Читаем без скачивания Девушка из JFK - Алекс Тарн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ничего себе! – выдохнула я. – Похоже, он досадил ей по-настоящему…
Ковальски пожал плечами:
– Она не шутила, мисс Рита. В ту пору я понятия не имел, кто ее муж: в мою задачу не входил анализ их семейных отношений. Но даже исчадие ада вряд ли заслуживает подобной кары. Говорю вам, эта Пучеглазка засунула бы в жилетный кармашек самого сатану. Она заплатила мне вдвое за все эти страсти и вдобавок пообещала бонус, если муж будет мучиться больше шести часов.
Переговоры с Пучеглазкой происходили в кафешке для дальнобойщиков на бензоколонке, и Билли не составило труда записать все, до последнего слова. Как правило, прокуратуре хватало простой аудиозаписи, но заказчица была настолько беспечна, что Ковальски не ограничился стандартными уликами. Он записал ее на три микрофона и четыре видеокамеры, установленные под разными углами. Получился натуральный фильм, со всеми нюансами интонаций, зубовным скрежетом и сатанинскими молниями из выпученных глаз. Деньги она передавала там же, так что детектив подкрепил факт ареста с поличным еще и показаниями свидетелей, заранее посаженных за соседние столики.
– Получилось поистине железобетонное дело, мисс Рита, – сказал он. – Такого количества неопровержимых улик не получал еще ни один суд в мире, начиная с Божьего суда над Каином.
Я махнула бармену, чтобы подошел. Перед нами уже стоял гренадерский строй пустых пивных бутылок, и мне показалось правильным разнообразить их парад маленькими барабанщиками стопок с двойными порциями виски. Билли не возражал: он приступал к самой болезненной части рассказа и остро нуждался в моральной поддержке своего единственного друга – бурбона.
Первые проблемы обнаружились уже на следующий день после ареста, когда детектив пришел в суд, чтобы поддержать доводы прокуратуры, возражавшей против освобождения Пучеглазки под залог. Перед зданием шумела демонстрация феминисток с бутафорскими вагинами на головах.
– Их было не так много, мисс Рита… – Ковальски опрокинул стопку и закашлялся. – Шит! Не в то горло…
– У него их полдюжины, мисс, – пошутил пробегавший мимо бармен. – Если будете заливать бурбон в каждое, никаких денег не хватит…
– Видали? – полузадушенно выдавил детектив. – Вот так и живу. Никакого уважения… Так вот: их было, может, полсотни, но шумели они на все десять тысяч, никак не меньше. Дюжина мегафонов, скандирование, плакаты… Вокруг их главного ядра сновал всякий сброд из Антифы и BLM – эти бандиты рады любому поводу, чтобы затеять какую-нибудь заварушку. Прохожие, понятное дело, огибали их стороной: себе дороже попасться под руку этой сволочи. Машины тоже разворачивались в объезд, потому что демонстранты перекрыли кусок проезжей части. Никто не хотел связываться, включая полицейских. Я подошел к одному из копов и спросил, почему он не вызывает подмогу, чтобы очистить мостовую. Он посмотрел на меня и покачал головой: начальство приказало не вмешиваться. «Это ведь из-за тебя, Билли, – сказал он. – Требуют свободу для той сучки, которую ты вчера засунул в каталажку…» Тут только я понял, что эти чертовы MeToo демонстрируют за Пучеглазку. За Пучеглазку и против полицейского произвола. Против полиции вообще и против меня лично. Можете себе представить?
Он глотнул из следующей стопки, на этот раз попав куда надо.
Грохот демонстрации был хорошо слышен в зале суда. К удивлению детектива, прокуратуру представляла молодая девчушка – смущенная и невнятная сверх всякой меры. Зато адвокаты Пучеглазки – их было четверо – разливались соловьиным хором. Покушение на убийство, составлявшее суть обвинения, странным образом подменилось совсем другой темой: говорили об издевательствах, которым подвергалась несчастная женщина, о ее безнадежном отчаянии и о бесчеловечной полиции, забывшей о главном своем долге – защите гражданок слабого пола от посягательств насильников-шовинистов. Судья явно сочувствовала обвиняемой и освободила ее под смехотворный залог.
– Уже тогда можно было сообразить, куда ветер дует, – горько промолвил Ковальски. – Моя заказчица оказалась важной птицей в стае, которая сейчас свила свои гнезда повсюду. И когда говорю «повсюду», то имею в виду именно повсюду: в мэрии, в суде, в офисе губернатора, в прокуратуре, в сенате, в прессе… Потому-то она и вела себя так нагло: знала, что таким, как она, сойдет с рук все, что угодно, даже убийство. Плевать она хотела и на полицию, и на суд, и на прокуратуру. Мне бы тогда отойти в сторонку, взять отпуск, уехать с женой на юг, подальше от этой опасной каши. Но я никак не мог смириться с несправедливостью. Если бы я плохо сделал свою работу – тогда еще куда ни шло. Но я-то сделал ее в лучшем виде! Такого фильмешника не снимал даже Тарантино! Меня просто выворачивало при мысли, что эти железобетонные улики можно просто свернуть, раскрошить и замести под ковер.
– Неужели ее оправдали? – подивилась я.
– Еще как! – воскликнул он, стукнув кулаком по стойке. – Нет такого судьи, который посмел бы пойти против подобной кампании в прессе, на улицах, в соцсетях. Со всех стен и газет, куда ни глянь, отовсюду смотрела ее страдальческая пучеглазая морда. Теперь уже обвиняли не ее, а полицию…
– Почему полицию? Почему не мужа, который довел ее до такого?
– Вы наивная девочка, мисс Рита… – усмехнулся Ковальски. – Если бы она действительно могла обвинить мужа, того давно уже поджарили бы на электрическом стуле. Но в том-то и дело, что у нее не было ни одной улики против него. Ни одной! Что ничуть не мешало ей и ее адвокатам врать в суде, в прессе и в десятках телеинтервью. Врать-то они врали, но вранье и клевету не понесешь в полицию. В полиции нужны факты, улики, свидетельства…
– Но почему вы так уверены, что это клевета?
– Потому что я проверял… Ее бывший муж тоже работал в полиции, в другом участке. Еще и поэтому мне с самого начала не хотелось вникать в их отношения. Знаете, это плохо выглядит, когда один коп расследует другого. Лучше оставлять такие случаи другим органам, чтобы люди потом не говорили, что рука руку моет или что полиция покрывает своих. Но когда завертелась эта заваруха, я решил проверить – негласно, не сообщая начальству. Оказалось, что парень сбежал от нее в другой город за два года до того, как она начала искать хитмана. За два года, мисс! А душещипательные описания ужасных издевательств относились к другому, более позднему, времени. Спрашивается, как он мог избивать ее, находясь на расстоянии двухсот миль от Сиэтла?
– Вы виделись с ним?
Ковальски покряхтел и неохотно кивнул.
– Да. Съездил к нему. Пытался уговорить подать в суд за клевету. Какое там… Парень бледнел при одном упоминании ее имени. К тому моменту он успел заново жениться и хотел только одного: забыть прошлый кошмар. Он хотел этого, а я хотел повернуть процесс в правильную сторону, на убийство. Это был мой последний шанс. Ведь когда обвиняли полицию, обвиняли лично меня.