Читаем без скачивания Безумная Роща - Андрей Смирнов

— Скажите, наставник, известна ли вам внешность вашего врага, Вороньего Лорда?

— Нет, — покачал головой Эваррис, все еще размышляя, как избавиться от напасти. — Мы, слава небесам, с ним никогда не встречались. Впрочем, я примерно знаю, каков его облик, по некоторым описаниям, сделанным теми, кто лично видел его.

Затем Эваррис подошел к рычагу, повернув который, можно было открыть купол над телескопом: он полагал, что ворона немедленно воспользуется появившимся отверстием и уберется из его дома. Однако, когда купол начал открываться, старик заметил, что вблизи купола находится еще несколько ее товарок — с хриплым карканьем они взлетали и снова садились на расходящиеся створки, явно недовольные тем, что их лишили опоры для ног. Некоторые из них своим пометом тут же испачкали стекло и трубу телескопа, чем привели старого звездочета в неописуемое бешенство. Пока он поворачивал рычаг обратно, чтобы закрыть купол, ученик его вновь заговорил, и на этот в его словах сквозили насмешка и неприкрытое пренебрежение:

— Скажи, мой трудолюбивый наставник, где хранятся бумаги с окончательными результатами твоей работы? На этом ли столе, или ты каждый раз прячешь их в какое-нибудь потайное место?

Повернувшись к ученику, Эваррис заметил, что облик Гетмунда неуловимо изменился — казалось, что он стал еще выше и сухощавее, черты его лица еще больше заострились, а волосы приобрели иссиня-черный цвет, и заблестели, как будто были намазаны жиром или покрыты тонким слоем стекла. И когда ворона, кружившая доселе по комнате, уселась к нему на плечо, Эваррис потерял всякие сомнения относительно того, кто посетил его дом. Он кинулся к письменному столу, желая собственными руками изорвать бумаги, над которыми так долго трудился, но не успел пробежать и половины расстояния, как шесть или семь крылатых бестий обрушились на него со всех сторон. Они били его крыльями, рвали когтями, вцеплялись в одежды и волосы, и безжалостно долбили голову острыми клювами. Эваррис поднял руки, защищая лицо — но вороньи клювы в несколько ударов изуродовали его руки, а когда он опустил руки — немедленно выклевали ему глаза. Тогда Эваррис упал, орошая пол лаборатории своей кровью; твари же как будто успокоились и уселись ему на живот, ноги и грудь. Гетмунд — вернее, стоит называть пришельца его истинным именем — Гасхааль подошел к ослепленному звездочету. Одежды его к тому времени стали сплошь черными, черты лица завершили изменение, явив уже не юношу, но сорокалетнего мужчину, а зрачки глаз сделались подобны птичьим. Он наклонился над побежденным стариком.

— Я задал вопрос, — сказал он, — и желал бы услышать на него ответ столь же исчерпывающий, как и на все предыдущие, что я задавал тебе за обедом.

Но поскольку старик не отвечал ему, а лишь изрыгал проклятья и мешал слезы с кровью, Гасхааль заговорил снова.

— Глупец, неужели ты полагал, что сможешь равняться со мной? Если ты задумал месть, не следовало так часто говорить о ней. Или ты думал, что моих ушей не достигает то, что слышат мои подданные? Или, может быть, ты полагал, что у меня не найдется знакомых в числе тех Лордов, которым ты открыл свои замыслы и с которыми заключил сделку? Келесайн Майтхагел могуч и искусен в магии, но по возрасту в сравнении со мной он — мальчишка, и я не раз беспрепятственно, будучи невидимым, ходил по его храму, а о большинстве его поступков и тайных предприятиях мне исправно доносили мои слуги. Спрашиваю тебя снова, звездочет: где лежат бумаги с последними расчетами, ибо на то, чтобы копаться в твоих записях и разбирать кривые закорючки у меня нет ни времени, ни желания.

Но старик снова ему не ответил.

— Хорошо же, — сказал Гасхааль, поднимаясь, — когда я спрошу тебя в четвертый раз, ты будешь более учтив со мной.

И с этими словами он распахнул плащ, внутренняя подкладка которого — темнота, и темнота эта пришла в движение. Сотни птиц покинули плащ Гасхааля и мгновенно заполнили всю комнату; там же, где лежал старик, их оказалось особенно много. Некоторое время клубок вороньих тел, образовавшийся на этом месте, шевелился и судорожно дергался, но потом эти судороги прекратилось. Спустя короткое время Гасхааль повел рукой, прерывая пиршество своих подданных. Вороны с карканьем разлетелись в разные стороны, открыв то, что осталось от звездочета — обрывки одежды и кости с лоскутками мяса. Тогда Гасхааль сделал еще один жест, и кости пришли в движение. Они сильно уменьшились, изменили форму и вновь обросли мясом. Пальцы на руках вытянулись и стали крыльями, челюсть выдалась вперед и превратилась в клюв. Затем мясо покрылось кожей, а из кожи тут же проросли пух и перья. Еще миг — и преображение закончилось. Птица ожила: встопорщив перья, она повела головой из стороны в сторону и негромко каркнула. Она ничем не отличалась от остальных своих товарок, разве что кончики крыльев у нее были посветлее и как будто вымазаны в чем-то красном. Еще несколько мгновений Повелитель Ворон рассматривал свое новое создание, проверяя, на месте ли находятся ее внутренние органы и в согласии ли друг с другом действуют части тела, а затем, удовлетворившись осмотром, поманил ее пальцем. Ворона взлетела и уселась к нему на второе плечо, разевая клюв и поворачивая голову из стороны в сторону; Гасхааль подошел к письменному столу, согнал с него прочих птиц, и спросил:

— Где нужные мне бумаги?

— Пергамент вблизи твоей левой руки, Повелитель, — ответила ворона, сидевшая на левом плече, — нет, не этот. Дальше.

— Этот? — Спросил Гасхааль, беря следующий.

— Да, — прокаркала птица.

Гасхааль рассеянно кивнул, изучая написанные на пергаменте цифры, а временами, когда встречал какое-либо неизвестное обозначение, он советовался с вороной, сидевшей у него на левом плече. После того как ворона разъяснила ему смысл всего, что там было написано, он, в знак поощрения, погладил ей крылья и почесал шею. Затем он присоединил эту птицу к остальной стае и тут же забыл о ней.

Покинул он город сообразно с установившейся традицией: каждого, кого встречал на своем пути, он превращал в птицу и присоединял к своей стае. После его ухода горожане, оставшиеся людьми, вскоре покинули это место, поскольку посчитали его проклятым: ведь уже дважды Гасхааль приходил сюда, и никто не желал дожидаться его третьего появления. Торговцы и путешественники стали за милю обходить это место. Прошло несколько лет, и старое название города забылось: его стали называть Вороньим Городом, ибо в домах, постепенно приходивших в негодность, и в развалинах старого замка по-прежнему обитали неисчислимые вороньи стаи.

ЗЕРКАЛА