Читаем без скачивания Плохой парень - Питер Робинсон

— Да уж, наверное. Здесь все очень цивильно. Но все же… зачем тут столько народу?

Трейси могла бы объяснить ему, зачем нужен каждый из сотрудников, что они делают и сколько это может продлиться, но сочла за лучшее придержать язык.

— Откуда ж мне знать?.. Мы с тобой можем уйти отсюда другой дорогой, если хочешь, — предложила она и провела Джаффа вниз по улице, а там они свернули налево, к переулку, упиравшемуся в Йорк-роуд сразу у колледжа. — Так идти дольше, зато нам не придется второй раз проходить мимо полицейских. В любом случае, — продолжала она, — мы ведь до сих пор и не знаем, ищут ли тебя, верно?

— Ищут. Если еще нет, то скоро начнут. Даже если Эрин будет молчать, кто-нибудь все равно проболтается. Они найдут ее друзей, приятелей из клубов, из ресторана, где она работает. Нам надо быть осторожней. — Он огляделся и слегка поежился. — Пошли. Давай вернемся обратно в машину и уедем побыстрее из города. Здесь я чувствую себя очень неуютно.

Бэнкс шел по Рыбацкой пристани, наслаждаясь утренним солнцем и пирожками с крабами. Они были пресноваты, но в сочетании с острым красным соусом очень даже хороши.

Он глядел на туристический кораблик, направлявшийся в Алькатрас, и раздумывал, не поехать ли и ему на экскурсию. Пожалуй, все-таки нет. Уж слишком смахивает на стандартную программу выходного дня. Кроме того, он не находил ничего заманчивого в посещении тюрьмы, пусть даже и знаменитой: как же, сам Аль Капоне там сидел! Нет, его нисколько не прельщала такая перспектива.

Бэнкс хотел бы держаться подальше от всего, что так или иначе способно вызвать неприятные мысли. Понятно, что от воспоминаний не убежишь, они настигнут тебя где угодно. Но смена мест и впечатлений все равно полезны. При самом удачном раскладе это поможет ему встряхнуться и обрести второе дыхание. При менее удачном — он просто привезет домой еще одну коллекцию снимков, которую загрузит в компьютер и скорее всего никогда больше не откроет.

Он до сих пор просыпался по ночам от ужаса: ему снился Лондон и взрыв бомбы. Чувство вины за гибель невинного человека не давало ему покоя. Стоило положить голову на подушку и закрыть глаза, как он, будто наяву, слышал истошные крики, видел кровь, и даже дымом пахло — как тогда. Снова и снова его машина попадала в аварию, будто кто-то прокручивал этот эпизод в режиме нон-стоп. И опять под капотом его «порше» лежал истекающий кровью человек, а вокруг суетились правительственные агенты и пытались хоть как-то успокоить Бэнкса. По лицу хлестал дождь, смешиваясь со слезами и кровью, а он медленно брел домой в темноте. Мог ли он тогда поступить как-то иначе? Возможно. Но он сделал то, что сделал, и от этого нельзя убежать, просто уехав в Америку.

А потом его предала София. Он никак не мог избавиться от мучительного воспоминания: вот она сидит в баре, за руку ее держит какой-то мужчина, а позже, когда они подходят к дому, он по-хозяйски обнимает Софию за плечи, а она торопливо оглядывает улицу, прежде чем отпереть дверь и пригласить его войти. Еще больше Бэнкса ранило ее молчание. Она не отвечала на звонки, игнорировала его письма и эсэмэски. Словно кидаешь камень в глубокую пропасть — в ответ нет даже эха. Ничего, только пустота. Она сказала, что ей нужно время, нужно сменить обстановку, и твердо придерживалась этой идеи.

Спустя почти два месяца Бэнкс получил от нее по электронной почте банальное, набранное мимоходом послание: «Все отлично, иду вперед! Чего и тебе желаю. Будь счастлив!» Прочитав эту бессмысленную цидульку, он вдруг окончательно осознал, что между ними все кончено. И понял, что презирает Софию. Это чувство было ему неприятно, ведь когда-то он был влюблен в нее, и он постарался ограничиться обыденным безразличием. Чтобы на душе было не так мерзко.

Бэнкс подошел к парапету, оперся о деревянные перила, замер и погрузился в долгое созерцание. Перед ним расстилалась темно-синяя водная гладь, ровная, почти неподвижная. Обернувшись, он залюбовался мостом — изумительным, почти сказочным. В тот момент, в солнечных лучах, мост казался скорее оранжевым, чем золотым. Внезапно на Бэнкса снизошел покой, и он вспомнил свою удивительную ночь в пустыне.

Шел третий, не то четвертый день его американских странствий, он ехал по Аризоне. Позади уже были Великий каньон и Седона, теперь он намеревался пересечь пустыню от Финикса до Лос-Анджелеса, а затем проехать по побережью до Сан-Франциско. По дороге он неизменно слушал «пустынную музыку»: Капитана Бифхарта, Люсинду Уильямс и Дилана. А еще оратории Генделя, которые ставил на полную громкость. Ему почему-то казалось, что они очень созвучны этим местам.

