Читаем без скачивания Монгольские степи. Халхин-Гол (СИ) - Шопперт Андрей Готлибович

Брехт взял роту диверсантов и выдвинулся к тому месту, где захватили лейтенанта и убили пограничников. Два дня ходили в дозоры, изучали обстановку. Смотрели за японцами и китайцами. Потом разведчики наведались на территорию Маньчжоу-го, оказалось, что в паре километров от границы у них тут воинская часть стоит. Что-то около роты, чуть больше сотни человек. План Иван Яковлевич разработал сам, и диверсанты его воплотили на пятёрочку. Двумя взводами ночью они проникли на территорию этой непонятной части и захватили десяток японцев, что мирно спали в наспех сколоченном домике. Принесли, прострелили японцам всем без исключения колено, даже не спросили про медицинские противопоказания, перетянули, чтобы кровью не изошли и привязали друг к другу в десяти метрах от границы, на нашей стороне. Японцы кричат, стонут, но не дойдёт их глас о помощи до той части воинской — далековато. Потому, ещё постреляли в воздух и пару гранат бросили в ручеёк, что здесь олицетворял границу.

Появились японцы через полчаса. Пришли примерно взводом и с криками бросились к своим. Девять выстрелов и половина лежит с такими же простреленными коленями. И что характерно, лежат на нашей стороне. Ни один следователь, если до этого дело дойдёт, ничего предъявить не сможет. Остальные перебежали на свою сторону и давай палить. А в ответ тишина. Осмелев, офицер отправил двоих помочь новым раненым. И раненых в колено стало ещё на два инвалида больше. А крики о помощи всё громче, и теперь гораздо больше народу кричит. Тогда офицер достал носовой платок и, привязав его к палочке, пошёл с одним помощником с сумкой, на котором красный крест нарисован, опять через ручей.

Брехт сам лично ему колено прострелил и в голову точно попал помощнику. Народ, который японский, кричит уже не так громко. И некоторые даже пытаются переползти через ручей. Одного такого пристрелили, и Иван Яковлевич прокричал на хреновом японском, что будет убит всякий, кто пересечёт границу. Переползать перестали и опять завыли. Ну, хоть догадались друг друга перевязать. Так-то не жалко, но кто-то же должен кричать. Через час на берегу ручья, его не пересекая, встало три офицера с настоящим белым флагом, из простыни, видимо, выкроенном.

Иван Яковлевич пошёл на встречу. Японским он со Светловым продолжал, когда получалось, заниматься, но не сильно преуспел, так, пару сотен слов и несколько общепринятых выражений, навроде: «Как ваше ничего?».

— Так, господа, у вас захваченный пограничник. Сюда его немедленно, — и ушёл.

Один из офицеров бросился за ним и тут же, как только пересёк ручей, покатился на травку с прострелянным коленом. — Брехт повернулся и погрозил пальцем, лапающим кобуры, японцам. Подействовало.

Пленного принесли, избитого страшно и без сознания, ещё через час. Пару человек, из раненых японцев, успели умереть от потери крови, а нефиг, учитесь оказывать первую медицинскую помощь.

— Слушайте сюда. Ещё одна провокация от Уссурийска до сюда, и я убью тысячу японцев. — После чего взял и из пистолета застрелил троих раненых, что потеряли сознание. Вернулся и спросил?

— Всё понятно?

Понятно. Закивали.

— Саё: нара (До свидания). Дэва о-карада-о таисэцу-ни (Берегите себя).

Забегая вперёд, можно сказать, что поняли, его плохой японский. До 1945 года на этом участке больше ни одной провокации не было. А потом японцев просто не стало. Выгнали из Маньчжурии. Так воспитали, что понимают сыну Аматерасу только силу. Ну, хотели встретиться с адекватным противником. Получите.

И ведь никаких нот протеста. Просто умылись. И успокоились.

Глава 11

Событие двадцать восьмое

Я в лицо готов тому плюнуть, кто скажет, что я не культурный.

Ненавижу невоспитанных, я тут понимаешь ли, перебиваю, громко смеюсь, плюю, а он на меня не реагирует!

Они в корень оборзели. Бесстрашные и бессмертные. Это про японцев опять? Нет. Это про наших. Это не бригаду ему прислали, а партизанский отряд. Ну, технику на половину угробили, ладно. Не так чтобы эти броневики сильно жалко было. Один чёрт, на них воевать нельзя. Это просто гробы на колёсах, которые в первом же бою погибнут сами и экипаж свой не защитят. Люди тоже погибнут.

