Читаем без скачивания Просто жизнь - Михаил Аношкин

— Хватит курить! А то все уже копчеными стали.

Он с усмешкой раздавил папиросу в пепельнице, мрачно пошутил:

— Вот, брат Денис, и толкуй после этого о демократии.

Долго засиживаться у Синицких не стали. Денис Иванович всю дорогу мурлыкал под нос песенку. Шура не обронила ни слова. Дома с обидой сказала:

— С тобой только по гостям ходить.

Наутро Денис Иванович проснулся с головной болью, мучительно старался припомнить, что же с ним было вчера, не совершил ли он какую-нибудь глупость. Шура с ним не разговаривала. Он хотел спросить почему, но не стал первым набиваться. Сама скажет, если надо. На работе мучился, мысленно ругался с женой. Нет, в самом деле, чего это она дуется? Вечером долго вопросительно поглядывал на жену, ходил вокруг нее, пытался заглянуть в глаза. Она не выдержала и засмеялась:

— Ну, чего ты ходишь, как кот вокруг горячей каши?

— А как он ходит?

— Как ты вот. Тебе чего?

— Чем же я провинился?

— Тебя вчера у Синицких будто прорвало.

— А что?

— Неужели не заметил, что людям не до твоей болтовни?

— Лишнего сказал?

— Ах, боже мой! — поморщилась Шура. — Не в этом дело.

— Ты от меня требуешь черт-те что, — обиделся Денис Иванович. — Ну были в гостях, ну выпили, ну поболтали. А иначе зачем же было ходить в гости?

— Надо ж чувствовать, Может у них горе?

— Горе? — уставился Денис Иванович на жену. — Какое горе? Откуда ты взяла?

И тут Денис Иванович отчетливо вспомнил, как Вячеслав Андреевич напрашивался на какой-то разговор. Но какое же горе у Синицких?

— У них дело дошло до развода, — тихо сказала Шура. — Тося просила, чтобы ты поговорил с Вячеславом.

— Погоди, погоди, ты что-то путаешь…

— Ничего я не путаю! — оборвала его Шура. — Ты просто уводишь в сторону. Вячеслав связался с какой-то ветреной девчонкой.

«Да-а, — задумался Денис Иванович, — дело, видать, худо. Неужели Славка до этого докатился? Ведь седина на висках. Или по пословице: седина в бороду, бес в ребро? Двое детей. И Тося чудесная женщина. Ох и задам же я ему, подлецу, перцу!»

— Ладно, я с ним поговорю, — пообещал Денис Иванович. — Я ему, юбочнику, шею натру, будь спокойна! И завтра же!

Но завтра Денис Иванович с Синицким не объяснился. Нет, не забыл. Руку к телефону тянул три раза, но бессильно опускал. Весь день мучился. Убеждал себя позвонить Славке обязательно, надо же вразумить его по-дружески. Но не мог решиться еще два дня. Рассуждал: «Славку отругать полагается. Но вот загвоздка — я же не ведаю, как далеко зашло у них дело. Если, скажем, у него к Тосе все перегорело, то ведь насильно старое не вернешь. Человеческая душа — дело деликатное, а любовь — вообще дело темное. Ну, хорошо, я поговорю со Славкой, а он пошлет меня куда-нибудь подальше, ну и что? Семью спасти не удастся, черт побери! Почему же, однако, Шура приняла это так близко к сердцу? Может, боится, что я последую дурному примеру Славки? А что? Интересно, какую он там себе присмотрел».

Так Денис Иванович и не позвонил Вячеславу Андреевичу. А тут неожиданно для себя оправдание нашел. Славка сейчас в отпуске. Принимался ему звонить, а его дома нет. И повеселел. Когда Шура требовательно спросила:

— Звонил? — Он с легкостью ответил:

— Запропастился куда-то наш Славка. Не иначе на рыбалку укатил.

Если бы он знал, что Шура поедет к Синицким на другой же день, он бы, пожалуй, крепко подумал, прежде чем солгать. А она ездила. Вечером, когда он вернулся с работы, Шура на него даже не взглянула. Он хотел недоразумение свести в шутку, а она сверкнула на него глазами.

— Ты меня подло обманул, — сказала она. — Так вот знай: Вячеслав ушел к той.

— Не может быть… — сник Денис Иванович.

— Эх, Денис, Денис, — покачала Шура головой, — а ведь он друг твой. Ты всегда любишь твердить: Славка мой закадычный друг, со Славкой нас не разольешь водой. Так почему же ты не помог своему Славке выкарабкаться из беды?

— Давай-ка лучше корми меня, — проговорил Денис Иванович, словно бы ничего не случилось. Хотел сразу же вернуть отношения на привычные.

Шура подала на стол молча. Сама есть не стала. У него закипело раздражение: раз обедать, так обедать вместе. В сердцах бросил ложку, схватил шляпу и выскочил на улицу.

Дневная жара спала. Синие сумерки спустились на притихший к вечеру город.