Бэнкс убедился, что пустыня именно такая, какой он всегда ее себе представлял. Миля за милей — ничего, кроме полыни, перекати-поля, зарослей опунции и здоровенных разлапистых кактусов сагуаро, а еще бесконечная жаркая сушь.

Вечером на горизонте возникла высокая зубчатая гряда, и, сколько он ни ехал, она не приблизилась ни на йоту. Солнце клонилось к закату, все вокруг окрасилось в терракотовые, красные и бурые цвета.

Уже совсем стемнело, когда по разбитой пыльной дороге он добрался до мотеля. Внутри было тихо, сумрачно и затхло. За стойкой уныло торчал мексиканец лет шестидесяти, лысый, с огромными вислыми усами, придававшими его физиономии окончательно скорбный вид — словно стрелки часов, они навеки остановились на половине седьмого, запутавшись в седой бороде. Мексиканец улыбнулся, и Бэнкс увидел, что у него недостает двух верхних зубов.

Однако номер был уютный и чистый, а на ужин, который ему подали в соседней комнате-столовой, хозяин приготовил отличный стейк. Вероятно, чтобы купить бутылку хорошего вина, пришлось бы проехать не один десяток миль, но Бэнкса вполне устроило дешевое калифорнийское бургундское.

Около двух часов ночи, убедившись окончательно, что заснуть не удается, Бэнкс встал и вышел на улицу. Ночью в пустыне обычно прохладно, но стоял август, и было около двадцати градусов — для английского туриста сущая теплынь. Бэнкс решил прогуляться, однако вскоре пожалел, что не накинул ветровку: в одной футболке все же было зябко.

Прямо за мотелем начиналась пустыня. Все небо усыпали яркие, чистые звезды. Их было необычайно много, и они висели совсем низко — руку протяни и соберешь полную пригоршню, главное, не порезаться при этом об острый серп желтой луны. Бэнкс в очередной раз пожалел, что не умеет найти ни одного созвездия, кроме Ориона и Большой Медведицы. Он отчетливо видел Млечный Путь и размытые очертания туманностей между яркими огнями звезд. Что там у него прямо над головой, Крабовидная туманность? Далеко-далеко впереди он различил силуэт горной гряды, похожей на пилу-ножовку.

Бэнкс и сам толком не знал, чего ждет от своего путешествия, но в ту ночь он осознал, что есть нечто невыразимое, неявное и смутное, к чему стремится его душа, и, возможно, оно не так уж и недостижимо, особенно здесь. Его пронзило некое предчувствие, будто он вплотную подошел к таинственной грани, за которой таилось то, чего он всю жизнь ждал. Это было сродни религиозному откровению.

Он не раз слышал, что на земле есть места, способные изменить жизнь человека; именно ради таких перемен молодежь в шестидесятые годы дружно повалила в Индию и Катманду. Такое воздействие может оказать страна, культура, религия или просто природа — океан, горы, пустыня. А может и кривой переулочек, напомнивший тебе далекое детство или давно забытый сон. Порой ты и вовсе не понимаешь, почему какое-то место вдруг настолько глубоко задело тебя и перевернуло душу. Несомненно одно — эти места существуют.

С детства Бэнксу время от времени снился один и тот же сон. Он плывет под водой среди длинных водорослей, которые стараются опутать его и утащить вглубь. Внизу он видит острые подводные скалы, и его пугают их хищные зубья, а еще больше — глубокие темные пещеры, соединенные узкими проходами, ведущими все глубже, в черный беспросветный мрак. У него уже не осталось воздуха в груди, легкие разрываются от боли, силы покидают его, как вдруг он чудом выныривает на поверхность и оказывается в каком-то райски прекрасном, изумительном месте. Подлость заключалась в том, что он никогда не мог потом вспомнить ни единой внятной подробности об этом месте. Знал лишь, что оно особенное и там он может обрести полное исцеление. Но все, что удерживала память, было мучительное плавание во тьме, страх и агония, а потом тот блаженный миг, когда вода превращается в свежий живительный воздух, мрак сменяется светом, а впереди белый песчаный пляж и дорога, которая ведет… туда, где хорошо.

Бэнкс подумал, что до сих пор барахтался во мраке, а вот теперь, в эту прохладную летнюю ночь в пустыне, полной звезд, совершенно один — неоновая вывеска мотеля мигала далеко позади маленьким красным маячком, — он наконец обрел нечто важное. Новое, волшебное, сокровенное знание. И при всем том ничего сверхъестественного в происходящем не было. Никаких вспышек света, озарения. Он просто остановился и услышал тишину. Прежде ему не доводилось слышать такую тишину — ни шороха, ни скрипа, ни шелеста. Ничего. Только запах сухой земли и высокие, недвижные силуэты кактусов сагуаро, воздевших боковые побеги к небу, точно протянутые в мольбе руки.