Читаем без скачивания Дочь пирата - Роберт Джирарди

Разумеется, Уилсон не умел готовить по науке. Он нарезал продукты в форме кубиков и очищал мясо от костей слишком медленно. Он даже не знал, как должным образом чистить горшки.

— Я думать, ты воспитываться в семье придурков, парень! — визжал Нгуен на Уилсона в первый день его пребывания в должности помощника кока. — Как ты получить лицензия? Ты, наверное, слишком много слушать Буффало Спрингфилд! И Джимми Хендрикс тоже! Похоже, ты перед работа курить марихуана, и в твоя голова все перекатываться и стучать, не можешь сосредоточиться на приготовление пища! Темно-красный туман и сейчас в твоя голове, да?

За годы войны у кока сложилось впечатление, что американцы большую часть времени употребляют наркотики и слушают громкую музыку. Он утверждал, что эти пороки не только стоили американцам верной победы, но и по сей день повсюду делают жизнь американцев отвратительной.

— Вы все в Штатах кучка одурманенных наркотиками придурков в наушниках, — говорил кок. — Странно, что вы до сих пор не мочитесь прямо в штаны!

Уилсон пытался спорить с ним, но вскоре понял: лучше держать язык за зубами. Подобные теории, основанные на личном опыте конца 60-х годов, успели превратиться в догму. И никакими разумными доводами опровергнуть ее было нельзя. Уилсон слишком хорошо знал ребят с нестандартным мышлением, учившихся с ним в средней школе, которые помешались на оглушительных хитах и кончили тем, что стали глупыми импотентами или, хуже того, сортировщиками писем на почте. После мытья посуды и уборки помещения Уилсон поднимался наверх и приступал к обязанностям матроса. Часы, проведенные на палубе под парусами Майлара и ярко-голубым небом, с лихвой возмещали мучения в жарком камбузе. Океан был похож на маковое поле, цвет которого менялся в зависимости от освещения: ультрамариновый в три часа, радужно-голубой — в пять, цвета лаванды — на закате и черный ночью, которая ложилась на мачты, как бархатное покрывало на клетку с попугаем. Казалось, воде и небу нет ни конца ни края, и лишь совсем далеко, на горизонте, тонкая светлая полоска обозначает границу между ними.

Уилсон терял дар речи перед этой суровой красотой. От ветра, солнца, звезд и невиданной чистоты волн у него кружилась голова. На вахте в носовой рубке восторженное внимание к новой реальности повергало его в состояние, похожее на глубокую медитацию. Тревожное предчувствие наконец покидало Уилсона, уступая место чему-то иному. Он был словно Голем[15], созданный из смеси опыта и грез и оживляемый дыханием океана.

Так прошло десять дней. «Компаунд интерест» стрелой пронзала великолепное пространство, паруса в зависимости от ветра то поднимались, то опускались, а в тесном камбузе одно кушанье чередовалось другим. Уилсон и Крикет почти не разговаривали друг с другом. Он помнил ее обещание, что все изменится после Азорских островов, и не волновался. Она спала в отдельной каюте и держалась с ним как сестра. Но времени размышлять о странной ситуации просто не было, всегда находилась какая-нибудь работа.

Благодаря попутному ветру они плыли без проблем. Уилсон забывался крепким сном, который дарует физическая усталость и морской воздух. Песок и ракушки континентального шельфа под килем смыла темная чистая вода неимоверной глубины.

7

На одиннадцатый день плавания, утром, «Компаунд интерест» пересекла двадцать седьмую параллель на сороковом градусе западной широты и уходила в трясину под названием Саргассово море. Судно замерло в ожидании хотя бы слабого дуновения. Паруса распускались в поисках ветра и с механическим шелестом поникали.

Уилсон поднял глаза от блестящей посуды, отложил на время замшу и хозяйственное мыло и направился в штурманский октаэдр за сигарой. Капитану не нравилось курить в одиночестве. Море делает людей или молчаливыми, или болтливыми. Капитан относился к последней категории.

— Я и не знал, что грязь распространяется так далеко на север, — сказал Амундсен. — Раньше здесь были только водоросли. Теперь полно мусора. Отходы нефтехимического производства плавают в ржавых бочках по пятьдесят галлонов каждая, как это назвать? Вы только взгляните на это дерьмо. Ведь это же настоящая океанская свалка.

Уилсон зажмурился от яркого желтоватого неба. Над мачтами неподвижно висели чайки. В нос била мощная вонь, которую испускала гниющая рыба. На черной воде лежали помятые консервные банки, пластиковые бутылки и контейнеры. Ножки продавленного стула из какого-то ресторана были опутаны сгустком водорослей величиной с уличный островок безопасности.

— Каким образом все это попадает сюда? — спросил Уилсон. — Ведь мы посреди океана.

— Это что! Мне встречалось поломанное пианино, даже обгоревший кузов «фольксвагена», — сообщил капитан. — А как-то раз я видел закрытые деревянные гробы, которые покачивались на волнах вроде огромных поплавков. Все это приносят течения. Ваши мусорщики вывозят разную дрянь из крупных городов и незаконно сбрасывают в море сразу за двенадцатимильной зоной. Надо же ей где-то притулиться. Вот она и нашла место.

— А гробы вы подняли? — спросил Уилсон, но дожидаться ответа не стал. С левого борта пахнуло чем-то неописуемо противным, и желудок взбунтовался. — О Боже! Капитан, у вас два мощных двигателя в полной исправности. Нельзя ли уйти на них отсюда?

Капитан печально покачал головой:

— Акерман говорит, нет. Ему взбрело в голову совершить кругосветное путешествие под парусами. А это значит, двигатели можно использовать только в чрезвычайных обстоятельствах.

— А сейчас что?

— Это пока терпимо, — протянул капитан и вернулся к навигационным картам.

8

Три дня прошли в совершенном оцепенении. Пробилось сквозь дымку и поднялось в зенит желтоватое солнце, озарились облака, неподвижная «Компаунд интерест» продолжала изнывать на нестерпимой жаре.

Прямо за фок-мачтой стоял газовый гриль под алюминиевой крышкой. Вечером по приглашению владельца яхты экипаж собрался вокруг этого устройства на пикник. Нгуен снял алюминиевую крышку, зажег горелку и с профессиональной ловкостью положил десять филейных бифштексов, тщательно обмазанных маринадом, жариться на желто-голубом костре. Вскоре, ко всеобщей радости, аромат жареного мяса перебил гнилостный дух. Экипаж в основном довольствовался морским рационом. Настоящие продукты хранились для миллиардера.

Дуайт Акерман вылез из переднего люка, моргая и принюхиваясь. Саргассово море, почти терпимое в этот час заката, воняло тиной.

— Рад, что вы, ребята, смогли прийти, — сообщил он, выдержал паузу и окинул взглядом замусоренное пространство, словно на миг удивился тому, что находится в открытом море. Это был худой стеснительный мужчина примерно сорока пяти лет. Бледное лицо, на щеках розовые полумесяцы заходящего солнца; очки с толстыми стеклами, которые делают глаза огромными, как у букашки из мультфильма; тенниска от Лейкерса и помятые штаны от Леви, завернутые до белых икр. Уилсон был глубоко разочарован. Акерман казался абсолютно нормальным человеком. Загадочный пожиратель обедов из пятнадцати блюд совсем не выглядел финансовой акулой, как его величали в газетах, способной поглощать компании стоимостью в полтора миллиарда долларов.