«Черт-те что получается, — терзался Денис Иванович. — Заколдованный круг. И чего ей надо? Ведь самое ценное — покой в семье. На работе начертомелешься, наругаешься со всеми и дома ад кромешный. Почему я должен вмешиваться? Какое мое дело? Почему же мне никто не помогает, а я должен?»

Сам того не заметив, Денис Иванович очутился на трамвайной остановке. Решение пришло — ехать к Синицким. Дверь открыла Тося. Лицо у нее осунулось, под глазами появились мешки, глаза злые, настороженные.

— Можно? — спросил Денис Иванович. Тося молча пропустила его. В комнате стояла кроватка-качалка. В ней брыкала ногами Иринка и ловила ручонкой подвешенного на шнурке попугая-погремушку. Тося села за стол, на котором стояла швейная машинка, и продолжала прерванную его приходом работу. Крутила ручку и продвигала вперед шитье. Дениса Ивановича будто не было. Он переминался с ноги на ногу возле кроватки, не зная что делать. Уйти вроде бы и предлога нет — зачем-то приходил?

— Садись, — сказала Тося.

— Благодарю, я на минутку, по пути забежал. Тороплюсь.

— Тебе Вячеслава, конечно?

— Да, но я понимаю… — вконец растерялся Денис Иванович. И видимо, эта растерянность вывела ее из терпения. Она подняла голову, поглядела в упор, прямо в глаза, и отчеканила:

— Раньше надо было приходить! На чужую беду решил взглянуть?!

— Что ты, Тося!

— Уходи!

Заплакала девочка. Денис Иванович обиженно поджал губы и ушел, не солоно хлебавши. «Вот дьявол! — вздохнул он на улице. — Из огня да в полымя. Что делается на свете, что делается. Тут и до инфаркта недалеко. Ну их к чертям. Мне жить не надоело. Пойду-ка я лучше в кино. Шура успокоится, и завтра жизнь пойдет своим чередом. Скоро ребятишки из лагеря приедут. Шура при них злиться не станет. И милое дело!»

Но Денис Иванович снова ошибся. Шура продолжала сердиться. Больше молчала: водилась за нею такая странность. Миновал день — жена молчала, второй — то же самое, третий — без просвета. Денис Иванович не на шутку встревожился, может быть, впервые в жизни. Взмолился:

— Да перестань дуться! Надоело, черт побери! Скоро сыновья вернутся из лагеря, а мы с тобой, как кошка с собакой. Хорошо разве? Как им в глаза посмотрим?

Но Шура не отозвалась. Ну, что он мог поделать с Синицким, что?! Ну, разошлись они с Тоськой, характерами, выходит, не сошлись. Теперь из-за них свою семью рушить? Не слишком ли дорогая цена за чужой грех?

Накануне приезда ребят Денис Иванович сделал еще одну отчаянную попытку пойти с женой на мировую. Но опять ничего не получилось. Шура только сказала:

— Отстань. Перегорит у меня, поговорим. Сейчас не перегорело.

— Может, у тебя сто лет будет перегорать! — взбеленился он. — А я тут причем? Я-то причем?!

Уходя на работу, хлопнул дверью. В кабинете сидел нахохлившийся, злой — таким его еще никто не видел. На телефонные звонки не отвечал. Суматошно бегал по кабинету, заложив руки за спину, повторяя:

— Черт-те что! С ума сойти в пору! Я этого Славку, юбочника проклятого, на осине вздерну!

А Синицкий оказался легким на помине, явился сам. Вырос в двери кабинета неожиданно, как само приведение — в парусиновых брюках, в клетчатой светлой рубахе, небритый, с воспаленными глазами. Денис Иванович оторопел — уж не поблазнилось ли? Невольно попятился к столу, хватая зачем-то телефонную трубку. Но быстро опомнился, стыдно стало за свой испуг. Раскинув руки, словно хотел обнять непутевого друга, шагнул навстречу, нарочито весело воскликнул:

— А-а! Беглец явился! Ну, проходи, проходи.

— Здорово, Денис, — прохрипел Вячеслав Андреевич, пожимая руку друга. — Свободен?

— А что?

— Поговорить надо. Пойдем в сквер, там никто не помешает.

Выбрали глухой уголок. Уселись на скамейку возле акации, под густой кроной клена.

— Что же ты, дружище? — первым начал Денис Иванович бодро.

— А что я? — усмехнулся Вячеслав Андреевич и покосился на друга, остро так. — Что-нибудь знаешь?

— Еще бы! Кто же не знает? — хорохорился Денис Иванович. — Я у Тоси был. До чего ты ее довел, а? На кого ты ее, прости господи, променял? На фифочку какую-то?

Вячеслав Андреевич наблюдал за ним с мрачной усмешкой, а потом похлопал его по плечу и ответил:

— Эх, ты, друг Денис! И ты поверил, что я ушел к фифочке?

— Так ведь говорят…

— Вот именно — говорят! И ты-то поверил? — Вячеслав Андреевич остановил на нем тяжелый немигающий взгляд, и Дениса Ивановича даже слегка затошнило: «Вот сейчас придушит и все».