Читаем без скачивания Преднозначение - Николай Ярославцев

Через поле, не обращая внимания на бабьи крики и мужскую брань, задыхаясь и падая от усталости добежал до ворот. И с непонятной неприязнью подумал, что без опаски, без бережения живет город. За что и поплатится когда – нибудь. Даже стражи у городских ворот не видно.  Хотя в их городище и сторожа была, и застава на краю леса, а много ли проку от них? Уснул или задремал страж, не успел прокричать и прогреметь своей  погремушкой и не стало рода.

Остановился перед воротами, растерянно водя взглядом по сторонам.

-Тебе чего, парень?

Дюжий мужик бежал мимо, неся на плечах тяжеленный куль, и приостановился, заметив его потерянный взгляд.

-Мне бы из набольших кого… - Хриплым, срывающимся от усталости, голосом ответил он.

Это врановым глазом было близко смотреть, а в явь ночь бежать пришлось и еще от утра отхватить изрядный кус пришлось.

Растерялся от многолюдства. Глаза дурные. Головой крутит. Вокруг люди снуют, перед воротами от народа не протолкнутся. Так это еще и ворота не главные. Главные, так понял те, что на реку выходят. А торжища прямо здесь у самых ворот начинаются. И не у ворот, а за воротами. Вдоль улиц ряды стоит…

Никогда не приходилось прежде видеть такого многолюдства.  Голова кругом идет. И в глазах рябит. Спешат, толкаются.  Говорят громкими голосами. Друг друга перебивают, перекричать стараются. Хоть и ошалел от многолюдства, но все успел приметить Радогор.

-Так это тебе не здесь искать надо. – Мужик рад, что выпал случай дух перевести. - А вон над избами высокое жилье шатровой крышей поднимается.  Там и ищи.

-Времени нет. – Замотал головой Радко. Враг набегом идет на вас. Я его не намного  опередил. Ворота закрывать надо, дядька.

  Дядька ему до переносья не достает, хотя годами зрел. Посуровел глазами и прямо на дорогу тюк свалил.

-Так… родственничек. А не врешь ли часом? Сам то откуда? И почему с медведем?

Вран на плече устроился. Ягодка к его ноге прижался и совсем нелюбезно на мужика поглядывает. А сам успевает носом по сторонам водить. Рыбный запах от реки поймал.

-Радогор я, Радко из рода Бэра. А это родич мой, Ягодкой кличут потому, как ягоды любит. От самого окаема иду. Наше городище первым побили. Я последний остался…. – Торопится Радко.  Ногами от нетерпения скоблит утоптанную землю от страха за город, словами давится. Спиной чувствует, рядом уже набег. Народ не успеет за ворота уйти, как здесь будут. – Следом да рядом шел. Остановить пытался. А как увидел ваше городище, так и кинулся через и болота, чтобы первому успеть. А те дорогой идут. Вам бы, дядька, закрыться скорее.

Говорил громко. Считал, что чем скорее его услышат, тем скорее ворота закроют.

Вокруг народ начал собираться, заприслушивались. Мужик смотрит хмуро, изподлобья. В лице переменился. Мельком глянул на турий лук, на остатке стрел, на рукоять меча, выглядывающего из – за плеча диковинной головой.

-Говоришь, увидел… болотами шел… топями пробирался?

-Времени нет, дядька.

Радко зубы до хруста сжал. Голос бэровым рыком гремит. А камни на мечи гневом полыхнули. Да таким, что мужик зажмурился, закрыл глаза рукой и отступил на шаг.

Услышав гневный голос Радогора, раскрыл рот и Ягодка, показав во всей красе свои зубы. Вран взмахнул крыльями, сорвался с плеча и сделал несколько не широких кругов над городом. И Радко пошатнулся, как от удара березовым поленом по голове. В полный скок уже кони несут. Уж и копья на лошадиные шеи легли для удара. Не останавливаясь. В ворота заскочат. С тревожным криком вран почти отвесно, сложив крылья, упал вниз и сел на плечо.

-Версты две осталось А дальше только поле. – Крикнул он прямо в лицо мужика, нависнув над ним тяжкой скалой. И не совладав с собой зарычал бэром.

Перехватил лук половчее и метнулся в ворота А перед ним Ягодка. Поднялся на задние ноги и уже не юнец – лакомка, грозный зверь застыл в воротах, заслоняя их собой.

-Так! – Решился мужик. – Пропадай пропадом моя головушка. Закрывай народ ворота и вали все на стену. Грозно дело знать выходит. Эй, мальцы, кто на ногу поскорее. Метись за воеводой. Не врет, по всему видно, парень.

Теперь уже всем казалось, что слышат они яростный топот и лошадиный надсадный храп. И множество людских раззадоренных голосов. Без скрипа сомкнулись створы дубовых ворот, едва последние успели забежать за стены. Толстенная, в бревно закладуха легла поперек створ. А  из – за тына кричали, на смерть перепуганные, люди. Не все успели, как оказалось, забежать в ворота.

-К реке, к реке бегите! – Кричали им со стена.

-Не надо бегать. Здесь я уже.  Кто велел ворота закрыть?

Голос грозный. Видно что привык повелевать.

-Почему лай? Малец напугал?

Набычился Раадко, стянул брови к переносице. И уже не малец перед ним. Здоровенный парняга, вой, отведавший крови стоит перед миром.  Оскалил зубы по звериному, того и гляди захлестнет злоба и лежать тогда воеводе с порванным горлом и изломанной спиной.

-Зри сам, воевода!  Крак…

Ворон поднялся бесшумно с плеча и проплыл над городом, сделал круг и направился к лесу. Радогор почему – то был уверен, что и воевода увидит то, что открыто ему. На то он и воевода. А он, не дожидаясь, заторопился.

-Люди те по другую сторону леса живут, за самым дальним окаемом. Городищ не строят, хлеба не садят. Живут со скота, а более того набегами и разбоем.

Побледнел воевода. Не надо уж теперь и враньего глаза. Без него все видно. Вываливаются из леса конные десятки, устремив копья к городу.

-К мечу!

А люди уже без приказа торопятся на стены. Вражеский набег не одним воям отбивать. Бегут со всем, что под руку попалось. С копьем, с рогатиной. А то и просто с топором. Зашумели и на реке.  Кто лодку с берега отталкивает. Кто парус поднимает.  Радогору со стены хорошо все видно. Но не видит.  На бегу бросил стрелу на тетиву почти не выцеливая, кинул ее в набегающих всадников, едва взбежав на стену по крутой лестнице. Прямо в раскаленное дикой скачкой лицо, под толстую кожаную  остроконечную шапку. В затуманенный азартом глаз. Гнется, стонет в его руках турий лук, выбрасывая стрелу за стрелой. И ни одна мимо не прошла.

-Духи матери – земли, духи отца леса… - Шепчут бескровные от ярости губы. Не той ярости, которая слепит глаза и туманит сознание. Другой, холодной, всепоглащающей. И беспощадной. – К вам взывает последний из рода бэра. Пусть же могилой станет им этот берег…

Воевода на стене рядом с парнем. И парнем ли? Лицо бледное. Скулы затвердели. Нос обострился. Слышит его свистящий шепот и жутко делается  от его слов старому вою. Уж не волхв  ли? Молод, однако, для волхва. А глазом ворона смотреть заставил. И стрелы мечет, как ни один человек метать не может. За пальцами не уследишь.  Его тул, битком набитый стрелами, перехватил и не заметил. И каждая стрела летит в самое око, под бровь. Или в оскаленный рот.