Читаем без скачивания Парфянин. Книга 1. Ярость орла - Питер Дарман

Уже в начале боя мы превосходили римлян числом, а сейчас тучи наших стрел еще сильнее уменьшили их количество. Уцелевшие решили, что с них хватит. Небольшими группами они пустились карьером прочь с поля боя. Бозан остановился, поднял меч и закричал:

– Оставьте их, пусть бегут! Все ко мне!

Боевые рога протрубили отбой и общий сбор.

Я был возбужден и страшно доволен. Я впервые бился с римской конницей, и мы одержали легкую победу. И это были не местные вспомогательные войска, а настоящие сыны Рима, но мы превзошли их и одолели. Итак, мы одерживали здесь одну победу за другой, и я уже начинал верить, что и впрямь становлюсь достойным сыном Парфии. Я чувствовал себя совершенно непобедимым; возможно, старая ведьма при дворе Синтарука оказалась права. И я все еще мечтал о славе, когда на нас обрушилась беда.

В победном упоении, когда кровопролитие закончилось, те, кто остался в живых, обычно испытывают огромное облегчение, что все еще живы. Одни начинают плакать, других сотрясает дрожь, некоторые падают на колени и возносят благодарственные молитвы тем богам, коим поклоняются. Я же всегда чувствую себя так, словно избавился от тяжеленной ноши, хотя руки и ноги еще некоторое время неудержимо дрожат. Но при воспоминании о бое и победе даже самые лучшие воины расслабляются и перестают держаться настороже. Так оно и произошло, когда остатки римской конницы бежали, спасая свою жизнь. Бозана сразил уцелевший враг. Я не видел, как это произошло, но потом мне рассказали, что вражеский конник, ранее выбитый из седла и, видимо, потерявший сознание, вдруг очнулся и метнул в него копье, глубоко вонзив наконечник ему в грудь. Бозан, еще державший меч в руке, успел одним ударом перерубить древко копья, а римлянина между тем изрубили на куски командиры, собравшиеся вокруг своего военачальника. Но черное дело было сделано. Бозан еще сидел в седле, потом упал лицом вперед и сполз на землю. Он умер еще до того, как его голова коснулась травы.

О смерти Бозана я узнал лишь тогда, когда ко мне подскакал один из воинов и поманил за собой, требуя поторопиться. Когда я прибыл на место, вокруг погибшего уже собралась толпа. Я спрыгнул с седла и подошел к телу. Опустился на колени перед безжизненным телом и, не веря своим глазам, уставился на человека, ставшего мне вторым отцом. Это Бозан научил меня владеть мечом, стрелять из лука и сражаться верхом. Это его голос подзадоривал меня, хвалил, насмехался надо мной, угрожал и бранил с тех пор, как я был еще мальчишкой. И теперь – вот он, лежит мертвый. Рядом появился Гафарн, осмотрел тело Бозана и заплакал без всякого стыда. Он никогда не скрывал своих чувств. Да и зачем ему это? Он же слуга, раб. Но в следующие несколько минут я бы с радостью поменялся с ним местами, а пока изо всех сил старался унять поток слез, готовых вылиться из глаз. Я вытер глаза, чувствуя, что все взгляды сейчас направлены на меня, равно как и на тело Бозана. Я поднялся. Ноги дрожали, а когда я заговорил, голос тоже не слушался.

– Мы предадим тело огню прямо здесь, а оружие и доспехи врагов сложим в его честь на погребальный костер. Действуйте!

Командиры и воины разошлись, чтобы собрать топлива для погребального костра, оставив нас с Гафарном. Он уже не плакал, только тихо всхлипывал.

– Чего это ты разнылся? – резко спросил я.

– Я плачу за нас обоих, так что можешь не реветь. Хотя и понимаю, какая это для тебя потеря.

Я отвернулся в сторону, и по щекам потекли слезы. Он был совершенно прав. Я сейчас жутко ненавидел римлян и уже придумывал, что сделаю с ними. Я страстно желал отомстить за Бозана, тысячу раз отомстить. Я поставил стражу у его тела и приказал раздеть всех мертвых римлян догола и отрубить им головы. Обезглавленные тела были свалены в кучу на краю поля, где происходил бой, – пусть воронам будет чем поживиться. Одну сотню воинов я отрядил готовить погребальный костер, приказав обыскать все окрестности в поисках всего деревянного, что только может для этого пригодиться. Через два часа была воздвигнута целая пирамида из сучьев и веток высотой в два человеческих роста. По ее бокам сложили римские щиты, а сверху навалили их туники и плащи. После чего тело Бозана подняли на эту кучу и уложили там. У его ног сложили римские знамена, которые мы захватили в бою, меч положили прямо на тело, так что головка рукояти упиралась ему в подбородок, а острие было обращено к ногам.

