, помилосердуй ради царя небесного… Как Бог, так и ты.

И с этими словами игуменья славной в старые годы княжеской обители повалилась со слезами в ноги Манефе Чапуриной.

– Встань, матушка, встань, – строго и внушительно молвила ей Манефа. – Не пригожее дело затеяла… Мы с тобой во едином чину… Как же тебе великим обычаем мне поклоняться?.. Преданию противно, мать Таисея.

– Не я поклоняюсь, нужда кланяется, – поднимаясь, сказала в слезах мать Таисея. – Пособи ты мне… Ради царя небесного пособи беде нашей, матушка!..

– Сядь, спокойся. Дай срок, подумаю, – молвила Манефа.

– Торопит больно Тимофей-то Гордеич… Крепко-накрепко наказывает, нимало б я не медлила, тотчас бы читалку к нему отправляла… Ума не приложу… Яви милость, матушка!.. Вели скорее, – сдерживая рыданья, униженно молила Таисея.

– Спокойся, – сказала Манефа, – спокойся теперь. Завтрашнего дня ответ тебе дам… Часы[385] отправишь, ко мне забреди. А послезавтра праздник у нас и собранье – милости просим попраздновать: со всеми матерями приходи и белицы чтоб все приходили… А на завтра вышли ко мне, матушка, трудниц своих с пяток – в келарне бы полы подмыли да кой-где по кельям у стариц… Свои-то в разгоне по случаю праздника, все за работами… Так уж ты мне пособи.

– Слушаю, матушка, беспременно пришлю, – отирая глаза свернутым в клубок синим бумажным платком, с низким поклоном ответила Таисея. – Как часы отправим, так и пришлю.

– А как же у нас насчет ряды будет? – вдруг спросила Манефа. – Канонницу сыщу, коли Бог поможет. А как же насчет ряды-то?

– Все во власти твоей, матушка, – униженно молвила Таисея.

– Обижать не стану и своего не упущу, – сказала Манефа. – Как было тогда, как Глафиру покойницу за твою обитель в Кострому я отпущала, так и теперича быть: отправка твоя, обратный путь твой же… Из зажилого половина тебе, половина на нашу обитель… Шубу тебе справлять, сарафаны, передники, рубахи мои… Насчет обуви пополам… А что подарков девице от Самоквасовых будет, то ей, – в эти дела я не вступаюсь. Согласна ли так?

– Согласна, матушка, девицу только приищи Господа ради, – сказала Таисея. – Угодить надо, сама посуди!..

– Ладно, ладно, будет исправлено, – отвечала Манефа. – Заходи же завтра после часов – будет готово… Я уж придумала…

Радостно блеснули большие голубые, добротой сиявшие и когда-то во время оно многих молодцев сокрушавшие очи Таисеи. Улыбка озарила сморщенное, померкшее от лет крохотное личико игуменьи. Низко поклонясь Манефе, сказала она ясным голосом:

– Оживила ты меня, матушка… Бог воздаст тебе, родная, за любовь твою…

И чин чином совершили игуменьи прощение: простились друг у друга, благословились и поликовались. А провожая соседку, Манефа на келейном пороге напомнила ей:

– Пришли же, не забудь, трудниц-то. Да пораньше бы приходили… Дресвы на мытье полов у меня, кажись, мало, с собой бы захватили. Да окошки еще надо помыть, лестницы… Матушка Аркадия все им укажет… Прощай, мать Таисея. Спаси тебя Христос, царь небесный!..

И, проводивши соседку, Манефа обратилась к своей уставщице:

– Похлопочи Бога ради, Аркадьюшка, чтобы праздник нам справить во всем хорошенько. Совсем я эти дни без рук была – Таифы нет, тебя нет, Марьюшки нет, ни по часовне, ни по хозяйству никакого дела поручить некому… Уж мы все больше с Виринеюшкой хлопотали, насчет трапезы… Слава Богу, пó этой части все, кажется, управили. И сытно будет и довольно всего… Что-то из города работник долго не едет – за вином вечор послала его да за ренским… Шутка ль, что народу наберется… А пива и браги две сорокоуши без тебя слили – надо думать, достанет… Бог милостив, перед людьми не ославимся… Пущай дальние и ближние гости поглядят на наше строительство, посмотрят, каково умеем хозяйствовать… Это все управлено, а насчет часовни да службы твое дело, мать Аркадия!.. Уж ты, пожалуйста, похлопочи, постарайся!.. Вечор белицы часовню подмыли, подсвечники, паникадила мелом почистили и ризы на иконах… Да верчены больно, пожалуй, чего не доглядели – так ты догляди, исправь что надобно… А ослóпные свечи из Таифиной кельи возьми… Чтоб на вечерне, и на утрене, и в самый праздник за часами каждый раз новые свечи зажигались… А за огарками приглядывай, сама своими руками сбирай да ко мне приноси, не то наши баловницы половину на причуды свои растащут… А местные иконы кисеями да лентами убрать – как на Пасху да на Троицу… А петь знаменным напевом… Завтра надо будет Василью Борисычу покучиться, попел бы с девицами-то маленько.

