Читаем без скачивания Робеспьер - Эрве Лёверс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Посредством записки, напечатанной в июне 1787 г. Робеспьер вмешивается в дело, разбиравшееся в Дуэ, перед парламентом соседней Фландрии. Это дело из тех, которые ему нравятся. Честный профессор гуманитарных наук из коллежа д'Аншен (Дуэ) согласился принять обратно исключённого ученика, при условии, что он предварительно должен будет понести "наказание, заключающееся в нескольких днях уединения в университетской тюрьме". Школяр и кто-то из его родителей направили просьбу о восстановлении ректору университета, потом профессор сделал то же самое, но с помощью простой "записки". Будучи человеком обидчивым, ректор Симон оказался задетым подобным отношением; он желал бы визита или, по меньшей мере, "письма" со стороны профессора Бутру… Он тотчас же вызывает профессора; и так как последний задерживается, ректор посылает судебного пристава и прокурора университета на его поиски в аудитории. Возмущённый видом мобилизованного против него аппарата ректорской власти, в день занятий, профессор не намерен сдаваться без борьбы; чтобы не позволить увести себя силой, он спасается бегством (июнь-июль 1786). После тщетной попытки получить перед университетским судом возмещение за нанесённое оскорбление, профессор требует удовлетворения за него у парламента. Перед судьями, которые его едва знают, Робеспьер не применяет тактики прорывной защиты и не злоупотребляет риторическими фигурами; тем не менее, он решительно обличает произвол и высокомерие "славного ректора", поправшего свободу профессора. Дело представляется ему "достойным стать знаменитым из-за своей необычности".
В 1786 и 1787 гг. Робеспьер также был занят делом Дюкенуа, по которому выпустил две печатные записки. Его клиент, фермер из деревни в Пельве, потребовал у суда возврата денежного взноса, выданного им родителям; но те отрицают, что получили что бы то ни было, и суд признаёт их правоту. Недовольные этим решением, они не отказываются от своего иска за клевету, поданного перед тем самым требованием о возврате взноса. После отказа в удовлетворении ходатайства аррасскими эшевенами, они продолжают настаивать на своём перед советом Артуа, где Дюкенуа доверяет своё дело Робеспьеру. Это "особое дело", - пишет адвокат, где великодушие было вознаграждено неблагодарностью, где каждому человеку дано разрешение "требовать в суде свои права и свою собственность". При помощи юмора ("Шутка – приятный способ защитить себя") и иронического разоблачения путаницы в показаниях своих противников (их "рассеянности"), он напоминает об общественном мнении, которое расположено к его клиенту. Он выводит силу этого мнения на сцену; она – это гарантия истины, защиты невинности, факел, который должен вести судей.
Ещё раз дадим слово адвокату. 1788 год; перед советом Артуа Робеспьер защищает хирурга-окулиста в его борьбе с бывшей любовницей. Сьёр Рокар познакомился с Агатой много лет назад, когда он был на посту в Бресте: в то время он был "юн", "пылок", "чувствителен" и придерживался "духа военного сословия […], которое, как известно, не уважает действий, противоречащих чести, таких вещей, которые отвергают суровые принципы разума и добродетели" (всё это в искусных намёках). Бывшая любовница, "обольстительная и коварная", преследует его теперь и в Артуа, так как он будто бы был её тайным мужем, отцом её ребёнка и должен ей значительную сумму денег. Это слишком! Сьёр Рокар это энергично отрицает и заявляет о своей "невиновности". "Странное дело", "немыслимое дело", которое способствует воскрешению в памяти прошедших жизней и игре на эмоциях. Несколько недель спустя Робеспьер публикует новую записку, единственный известный экземпляр которой находится в частной коллекции; в ней он акцентирует внимание на многочисленных обманах Агаты: "Кто может догадаться о множестве её авантюр и её жертв? И кто может предвидеть предел, где остановятся бесчинства этой опасной интриганки, если суд магистратов не поторопиться прервать их течение?"
Робеспьер чувствует подлинную гордость за свои юридические произведения, которыми он щедро одаривает окружающих. Потому ли, что дела, которые он в них защищает, потому, что слова, которые он использует и стиль, который он предпочитает, сближаются с академическими рассуждениями? Потому что они вносят свой вклад в формирование его образа перед публикой и судьями? Робеспьер в этом не сомневается; его метод изложения обстоятельств дела связан с литературным поприщем, даже в малом. Он с галантностью выражает это молодой женщине, вероятно, м-ль Деэ, 6 июня 1788 г., когда дарит ей свою записку о деле окулиста Рокара: "Редко можно предложить вниманию красивой женщины такого рода сочинение, какое я посылаю вам. Именно благодаря этому обстоятельству составители судебных докладных записок отброшены в последние ряды литературы, если им вообще можно отвести какое-либо место в республике слова"[59]. Но, радуется он, "я посылаю вам мои докладные записки и вы их читаете"[60]. В течение двух предыдущих лет он адресует одной корреспондентке записку о деле Бутру, ту, которая противопоставляет этого профессора коллежа "славному ректору" университета Дуэ (1787), и одной даме свою статью в защиту супругов Паж, которую он называет "записка, посвященная защите угнетенных"[61] (1786). И подобная практика для него не нова, потому что мы её видим, в знаменитом письме, называемом "о чижах", в настоящее время доступном в коллекциях библиотеки и муниципальных архивах Арраса, с каковыми были посланы три экземпляра "доклада, предмет которого весьма интересен"[62] юной подруге сестры, и в котором он уверяет, что грации умеют присоединить "ко всем своим прелестям […] дар мысли и чувства и если они равно способны сочувствовать несчастью, как и доставлять счастье"[63] (1782)…
Во дворце Правосудия генеральный адвокат Фоасье де Рюзе также получает записки Робеспьера; он их бережно хранит, сортирует их, при необходимости просматривает их. К тому же, именно благодаря ему мы знаем некоторые из этих сочинений. Изложение обстоятельств дела Жана-Мари Госса, который требует возвращения долга перед епископальным судом Лилля, например, подписано только адвокатом Дине де Варейе… Никакого следа имени Робеспьера над напечатанным. И всё же, текст действительно его; на его первой странице Фоасье де Рюзе помечает: "автор записки г-н де Робеспьер". Внутри текст исправлен рукой самого Робеспьера, который сожалеет, что работа отредактирована перед печатью. На полях исследования вышестоящим