Когда солнце начало опускаться к западу, мы собрались перед костром, чтобы проститься с погибшим. Когда мне вручили горящий факел, все опустились на колени в знак уважения. Я поджег дрова в основании костра, пламя разгорелось, дерево затрещало и начало стрелять искрами, а огонь поднимался все выше и выше, постепенно охватывая всю пирамиду и исходя жаром. Потом вся куча превратилась в шипящий и ревущий красно-желтый огненный шар, окончательно поглотив тело Бозана, и его дух вознесся в небеса, где он воссядет по правую руку от Шамаша.

Мы бодрствовали всю ночь, пока костер не превратился в кучку золы и пепла. А утром, озябший и с красными от бессонницы глазами, я приказал насадить отрубленные головы врагов на захваченные копья, которые затем вбили в землю. Эти древки с насаженными на них злобно оскаленными головами были установлены вокруг остатков погребального костра, чтоб они отдавали честь своему победителю. После чего мы покинули равнину с оставшимися на ней мертвецами, молча ведя своих коней в поводу. Впереди шагал Бирд. Все время нашего ночного бдения он сохранял почтительное молчание. Но сейчас наконец заговорил, шагая рядом со мной во главе нашей колонны.

– Мы идем в безопасное место, господин. Никаких римлян поблизости. Что теперь? Возвращаемся в Парфию?

Я тащился дальше, совершенно безразличный к тому, куда мы направляемся. И все перебирал в уме подробности гибели Бозана и думал о том, как его смерть воспримет отец. Будет винить меня за смерть своего друга? А разве я виноват? Ответа я не находил. И, конечно, не обращал никакого внимания на проводника, чей веселый вид уже начинал меня раздражать.

– Что ты сказал?

– Я знаю безопасное место, господин. Там нет римлян.

Гафарн шагал позади меня, и я чувствовал его взгляд на своем затылке.

– Он желает знать, не следует ли нам возвращаться в Парфию, мой господин.

– Я еще не решил.

– Разве мы не все сделали, что приказал твой отец?

– А что, разве все сделали? – ответил я, тоже вопросом. – К тому же ты слуга, а не стратег.

Гафарн ничего на это не сказал, и мы продолжили путь в молчании. По правде сказать, я и сам не знал, что теперь предпринять. Мысль о том, чтобы убраться обратно в Хатру, меня ничуть не привлекала. Но что еще я мог сейчас сделать?

На ночь мы разбили лагерь в пустынном овраге, усыпанном камнями и щебенкой, где было мало растительности. Я сидел у небольшого костра, вокруг сгущалась темнота. Настроение у всех было такое же, как у меня, – подавленное. Мне не хотелось ни с кем разговаривать, так что я отослал Гафарна, чтобы побыть в одиночестве. Становилось холоднее, а я все сидел, сгорбившись, на земле, завернувшись в плащ и нахлобучив на голову войлочную шапку. И не заметил, как ко мне подошел Бирд и сел рядом. Я не обернулся к нему, надеясь, что он уйдет. Я мог бы приказать ему убраться, но мне не хотелось ни с кем разговаривать. Он довольно долго не произносил ни слова, а потом сказал только одно:

– Кесария.

– Что?

– Кесария, мой господин.

Я громко вздохнул.

– Я что, должен с одного слова уразуметь, что ты имеешь в виду?

– Если ты хочешь отомстить за смерть своего друга и начальника, мой господин, Кесария дает тебе такую возможность. Небольшой город, стен нет, маленький гарнизон. Много римлян – по большей части торговцы и их семьи. Отлично будет гореть.

Я обернулся к нему, уже заинтересованный.

– Продолжай.

Он рассказал мне, что Кесария была торговым центром еще до того, как римляне завоевали Каппадокию, но после этого они изгнали из города многих местных жителей, а вместо них поселили там своих. Но город все равно процветает и, по словам Бирда, являет собой созревший фрукт, который только и ждет, чтобы его сорвали.

– Откуда ты знаешь, что там нет гарнизона?

– Я не совсем уверен, мой господин, но все легионы ушли на север, они воюют с Митридатом в Понте.

Это, насколько я знал, было правдой. Доблестный Митридат противостоял всей мощи Рима, сражаясь за свободу своего народа. Да и мы во время похода встретили совсем немного легионеров.

– Кесария далеко отсюда?

– Три дня пути верхом, господин.

– Откуда ты так хорошо знаешь этот город?

Выражение его лица вдруг резко поменялось, стало крайне печальным.

– Я жил там когда-то, мой господин. До того, как туда пришли римляне.

Бирд отвернулся, уставился в огонь и замолчал. Через некоторое время он поднялся на ноги и ушел. Я раздумывал над тем, что он мне сообщил. Желание отомстить было слишком сильным. И я принял решение: мы нападем на Кесарию и тем самым принесем по-настоящему достойную жертву в честь Бозана.