Читаем без скачивания Человек-Т, или Приключения экипажа «Пахаря» - Алексей Евтушенко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А вот и берег! – констатировал Механик, выбираясь из воды, и с явным облегчением уселся на сухую каменную поверхность. – Трудно, всё-таки, плавать в ботинках и с оружием.
– И холодно, – добавил Оружейник. – Я бы не отказался от костерка.
– Дров здесь, судя по всему, не предвидится, – сказал Доктор и стал стягивать с себя ботинки. – Но хорошо ещё, что комбинезоны у нас непромокаемые. А то бы сейчас вообще дрожали, как цуцыки. Воздух, думаю, градусов шестнадцать-семнадцать по Цельсию, не больше.
Здесь, на каменном берегу подземного озера, было отчего-то больше света (откуда он шёл – непонятно), и некоторое время Штурман, Оружейник и Механик с интересом наблюдали за тем, как Доктор выливает из ботинок воду и выжимает носки, после чего, как по команде, последовали его примеру.
– И каковы будут наши дальнейшие действия? – осведомился Оружейник, когда экипаж снова обулся.
– Ждём у моря погоды, – пожал плечами Штурман, который в отсутствие Капитана автоматически становился вроде как старшим в команде.
– Это как? – не понял Оружейник.
– Точнее, у озера, – пояснил Механик. – Понимаешь, с «Пахарем», скорее всего, ничего страшного не случилось. Стоит или лежит теперь спокойно на дне. Значит, Капитан уже включил сенсоры и нас засёк. То есть, сейчас он как раз залазит в «Мураш» и вот-вот двинется к нам.
– Ага, – глубокомысленно изрёк Оружейник. – Это хорошо. А если «Пахарь» лежит как раз на том боку, где находится люк грузового трюма?
Экипаж задумался.
– Тогда, конечно, хуже, – сказал Штурман. – Придётся Капитану выбираться в скафандре. Но всё равно, думаю, даже в этом случае он прихватит с собой несколько пакетов с НЗ и самым необходимым. В общем, ждём, что так, что эдак. Особо нетерпеливым разрешается погулять по бережку и провести предварительную разведку местности.
– Если учесть, что Доктор утопил своё оружие, а разведка по Уставу проводится только парами, то самые нетерпеливые это я и Оружейник, – усмехнулся Механик.
– Я нетерпеливый – это точно, – сказал Оружейник и поднялся на ноги. – Пошли прогуляемся?
– Только недалеко, – предупредил Штурман. – И недолго.
– Мы рядом, – сказал Механик. – Если что – зовите.
Умник повис над водой вниз головой, убедился, что присоски держат надёжно, и огляделся по сторонам. И сразу заметил на севере, где было гораздо светлее, берег и на нём четыре человеческие фигуры.
– Вижу Штурмана, Механика, Доктора и Оружейника, – доложил он Вишне. – Они живы и находятся на северном берегу, который от нас ровно на расстоянии семьсот пятьдесят метров.
– Очень хорошо! – обрадовалась наверху Вишня. – А как там «Пахарь»?
Робот глянул под воду и увидел, как от красно-оранжевого пятна корабля отделилось маленькое пятнышко, в котором Умник без труда узнал вездеход АМ-257 «Мураш». Пятнышко отделилось и медленно начало увеличиваться в размерах.
«Всплывает!» – догадался робот и тут же доложил об этом наверх.
– Умник, – сказала Вишня, – ты знаешь, что мы с тобой дураки? Нам не в космосе путешествовать, а этих, как их… коров пасти. Да и то, боюсь, наших мозгов и на это дело не хватит. Скажи, у тебя рация есть?
– Конечно, – ответил, чуть помедлив, робот.
– Так какого… ты до сих пор не связался с Капитаном?!!
– Э-э… так ведь команды не было, – несколько, как показалось Вишне, смущённо пробормотал Умник. – Опять же, Капитан мог бы и сам со мной связаться.
– Команды… Небось, когда ты соображаешь, то и без команды прекрасно действуешь. А у Капитана, вероятно, и без нас забот полон рот. Впрочем, и я тоже хороша. Умник, даю команду: немедленно свяжись с Капитаном!
– Слушаюсь! – бодро гаркнул робот и включил рацию.
Пятеро людей, одна лируллийка и один корабельный робот сидели в тёплом и довольно просторном нутре вездехода «Мураш», грелись и обменивались впечатлениями.
– Друзья, – заявил Доктор, когда первый всплеск эмоций пошёл на спад. – Как врач, я настоятельно рекомендую… Нет, даже требую сейчас пообедать, а потом немного поспать. Наши подвиги и приключения никуда не денутся, а нервным системам нашим после всего пережитого требуется хоть краткий, но отдых. Разумеется, к Умнику это не относится. Пусть бдит. Вы как считаете, Капитан?
– Я «за», – сказал Капитан. – Действительно, как-то много сразу всего… Приказываю: экипажу обедать и спать. Времени у нас впереди навалом, торопиться некуда. Умник, накрывай на стол!
– Капитан, – спросила Вишня, которая уже успела принять человеческий облик, я не нуждаюсь во сне так, как вы, люди. Разрешите мне это время использовать для чтения рукописи Человека-Т, которую вы, как я вижу, захватили с собой?
– Э! – воскликнул Механик. – Так не честно. Я тоже хочу послушать!
– И я!
– И я хочу!
– Меня не забудьте!
– Сумасшедший дом, – констатировал Капитан. – Ладно. Вишня, если вы не против, почитайте нам, детишкам, немного после обеда вслух из этой книжки. Но потом всем спать!
– А как же! – хором ответил Капитану послушный экипаж.
