Читаем без скачивания Мама на фоне измены (СИ) - Евгения Мэйз
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сердце успокаивается, но все равно отдается в груди.
— Чего стоим? Кого ждём?
Пашка притягивает меня к себе за талию и во мне закрадывается подозрение, что он не выручает-спасает меня, а просто сторожил и бдит.
— А ты вообще кто? — спрашивает Валерик, теряя добродушно-пьяное настроение. — И чего мне указываешь?
Как и думалось ранее, Валера оказался из той категории мужчин, которая совершенно не нравится мне — чуть что не так, споткнулся обо что-то или получил ответ не по нутру, как сразу начинает агрессировать и лицо становится такое неприятное и злое, прям как у мелкой собачонки.
— Бегом, я сказал! Или, тебе нужен вектор направленности?!
Валерка и ведёт себя в точности, как собачонка. Неприятное сравнение, но уж как есть. Кажется, что ещё немного и он побежит моча штаны.
— Тогда бы и сказать, что занята! — визжит он, решив обратить свой праведный гнев на меня.
— Чего, лядь? — опережает мое изумление Буров. — А ну иди сюда!
Он делает шаг по направлению к Валерику и, я уж было надеюсь, что вот он шанс свалить от этих двоих, но Пашка давно знает меня, а потому научен опытом и не выпускает меня из рук, только делая вид, что собирается погнаться за недопоклонником.
— Время бы свое на тебя не тратил, дура! — выкрикивает Валерик, ныряя в пышные кусты напоминающие спатифилум. — ППлюха!
Зашибись! Я ещё и дрянь. Надо было бросить его на мостовой и быть собакой женского пола.
За возмущениями радость, вызванная появлением Бурова прошла также быстро, как и появилась.
— Ты, Ветрова, вижу не скучаешь, — выдает Буров, играя на опережение. — Тебя ни на минуту оставить нельзя!
Мои брови приподнимаются.
— Что?!
Я отталкиваю его руку.
— Руки убери!
— Говорю, вьются вокруг тебя какие-то пидорасы! — говорит Павел Архипович, качнувшись на пятках и став ближе ко мне.
— Это не твое дело, Буров! Кто вьется вокруг меня, зачем и для чего! Какого черта ты прогнал его?!
Слава Богу, что Валерик засеменил домой! Ещё не хватало его до дому довести! Но Бурову этого знать не обязательно, особенно с такой-то подачей!
— Считай, что я спас твою прекрасную задницу от изнасилования, — выдает это хамло, глядя мне в глаза без тени сомнений.
Ещё один супер хироу!
— Ты, Буров, плащ героя на себя не примеряй! Ок?! Я пока еще могу постоять за себя! Скажешь тоже: изнасилование!
Он усмехается, но не не спорит, а соглашается со мной.
— Ну ок! Не от изнасилования, а от весьма посредственного секса!
— Да ты в конец обнаглел, Архипович! — восклицаю я, приподнимаясь на носочках, чтобы развернуться на них и пойти в другую сторону. — Не тебе решать какой секс мне нужен посредственный или возвышенный!
— Что? Ветрова, ты серьёзно?
На мгновение показалось, что не было ничего или, даже то, что мы вернулись в прошлое, ссорясь понарошку. В прежних наших скандалах было больше забавных претензий, чем серьезных. Хотя, нет! Они были очень даже важными, но завернутыми в забавную упаковку, не давая никому из нас сжечь такие дорогие нервные клетки или обидеть кого-то до глубины души.
Кажется, его вообще нельзя было обидеть ничем.
— Хочешь сказать, что согласилась бы отдаться этому? — спрашивает он, смеживая веки.
Я же замираю на месте, явно не ожидав этого вопроса.
Конечно, я бы не отдалась этому мопсу.
Но слово "секс", да ещё и в исполнении Бурова вызвало цепочку неконтролируемых мыслей, воспоминаний и реакций в виде мурашек и волны изморози. Вспомнилось то, что было ближе всего, а именно секс с ним! Господи, какой же идиоткой я была! Надо было эксплуатировать Образцова и в хвост, и в гриву, чтобы теперь не стоять и не молиться о черт знает чем.
— Это не твое дело, — говорю я, не хуже Бурова считывая то, что происходит с ним.
А он именно это делает, сканируя меня своими светлыми глазами, и даже рот открывает, чтобы выдать что-то ещё, что несомненно взбесит меня, заставит смутиться и даже сгореть от стыда.
— Почему бы тебе не заняться своей женой? — произношу я быстро, чтобы не дать ему сказать ни слова в мою сторону.
— Я не женат, Ветрова, — откликается он, делая ещё один шаг ко мне.
— Ну значит той, которая родила тебе ребёнка, — изловчаюсь я, а сама отступаю от него.
Я даже оглядываюсь, чтобы проверить, а как далеко моя милая хижина, а когда поворачиваюсь к Бурову, то черчу носом по его груди, невольно вдыхая запах этого мужчины, такой терпкий, такой чисто маскулинный в котором смешан парфюм, мыло, тело и даже запах дороги.
— У меня нет детей, Ветрова, — говорит Буров, когда я поднимаю голову.
Его слова звучат негромко в этой душной ночи, но совершенно особенно. Звучат, но не несут в себе ничего отталкивающего. Я знаю, что он врёт или не договаривает.
— Но у тебя есть ребенок, да? — уточняю я, делая шаг назад.
— Да.
Его ответ изменил кое-что. Конечно мне не стало легче. С чего бы это? Я разозлилась. Он морочит мне голову! Вот как это называется!
— Чей он? — требую ответа, останавливаясь.
Он улыбается вместо ответа. Опять про себя. Это бесит и притягивает одновременно. Определенно, мне не стоило пить сегодня! Я расклеюсь! Уже замечаю то, на что не должна обращать внимание!
— Буров, что за манера такая идиотская говорить "а" и не говорить "б"?! Почему я тяну это из тебя клещами? Почему нельзя было сразу рассказать мне обо всём?
Я спрашиваю, а сама отпихиваю его от себя, стоило почувствовать лопатками хлипкие дверцы бунгало.
Не без труда конечно же.
Он не хочет поддаваться. А я чувствую себя, разозленной своей беспомощностью, особенно когда упираюсь в него и издаю это девчачье "иии!"
— Отойди от меня! — требую я, одергивая платье.
Сдаюсь, бросая затею отодвинуть его от себя, и опираюсь на двери.
Это бесполезно. Все равно, что двигать автомобиль.
Смотрю ему в глаза, в его темные зрачки с тонкой радужкой вокруг них, вдыхаю его запах.
— Что такое, Ветрова? Ты интересуешься мной? Я волную тебя?
От его густого, совершенно насыщенного голоса я покрываюсь мурашками.
— Жду, когда ты ответишь мне, — говорю я, поправляя волосы.
— Ты сама попросила отстать от тебя, не говорить и не приближаться к тебе, — произносит он, как ни в чем ни бывало.
Этот бульдозер даже не заметил моих телодвижений.
— Но ты ведь не отстал! — возражаю я, дотрагиваясь до него.
Мне тоже можно. Чуть-чуть. Пусть мои ладони по на