– А на поклон котору икону апостолов ставить? Часовенну? Аль свою келейную выдашь? – спросила Аркадия.

– Келейную выдам, пригляднее будет, – молвила Манефа. – С Фленушкой завтра пришлю, только уж ты побереги ее ради Господа, жемчуг-от не осыпался бы, древня уж больно икона-то… Ну, управляйся же, матушка, с Богом. Пособи тебе Господи. Покуда прощай, а пойдешь – кликни ко мне Виринею.

Сотворив уставные метанья и благословясь у игуменьи, мать Аркадия вышла.

Немного спустя поспешно и весело влетела в келью мать Виринея.

– Едут, матушка, едут! – с обычным простодушием проворно она закричала.

– А тебе бы, мать, лоб-от прежде окстить да прощу принять от игуменьи, а потом бы уж о чем надо и доложиться, – строго молвила Манефа, сверкнув на нее гневными очами. – Не молоденькая, не первый год живешь в обители… Можно разве устав порушать?.. Можно разве преставлять старые обычаи?.. Дела много теперь у тебя, а то постояла б ты у меня на поклонах… Да знай наперед: праздник минет, нарушения чина я не забуду – поклоны за тобой!.. Для молодых нет того лучше примера, как старых матерей за провинности строго началить.

Выслушав гневное слово игуменьи, мать Виринея все сотворила по чину: начал положила и с земными поклонами простилась у игуменьи и благословилась. И когда обряд как следует отправила, Манефа спросила ее:

– Кто ж там едет?

– Романушка с вином из городу едет, – ответила Виринея, – Каменный Вражек проехал.

– Чему старая обрадовалась! – с упреком и легкой усмешкой сказала Манефа. – Я уж думала, не из гостей ли кто… Вот одолжили бы!.. Спозаранок-то… Теперь пока не до них.

– А едет с ним, матушка, неведомо какой человек, – продолжала Виринея. – Слепа стала, вдаль не доглядела… А кто-то чужой на возу сидит.

– Кому ж это быть? – равнодушно молвила Манефа и начала хозяйские расспросы. – Много ль пирогов напекла? – спросила она Виринею.

– Двенадцать с тельным,[386] девять с вязигой да с малосольной белужиной, с молóками да с жирами, – ответила Виринея.

– Маловато!.. Коль и завтра столь же спечешь, вряд ли на всех пришлых христолюбцев после вина на закуску достанет.

– Хватит, матушка, не тысячи же их нагрянут, – успокоивала игуменью мать Виринея.

– Погляди, чтó навалит!.. – усмехнулась Манефа. – Охочи до сладкого куса, оравой нагрянут… Как можно больше пеки пирогов.

– Власть твоя, матушка, а печку не раздвинешь… Больше того нельзя напечи, – разводя руками и слегка склоняя голову, ответила мать Виринея.

– Спосылай завтра приспешницу к Бояркиным, пущай у них пироги допекают. К Рассохиным тоже пошли, только бы там в оба глядели – народ продувной, – разом припасы растащут. У Жжениных завтра на холодное рыбу варить, а в самый день праздника сазанов да лещей с яйцами жарить… Хворосты[387] можно бы завтра дома испечь… Успеешь?

– Успею, матушка, Бог милостив, управлюсь, – сказала мать Виринея.

– Знатные гости на празднике будут, надо, чтоб все по-хорошему было: Смолокуров Марко Данилыч с Дунюшкой приедет, Патап Максимыч обещался, Самоквасов племянник здесь… Опять же матери со всех обителей наедут – согласные и несогласные… Угощенье тут первое дело, надо, чтоб видели все наше строительство, все бы хозяйственность нашу ценили… Варенцов много ли?