Эпизод третий
Мы провели с Машей совершенно чудную ночь и весь следующий день. Это было воскресенье, но, когда ты отдыхаешь на море, у тебя каждый день воскресенье, и я на время забыл о том, что завтра мне надо идти на работу.
Мы валялись на пляже, купались в изумительно-прозрачной и тёплой воде, обедали в очень дешёвом по московским меркам кафе (кормили там, однако, вкуснее, чем в иных московских ресторанах), которое было устроено прямо на отплававшем своё кораблике, гуляли вдоль речки по тенистому, уже приготовившемуся к осени, лесу.
Нам было хорошо. Маша оказалась москвичкой и занималась с отставшими в развитии детьми с нарушениями речи в каком-то специализированном детском саду. Ей только что исполнилось двадцать два года, и с каждой минутой она нравилась мне всё больше и больше. Она обладала удивительно гармоничной, ладной и крепкой фигурой. Не коренастой, а именно крепкой, наполненной какой-то изначальной силой и здоровьем. Такие фигуры больше присущи, вероятно, девушкам из отдалённых, не тронутых тлением цивилизации территорий и местностей нашей по-прежнему необъятной родины, нежели жительнице крупнейшего и греховнейшего в мире мегаполиса. Ноги не длинные и не короткие, не худые и не толстые, а именно такие, как надо, – округлые икры, маленькая точёная коленка, крутые и сильные бедра. Высокая грудь, руки, по всему видно, привыкшие ко всякой работе, но с узкой кистью и длинными изящными пальцами. Совершенной формы зад, гордая шея, большие кругловатые тёмно-карие глаза… Впрочем, описывай, не описывай, а всё равно ничего не получится. Каждый в любом описании увидит своё, так же, как и я видел Машу так, как больше не увидел бы никто.
Но бесконечный, казалось бы, день всё же начал клониться к вечеру, и передо мной встала проблема возвращения в Москву. Точнее, проблемы возвращения как раз не существовало. Существовала проблема принятия мной решения и последующего выполнения этого самого решения. Того или иного.
Над нами довлеют стереотипы поведения, из-за которых практически никто из нас не может себя чувствовать воистину свободным. Да и как не довлеть, когда любой человек вынужден ежедневно зарабатывать на хлеб насущный и опутан десятками иных мелких и крупных проблем? Это теперь я могу посмеяться над своими прежними тревогами, а тогда мне казалось… Впрочем, это неважно. А важно то, что в Москву я решил всё-таки вернуться. И я вернулся. Рано утром, оставив на туалетном столике рядом со сладко спящей Машей записку о том, что, к сожалению, вынужден теперь уйти по срочному делу, но вечером, в семь часов, обязательно жду её у скульптуры дельфина и русалки на Центральной аллее…
Глупо идти на обыденную работу, после того, как обнаружил в себе столь феноменальные способности. Но. Вот именно. Извечный вопрос Шуры Балаганова «как снискать хлеб насущный?», не даёт нам спокойно наслаждаться жизнью, предаваясь неспешным размышлениям и чувственным удовольствиям. За «просто так» денег не платят, а воровать я был не приучен. И к бизнесу в любом его виде совершенно не приспособлен. Оставалось одно – работать, используя ту небольшую толику умения, образования и таланта, которую я получил изначально при рождении и приобрёл в процессе своей, пока ещё не очень долгой, жизни.
Вот уже два с половиной года я работал обычным корреспондентом в отделе происшествий одной крупной ежедневной московской газеты. Количества зарабатываемых мной таким путём денег вполне хватало на оплату, взятой в наём, однокомнатной квартиры (сам я не коренной москвич, и своего жилья у меня в столице не было) и сравнительно безбедную жизнь. Удавалось даже кое-что изредка отсылать родителям и сестре. Вот откладывать деньги не получалось. Впрочем, это у меня не получалось никогда.
Работа журналиста никогда не надоедает тем, кто этим болен и не мыслит своего существования без газеты, журнала, радио, телевидения или интернет-здания. Среди журналистов много таких, отравленных на всю жизнь. Я, по молодости лет, и сам считал, что увлекательнее работы газетчика нет ничего на свете, – ты первым узнаешь новости, встречаешься с массой интересных людей, всегда в центре событий и можешь поведать миру не только о них, но иногда и о своём к этим событиям и людям отношении. А уж как приятно, к примеру, видеть в руках незнакомого человека свежий номер газеты, открытый именно на твоей статье – об этом я подробно и не говорю! Но. Но с годами мой журналистско-корреспондентский пыл несколько поугас. Новости, события и люди начали приобретать штампованные, заранее известные черты и оттенки, ежедневная газетная суматоха и бедлам уже не подстёгивали нервы и воображение, а, наоборот, угнетали и вызывали желание немедленно сбежать от всего этого в ближайшую пивную. Да и золотое перо, честно говоря, мне за семь лет занятий журналистикой так и не удалось выковать (выточить, отлить, приобрести?). Мои репортажи и новости охотно ставились в номер, коллеги и начальство хвалили их на планёрках, я получал премии и поощрения, но дальше этого не шёл. У меня, по большому счёту, не получались хорошо ни обзоры, ни аналитические материалы, ни просто статьи на какую бы то ни было тему. Точнее, они у меня, разумеется, получались, но я и сам прекрасно видел, что их уровень сильно не дотягивает до уровня материалов талантливых журналистов крепкой столичной газеты. Там не менее, к перу и бумаге – точнее к экрану монитора и клавиатуре – меня тянуло, и я понимал, что ничем иным, как складывать слова в предложения, а предложения в относительно осмысленный текст, я заниматься не хочу. Да и не умею. Поэтому все чаще в последнее время начинал я подумывать о возвращении к сочинению художественной прозы (в юности я баловался стихами и рассказами и даже долгое время посещал литературную студию при местном отделении Союза писателей).