Читаем без скачивания Тайные корреспонденты "Полярной звезды" - Натан Эйдельман

О получении мемуаров Екатерины II было нарочито сообщено только в середине сентября 1858 г., хотя они были получены еще в начале августа. Этот маневр имел целью замаскировать роль П. И. Бартенева.

На страницах «Полярной звезды» и «Колокола» Герцен и Огарев вели конспиративный разговор со своими корреспондентами, до смысла которого III отделение никогда не могло добраться. Характерными для Вольной печати были такие извещения: «Письма получены», «Путь, избранный автором, совершенно верен» и т. п. Герцен часто называл своих корреспондентов «неизвестными», «анонимными» — даже и тогда, когда хорошо знал, кто автор послания. В иных же случаях Герцен намекал на то, что догадывается — кто автор.

Практика показала, что наиболее верной и безопасной формой почтовых отправлений являлась посылка нефранкированных писем (т. е. писем с доплатой на месте), в доставке которых была особенно заинтересована сама почта.

«А Вы так „Колокол“-то и не получили — вот вам и Германия, — писал Герцен М. К. Рейхель 17 июля 1857 г., - хотите, я пришлю, нарочно не франкируя?» (XXVI, 105). Однако в тех случаях, когда Герцен не видел угрозы почтовых изъятий, он напоминал своим постоянным корреспондентам, чтобы они не забывали франкировать. 4 января 1855 г. он писал М. К. Рейхель: «Благоволите франкировать письмо, ибо с 1 января новый закон, за франкированное платится 4 пенса, за нефранкированное — 1 шиллинг», т. е. втрое больше (XXV, 224).

Создатели Вольной печати принимали меры против возможных провокаций со стороны русского и европейских правительств — использования фальшивой корреспонденции во вред настоящим корреспондентам.

Поэтому Герцен так тщательно подчеркивал, что нисколько не отвечает «за вещи русские без моей подписи» (XXV, 323). Позже он поместил в «Колоколе» призыв к корреспондентам — предупреждать издателей «Колокола» письмами о предстоящей присылке материалов. Издатели «Колокола» просили также не передавать рукописей «с гарсонами или дворниками, а приносить самим» (см. XIV, 366).

В то же время Герцен просил М. К. Рейхель и других своих корреспондентов сколько-нибудь значительные (по размеру и весу) материалы посылать sous bande (бандеролью) или — еще лучше — не доверять почте ввиду ненадежности и дороговизны пересылки.

Когда Герцен переслал в Дрезден часть своих записок и другие материалы, с Рейхелей взяли очень большую сумму доплаты. 6 декабря 1857 г. Герцен им писал: «Досадно, что с вас слупили такую барку денег <…>, впредь этого не будет, а если они <почта>опять потребуют, не берите. Я все могу пересылать через книгопродавца. Чтобы вас утешить, скажу вам, что Краевский из Петербурга прислал старые журналы и за провоз взяли до границы 40 руб. сер. да здесь 2 фунта10 sh<шиллингов>,т. е. 200фр. Это очень забавно». Вообще сто лет назад единая почтовая система в Европе еще далеко не установилась. Кроме полицейских нарушений почтовой тайны существовали и разнообразные, чисто почтовые злоупотребления. 13 ноября 1856 г. Герцен писал И. С. Тургеневу: «Здесь в Англии на почте не читают, но беспорядки в ценах, знай вперед, что если попросят прибавки — это плутовство» (XXVI, 49). Герцен неоднократно — и в письмах, и публично — вел борьбу с этими злоупотреблениями. Это была борьба за обеспечение путей для корреспонденции. После пропажи нескольких писем и посылок, отосланных в Дрезден, Герцен пишет М. К. Рейхель 6 декабря 1857 г.: «Вы, однако, покажите зубы вашему почтамту — как они смеют ревизовать английскую почту…» (XXVI, 142).

При этом Герцен и его корреспонденты пробуют разные способы почтовых пересылок, выбирают лучшие, следят за почтовыми новшествами. Как только в употребление вошли посылки в виде ящиков, И. С. Тургенев, находившийся в Париже, воспользовался этим. 8 ноября 1856 г. Герцен отвечал: «Фета — в ящике — я получил. Этот новый образ посылки мне нравится, только ящик советую брать свинцовый» (XXVI, 47).

В целом корреспондентские связи Герцена были хорошо ограждены системой адресов и применяемой конспирацией. Герцен все время советовался о необходимых мерах «маскировки» с Огаревым, Тургеневым, Мельгуновым, призывал к умелой конспирации на страницах своих изданий.

