Читаем без скачивания Два билета в Индию - Кир Булычев

— Почему мама здесь?

Висеть было больно, руки вытянулись вверх, а голова опустилась к полу.

— Потому что твоя мама скоро родит тебе братика, — ответила женщина. — Ты хочешь братика?

Разговаривая с Веркой, она старательно срезала с мамы кокон.

Странная вещь — Верка сразу узнала платье, в котором мама уехала из дома. Ведь сколько лет прошло, и ни разу она не вспомнила про платье. Это милиционеры все спрашивали, в каком платье была Марина Осиповна в момент ухода из дома. И бабушка вспоминала, и отец, но так и не вспомнили — ну кто запоминает такие вещи?

А теперь Верка вспомнила. Ведь если бы даже она мамино лицо не узнала, то платье обязательно вспомнила бы — мама его любила, оно уже старое было, его она только на даче и носила. Синее, в мелкий розовый цветочек, как будто лепестками осыпано.

Верка перестала кричать. Она смотрела, как женщина распарывает кокон.

Вот показались мамины ноги. На правой ноге тапочек.

Кокон раскрылся, как разрезанная вдоль кожура банана.

— Мама живая? — хрипло спросила Верка.

Голоса у нее почти не осталось, горло перехватило.

— Это с какой точки зрения смотреть, — откликнулся детеныш. — Для нас она — завтрак в постели, а для кого-то мать родная. Но зря не надейся. Рот не разевай. Пропала твоя мать без вести, туда ей и дорога. Впрочем, и тебе скоро туда же. Потерпи, консерва!

Он был маленький, суетливый, рожица красная, волосы завитые и будто крашенные рыжей краской. И губы накрашены. Но почему-то говорил он нормальным голосом взрослой женщины.

Верка замолчала. И от ужаса, и потому, что просто не смогла удержать крика боли.

Ведь когда плачешь, любая боль немного уменьшается. Недаром все дети плачут, когда разбивают коленки.

И время идет быстрее…

— Сейчас, сейчас, — произнесла женщина, подходя к Верке. Ее черные большие глаза увеличились настолько, что заняли половину лица — как у стрекозы. — Сейчас мы осчастливим тебя, недостойная человеческая самка. Ты станешь матерью властелина мира. Ты поймешь свое счастье…

— Больно! — закричала Верка. — Отвяжите меня!

— Нет, сначала ты выполнишь свой долг!

И тут Верка увидела нечто настолько ужасное и отталкивающее, что забыла о боли.

Глава 9

Мы боимся того, что можем понять. Что можем с чем-нибудь сравнить и описать обычными словами.

Если мы видим то, чего не видел раньше ни один живой человек и чего понять невозможно, то мы не боимся.

Это не страх.

Это трепет.

Что отдашь, чтобы этот ужас прекратился?

Все, что угодно, даже половину жизни. Хотя мы и не знаем, что означает этот ужас и откуда он взялся.

Правда, сейчас мне легко описывать то, чего вы не видите и не увидите никогда.

Верке было хуже.

В тысячу раз.

Она увидела, как легко и беззвучно разошлась «молния» на джинсовой рубашке стоявшей перед ней женщины.

Под рубашкой было тело, которое в первый момент показалось Верке покрытым бронежилетом или какими-то латами.

Но это было тело матки. Словно гигантский хитиновый покров чудовищного насекомого.

Женщина зашипела. Как будто разучилась говорить.

Она медленно приближалась к подвешенной Верке, и той было тяжело поднять голову, потому что руки давно онемели и даже уже не очень болели, зато утомительно и нестерпимо ныло все тело.

Верка теряла сознание.

Она и видела все, и не видела, потому что не понимала, что же такое видят ее глаза.

Почему к ней тянется длинная блестящая сабля?.. Все ближе и ближе!

Где она видела такую саблю?

— Пожалуйста… — шептала Верка. — Я вас очень прошу… не надо…

Она упустила тот момент, когда в подземелье стало светлее.

Сильный луч ударил из лаза.

— Беги! — завопил детеныш. — Беги же!

Его ножки на каблучках затопали, застучали по каменному полу. И тут же в подземелье вбежали Ванечка, Елена и молодой мужчина в камуфляже.

— Господи! — ахнула Елена. — Что они с ней сделали?

— Нож! — крикнул Ванечка. — Где нож? У тебя что, ножа нет?

— Вас понял, — спокойно ответил мужчина в камуфляже.

Верка слышала эти слова словно сквозь сон, и ей надо было срочно и обязательно сказать что-то важное. Но язык ее не слушался.

— Спокойно, — повторяла Елена, — спокойно. Все будет хорошо.

Мужчина поднял руку с пистолетом, чего Верка уже не увидела, и направил ствол на веревку, на которой висела девочка.

Пистолет совсем негромко чавкнул.

Ванечка подхватил Верку, и они вдвоем положили ее на пол. Верка понимала, почему ее кладут на пол. Ведь стол занят, там лежит мама…

— Где они? — спросил Ванечка.

Елена поднесла к губам Верки тюбик. В рот потекла кислая холодная жидкость.

Верка смогла прошептать:

— В тот ход, в другой…

— Черт побери! — воскликнул Ванечка. — Как же я его сразу не заметил? За мной!

Он кричал, как будто звал в атаку, но получалось смешно, потому что Ванечка слишком похож на доброго кролика. Но молодой мужик в камуфляже его послушался, и они скрылись в темном коридоре.

Верка лежала на полу, а Елена стояла перед ней на коленях и растирала ей кисти рук. Больно было ужасно.

Справа нависал край низкого стола.

Верка знала, что там лежит ее мама.

— Мама мертвая? — спросила Верка.

Она так хотела чуда, в которое сама не верила, что боялась выразить надежду вслух.

На потолке что-то шевельнулось.

Нет, только показалось.

— Ты зачем сюда полезла? — вздохнула Елена, не ответив про маму. — Ты нам все испортила. Иван Сергеевич очень сердится.

— Ну и пускай сердится… Больно же!

— Скажи спасибо, что руки не отвалились.

Верка лежала на спине и все вглядывалась в потолок. Он в той комнате был довольно высоким, может, метра три, даже взрослый мужчина рукой не достанет.

Наконец глаза смогли различить неровности потолка — неправильный цвет и блестящие выпуклости.

Они же насекомые! Очень большие насекомые, которые впитали в себя приметы человеческого разума.

Вот они, на потолке. Замерли, слились с черными досками, нависли, расплющились и замерли так, как умеют замирать только насекомые. Но неверный свет лампочки, висящей в другом углу подвала, луч фонарика в руке Елены, дрожащее мерцание свечечки, горящей в коридоре, — несколько источников света, хоть и слабеньких, создавали паутину лучиков, не столько освещающих потолок, сколько мешающих на него смотреть… И если бы не отражения этих лучиков в замерших стеклянных глазах, их никогда бы не заметить.