Читаем без скачивания Манипуляция общественным сознанием: теория и практика - Олег Борисович Иванов

Прошедшие двадцать лет убедительно доказали, что лекарством от коррупции ЕГЭ не стал – достаточно вспомнить многочисленные скандалы с выпускниками из некоторых субъектов федерации, имевших высочайшие баллы ЕГЭ, но не способных без ошибок написать даже название профессии, которую собирались осваивать в вузе. Соревновательного равенства он тоже не обеспечил: по-прежнему выходцы из более состоятельных семей имеют больше возможностей подготовиться к ЕГЭ с помощью репетиторов и специальных – вовсе не бесплатных – программ обучения.

Более того, внедрение ЕГЭ извратило и сам процесс обучения, прежде всего потому, что поддержка учебного процесса с помощью оценок противоречит тому факту, что они стали совершенно неважными для поступления в вуз, – ведь ныне их принято просто игнорировать – и недостаточными даже для получения школьного аттестата.

В нынешней системе оценивания уровня подготовки учащихся имплицитно предполагается, что дети сами учиться не хотят и не будут. Поэтому на всех этапах обучения делается акцент на регламентацию, контроль и разного рода проверки и отчетность в виде ВПР, ГИА, ЕГЭ, – а не процесс обучения. «Мы игнорируем тот факт, что вышеозначенные процедуры вызывают стресс, снижают интерес, любознательность, креативность и настраивают школьников на результат, который нужно показать любой ценой, а средства неважны», – рассуждают учителя в своих профильных сообществах в соцсетях. Они отмечают, что в нынешнем учебном процессе преобладает позиция учителя: «Я говорю – вы слушаете, я спрашиваю – вы отвечаете (подняв руку, когда я разрешу), я знаю – вы нет, вы отвечаете – я оцениваю, у вас ошибки – у меня нет, я хороший – вы не очень». А современные дети на такой посыл реагируют неохотно, но если бы взрослые разработчики учебных программ попробовали применить подобный подход к собственной деятельности, то тоже почувствовали бы отсутствие интереса к подобным занятиям.

Нынешняя система оценивания знаний снижает мотивацию учеников и учителей за счет акцентирования ВПР, ОГЭ и ЕГЭ с его 2-4 «главными» предметами, в то время как остальные рассматриваются как не стоящие внимания и труда. По сути, все изначально задуманное многообразие учебной деятельности во многом обесценивается, поскольку 11 лет учебы в школе имеют одну цель – сдать сначала ВПР, потом ОГЭ, наконец, ЕГЭ и поступить в вуз, в тот на который хватит баллов (ну или денег родителей).

Интерес школьников к учебе снижается в зависимости от перехода из класса в класс. По данным исследования РАНХИГС35, проведенного в 2019-2020 гг.: среди родителей первоклассников интерес детей к учебе отмечают 46% семей, среди родителей 8-классников их доля существенно сокращается, до 15%.

А по данным опроса ОНФ36, проведенного в декабре 2018 года среди более чем 2,5 тыс. школьников от 13 до 18 лет из 84 регионов России, число подростков которым нравится учиться в школе составило 28%, при этом доля детей, посещающих школу по принуждению, составила 16%. Юные респонденты считают, что интересных уроков недостаточно (48%), и при этом постоянно увеличивается нагрузка. В результате 65% детей не хватает времени на выполнение домашнего задания, а 59% подростков – на занятия любимым делом. Достаточно выражена и доля школьников, которых учителя и родители заставляют участвовать в олимпиадах и конкурсах (19%).

Есть и курьезные случаи, когда ЕГЭ служит удовлетворению за счет детей родительских амбиций. Кульминацией, но, увы, не финалом применения этой системы оценивания знаний стала недавняя история поступления на психологический факультет МГУ 8-летней девочки, дочери родителей-энтузиастов, без тени смущения признававшихся в том, что их суперодаренная дочь не читала «Евгения Онегина» и других ключевых произведений русской литературы. И вот теперь государство получило такого вот студента-психолога. Притом о ее дальнейшей профессиональной деятельности речь вообще не идет – ведь к моменту окончания вуза, она еще не достигнет возраста, в котором вообще разрешено работать. Впрочем, с получением высшего образования у 8-летней Алисы также возникли сложности: она практически не появлялась в университете, а ее отец вступал в конфликты с одногруппниками дочери в студенческом чате, а также ее преподавателями.

Педагоги и психологи неоднозначно отнеслись к этому эксперименту. Многие известные российские учителя его не одобрили. «У меня нет вопросов к папе. Он хочет доказать некую идею – что можно в школе не учиться 11 лет, а освоить все за три года. К девочке у меня тоже вопросов нет. Потому что в данном случае она – орудие в руках папы, в какой-то мере ее даже можно считать жертвой, – заявил «Ленте.Ру» автор учебников по истории России, преподаватель московской школы №1543 Леонид Кацва.

У меня есть вопрос к МГУ: принять девятилетнего ребенка на психфак – это надо все же сильно постараться.  Но гораздо больше у меня вопросов к школе, которая ее выпустила»37. Он предположил, что зачисление вчерашней третьеклассницы на психфак является неким экспериментом, и в этой ситуации девочка будет «не столько студенткой, сколько подопытным объектом». Через полгода после зачисления девочки на психфак некоторые СМИ сообщили, что она уже проводит психологические консультации «по вопросам одаренности», а стоимость такой консультации составляет 50 тыс. рублей в час38. В общем чем дальше, тем очевиднее, что история малолетней студентки из истории одаренного (или даже сверходаренного) ребенка превращается в очередной медийный сериал, призванный так или иначе развлекать публику – при этом совершенно не важно, с манипулятивной или с какой-то иной целью. Пока, к счастью, последователей у семьи энтузиастов раннего высшего образования не нашлось.

ЕГЭ, конечно, сильно снижает мотивацию получать глубокие знания, но сам по себе он является не главной причиной кризиса российского образования, а лишь одним из его факторов. Другой важной причиной снижения интереса к учебе является изменение роли и статуса учителя.

Если в СССР важность профессии учителя всячески подчеркивалась, то в современной России педагоги довольно сильно дискредитированы. В полемике вокруг нынешней школы часто можно встретить мнения о том, что школьные учителя – «продукт отрицательной селекции»: сначала они поступают в низкоконкурентный педагогический вуз (почему-то в нашем обществе укоренен еще советский стереотип, выраженный в поговорке «ума нет – иди в пед»), затем не находят на рынке труда никакой работы, кроме работы в школе, которая сама по себе считается трудной и непрестижной; ну и вот такие учителя теперь у наших детей! Разумеется, при таком подходе родителям трудно, а зачастую и не хочется, поддерживать авторитет учителя. Дети чувствуют отношение родителей к учителям как к «неудачникам» с маленькой зарплатой и, не приобретя уважения и интереса к личности педагога, теряют и интерес к знаниям. Более того, гаджеты и социальные сети позволяют школьникам не только провоцировать учителей на