Читаем без скачивания Далеко от яблони - Робин Бенуэй

Она выразилась буквально, но мама, судя по выражению лица, восприняла эту фразу в переносном смысле. Когда мама наклонилась, чтобы поцеловать Грейс на прощание, в ее глазах под солнцезащитными очками блестели слезы. Шмыгнув носом, она прочистила горло.

– Ну ладно, ты права. Папа велел мне сегодня не плакать, а я, видишь… – Мама грустно усмехнулась. – Звони, если понадоблюсь, хорошо?

– Хорошо, – кивнула Грейс, зная, что звонить не будет. Мама даже не представляет, каких вещей она наслушалась в школе за время беременности. Проститутка, мать-одиночка, слониха – продолжать можно до бесконечности. Если бы Грейс пожаловалась матери, та непременно пошла бы к директору, и тогда издевательств стало бы еще больше. Кроме того, Грейс молчала, потому что не хотела причинять маме боль.

Жалость не прибавляет силы; самой не рассыпаться бы – вот задача. Грейс не могла допустить, чтобы сломалась не только она, но и родители, да еще одновременно.

Грейс аккуратно вышла из машины, закинула пустой рюкзак на плечо и зашагала на урок английского, первый по расписанию. Шла как будто на расстрел, только хуже, потому что ей предстояло не умереть, а прожить этот день до конца. Этот, и следующий, и тот, что за ним. Пожалуй, лучше расстрел, решила она, почувствовав первую пару глаз, приклеившихся к спине.

Грейс освободили от выполнения домашних заданий; все, что от нее требовалось, – до конца года наверстать упущенное. Ладно, с этим она как-нибудь справится, но, проходя мимо ребят по коридору, она не могла не обращать внимания на текстовые маркеры, флешки и все прочие атрибуты напряженной учебной поры. Джейни, ее лучшая подружка, даже поддразнивала Грейс за смешные мнемонические правила, которые та придумывала, чтобы лучше запоминать материал.

«Итак, – говорила она, копируя голос Грейс, во время подготовки к итоговому экзамену по истории Европы, – Наполеон был маленький и плотный, как осьминог. Осьминог весь такой лиловый, как наш диван. Диван мы купили в магазине рядом с лавкой, где продают претцели. Претцели – немецкое блюдо, а значит…» – Грейс хохотала как сумасшедшая, схватившись за живот, тогда еще плоский.

– Грейс?

Оклик выдернул ее из задумчивости, она резко остановилась.

– Джейни. Привет.

Грейс не видела Джейни с тех пор, как подруга пришла навестить ее через два дня после рождения Милли, и помнила только то, что они смотрели «Друзей» на «Нетфликсе». Раздавленная неохватным горем утраты, Грейс тогда была в полукоматозном состоянии и, если честно, не сохранила в памяти подробности встречи.

– Привет, – поздоровалась Джейни, склонив голову набок. У Грейс возникло отчетливое ощущение, что она допустила какую-то грубую ошибку, нарушила кодекс дружбы. Но какую? Точнее, сколько их, этих ошибок? – Ты не сказала, что возвращаешься в школу.

А, вот в чем дело.

– Ну… да. – Грейс попыталась улыбнуться, но получился скорее оскал – знак держаться подальше. – Я приняла решение только вчера вечером. Устала сидеть дома. – Она пожала плечами, как будто родить ребенка в старшей школе и забыть сказать лучшей подруге о том, что снова идешь учиться, – это в порядке вещей.

– Ясно, – произнесла Джейни. – Ну хорошо, что пришла. Кстати, хорошо выглядишь.

Джейни никогда не употребляла слово «хорошо» и уж тем более не повторяла его дважды. Это явно не хорошо.

– Спасибо, – поблагодарила Грейс и перевела взгляд на девушку, стоявшую рядом с Джейни. У обеих через плечо были перекинуты миниатюрные сумочки, а учебники и тетради та и другая прижимали к бедру, тогда как у Грейс за спиной уныло висел рюкзак. Когда только Джейни успела избавиться от школьного рюкзака?

Выяснилось, что девушку зовут Рейчел.

– Привет, я Грейс, – представилась Грейс.

– Знаю, – ответила Рейчел таким тоном, будто Грейс назвалась Распутиным или Волан-де-Мортом, Тем-Кого-Нельзя-Называть.

– Нет, правда, хорошо, что пришла, – снова сказала Джейни. Третье «хорошо», невольно отметила Грейс. Как в бейсболе: три страйка подряд, и вылетаешь из игры. – В обед садись за наш столик, ладно? – Джейни улыбнулась, и они с Рейчел пошли своей дорогой.

Про обед Грейс подумать не успела, а зря. Они с Джейни дружили с третьего класса, так что вопроса, с кем или за каким столиком сидеть в столовой, никогда не возникало. А сейчас территория школы вдруг показалась ей непомерно большой, огромной, бескрайней. Такое снилось Грейс раньше: она блуждает в незнакомом месте и никак не может найти выход.

Джейни и Рейчел удалились; Грейс просунула большие пальцы под лямки рюкзака и скинула их, как будто избавилась от предателей, затем подхватила рюкзак и двинулась вверх по склону к учебному корпусу. Идти почему-то было даже тяжелее, чем во время беременности. В последний месяц перед родами она перемещалась по школе, пыхтя и отдуваясь (а еще 982304239 раз бегала в туалет, потому что Персик охотно укладывалась на ее мочевой пузырь, как на удобную подушку), однако сейчас и вовсе едва переставляла ноги, словно нижние конечности пытались предостеречь мозг: не ходи туда!

Предостережению следовало внять, но Грейс поняла это слишком поздно. Войдя в кабинет перед самым звонком, она сразу приковала к себе всеобщее внимание. К этому Грейс была готова, насколько можно быть готовой выдержать взгляды тридцати пар глаз, одновременно устремленные на тебя. Она улыбнулась стене позади Зака Андерсона – пускай думают, что кому-то, – а потом миссис Мендоса подошла к ней, положила руку на плечо и сказала: «Грейс, мы тебе очень рады», и Грейс внутренне приказала себе: только не плачь, не плачь! Сработало. Слезы отступили, комок в горле опустился обратно в желудок.

«Спасибо», – только и сказала вслух, прежде чем сесть за парту. «Шлюха» – было вырезано на пластиковой поверхности «под дерево». Грейс не знала, адресовано ли это слово ей, другой девушке, или же просто является продуктом деятельности скучающего юнца со скудным словарным запасом и избытком свободного времени. «Слушай, – мысленно обратилась к неизвестному автору Грейс, – в конце концов, это кабинет английского. Мог бы поработать над синонимическим рядом, написать, к примеру, потаскуха, блудница или хоть шалава».

– Грейс?

Она подняла глаза. Миссис Мендоса смотрела на нее с улыбкой – так улыбается пастор у койки больного в госпитале: благожелательно, но с тайным желанием продезинфицировать руки.

– Я спрашиваю, не против ли ты несколько дней поработать над учебным материалом в библиотеке, чтобы немного подтянуться?

– А? Да-да, то есть нет, не против.

Сзади захихикали. Кажется, Зак. И Мириам-Чью-Фамилию-Грейс-Никак-Не-Могла-Запомнить. Когда за твоей спиной постоянно смеются, со временем учишься определять источник по звуку.

– Жалко, я не могу родить ребеночка. – Ну точно, Зак. – Откосить от домашки. Везуха!

– Фу, чудовище. – А это опять Мириам. Сперва Грейс решила,