Так они ещё и водку пьянствуют. Как там, в приколе, звучит? «Здесь вам не тут — здесь вас быстро отвыкнут водку пьянствовать и безобразия нарушать».

Шёл себе Иван Яковлевич в санчасть к жене, а там нужно, если из штаба идти, то вдоль забора метров сто по дорожке из жёлтого кирпича прошагать. Можно и через плац, но там туда-сюда руку к пустой голове прикладывать, там полно командиров шастает по делу и без дела, а по дорожке этой и ближе и народу поменьше. Шёл, птичек слушал, о рациях думал, и тут как прыгнут на него сверху. Чуть промазал прыгун, Брехт на каблуке развернулся и провёл классический приём из Кунг-фу с поэтическим названием: «Цзибу тэнкун чжанчи» (нанести удар, взлетая в воздух с распростёртыми крыльями). При помощи толчка усилием правой ступни совершается прыжок вперёд обеими ногами, а когда корпус находится в воздухе, правая нога выполняет пинок, задевает пятку левой ступни и опускается на пол. Левая ступня ставится впереди. Затем правая ступня делает новый шаг вперёд с готовностью к прыжку. Одновременно «когти» рук поочерёдно совершают захват вперёд: сначала правые «когти», а затем левые. Покусившийся на комбрига прыгун отлетел и врезался в забор. И плавно эдак, как кот Том в американских мультиках сполз по забору на землю.

А больно-то как. Нет, не прыгуну. Брехту. Плечо только начало заживать, а тут такая нагрузка. Рана не открылась, но больно, а ещё осознание пришло, что не бессмертный.

У забора валялся красноармеец. Ну, может, и нет, но в форме РККА. И спрашивается, чего это он покусился на командира своего? Не перебор? Вроде особо никому ничего плохого не сделал, живут как у Христа за пазухой. Вопрос.

Комбриг подошёл к «налётчику» и похлопал по плечу. Запах странный. Похлопывание не помогло, тогда пощёчину по вонючей харе зарядил. Ворот расстёгнут, подворотничка нет. Это перебор. Был же приказ № 25 от 13.02.1934 по РККА, чтобы на гимнастёрку подворотничок пришивать. За четыре года не успели довести? Поразбираться нужно.

— Че?! Ты, мать твою! — Вот, Брехт же только подумал, что они бесстрашные и бессмертные.

— Ты у меня смотри, я когда нормальный, а когда и беспощадный. Кто такой, голубь? — ситуация Брехту определённо стала нравиться, он замечал, что с дисциплиной в прибывающих частях бригады совсем плохо, но дел с устройством и обустройством этих товарищей столько навалилось, что пока не до дисциплины. Ну, вчера прибыл последний эшелон и можно вплотную ею занятья, а тут как раз и повод на него сверху упал.

— Я?! — ох, а выхлоп. Кто там шампанское пьёт по утрам? Ну, это мы знаем, а кто пьёт спирт? Ни разу не похож на аристократа, щетинка, подворотничка нет, ногти с чёрной каймой. Нет, не аристократ. Хотя и рыжий.

— А, ну, пошли в роту. Рота какая! Отвечать! — рыкнул на голубя.

— 240-й разведывательный батальон, первая рота! — взгляд почти осмысленным стал.

— Веди.

Шли, как и положено разведчикам, короткими перебежками и зигзагами. А потом будут говорить, что войска были не готовы к войне. Вон, как лихо разведчики научились двигаться. Никакая финская «кукушка» не подстрелит.

Пришли. У новенькой жёлтенькой, пахнущей лесом, казармы, стоит толпа полуголых мужиков и курит. Нда, Иван Яковлевич, а ведь этот батальон одним из первых прибыл, уже больше двух недель тут службу несёт. Недоработочка. Исправим. Да, прямо сейчас.

— Смирно. Где кто? Дневальный где, где командир роты? — Брехт рыкнул на курильщиков и пошёл в казарму, не дожидаясь ответа.

Дневальный нашёлся, выскочил из-за ширмочки какой-то.

— Де…

— Отставить. Доложить о наличии людей. Кто не все — того накажем. — А чего не повеселиться. Пора же порядок наводить.