Так выглядели подпольные пути и связи, соединявшие Вольную типографию с родиной.

Многие конспиративные приемы Вольной печати могут показаться наивными. Однако для своего времени они были весьма совершенны и вполне обеспечивали успех. Характерно, что власти так и не смогли догадаться о роли М. К. Рейхель и ее дрезденской «штаб-квартиры». Российская тайная полиция не знала о нелегальной деятельности Н. П. Огарева в течение двух лет (1856–1858), пока он сам не открыл ее в 9-м номере «Колокола». Лишь после этого ему было приказано вернуться в Россию, и только в 1860 г. он был объявлен вне закона. Ни одного дела правительство не смогло завести, анализируя материалы «Полярной звезды», «Колокола» и других изданий. Власти имели также крайне туманное представление о путях и связях Герцена, его корреспондентов. Феодальный государственный аппарат был еще не приспособлен к новому этапу революционной борьбы XIX в.

Слабость правительства усиливалась и наличием «кризиса верхов», робостью, шатаниями властей при осуществлении их политического курса. Известна полулегендарная версия о том, что Александр II бросил в огонь список корреспондентов Герцена, представленный ему шефом жандармов В. А. Долгоруковым. Независимо от того, имел или не имел место в действительности этот факт, можно констатировать определенную растерянность, неуверенность властей. До 1861–1862 гг. они боялись, например, предпринимать широкие преследования корреспондентов Вольной печати. Так, III отделение пользовалось услугами шпиона Михаловского и вместе с тем не начало следствия ни против одного из лиц, объявленных московским генерал-губернатором Закревским корреспондентами Герцена.

По приказу Александра II в 1858 г. были арестованы и высланы корреспонденты Герцена Г. И. Миклашевский и Ю. Н. Голицын32. Но с другой стороны, многочисленные агентурные сведения, собранные в ту пору и хранящиеся доныне в архиве III отделения, явных практических последствий не имели. Характерный эпизод произошел в сентябре 1862 г.: казанский военный губернатор предложил министру внутренних дел Валуеву, чтобы почтовые конторы доставляли «сведения о лицах, ведущих заграничные корреспонденции, с обозначением времени получения писем и места, откуда посланы, а также о времени отправления писем за границу и куда именно». Из III отделения (куда был передан проект) ответили: «Было бы весьма полезно, но сомнительно, чтобы к тому не встретил препятствий почтовый департамент»33.

В те годы в Лондон были посланы специалисты III отделения: сначала Гедерштерн, потом Хотинский, Перетц и другие. Русское правительство добивалось запрещения «Колокола» за границей.

Но в то же время и царь и некоторые сановники «кокетничали» с Вольной печатью. Ростовцев передал огаревский проект освобождения крестьян в редакционные комиссии, царь внимательно читал «Колокол». В поведении власти соединялись страх и ненависть к Герцену и его изданиям с неуверенностью, лавированием, мечтрй приручить Герцена, свести его издания на более безобидный уровень.

Борьба царизма с Вольной печатью Герцена прошла несколько стадий, в ходе которых власть неоднократно меняла приемы, пускала в ход и отставляла за негодностью различных «борцов».

В первые годы существования Вольной типографии, когда еще правил Николай I и герценовская печать в стране почти не распространялась, действия властей отличались простотой и николаевской характерностью: накладывался запрет, рассылались циркуляры, производились обыски и аресты. В условиях 1853–1855 гг. это еще давало нужный непосредственный результат.

После смерти Николая I и окончания Крымской войны обстановка изменилась. Верхи при всем желании уже не могли «по-старому».

Правительство искало средства, чтобы остановить всепроникающегоИскандера. Из двух «вечных» функций эксплуататорского государства — функции «палача» и функции «попа» — при Николае I явно доминировал палач. Церковь и официальная пресса (Булгарин, Греч и др.) играли роль эха, воспроизводя правительственные мнения и указания, но были лишены самостоятельности и инициативы даже во вверенной им области.

После 1855 г. соотношение палача и попа меняется. Палач до поры до времени отходит на второй план. Власти мечтали о действенных формах идеологической борьбы.

Поддержку против разрушительных идей, против влияния Герцена правительство, естественно, ищет у реакционной печати и церкви. Царизм надеялся, что Булгарин и Филарет отвоюют общественное мнение у Герцена и Чернышевского.