Читаем без скачивания Американец - Генри Джеймс

— Я рассказала ей кое-что о вас, — заметила миссис Тристрам.

— Это хорошо, — невозмутимо отозвался Ньюмен. — Я люблю, когда обо мне знают.

Через несколько дней в осенних сумерках Ньюмен снова направился на Университетскую улицу. Уже вечерело, когда он остановился у бдительно охраняемого особняка Беллегардов и осведомился, принимают ли. Ему сказали, что мадам де Сентре дома; он пересек двор, вошел в дальнюю дверь, его проводили через просторный, мрачный и холодный вестибюль, откуда по широкой каменной лестнице со старинными железными перилами провели в покои на втором этаже. Слуга объявил о его приходе, и он очутился в каком-то подобии будуара, обшитом панелями, в дальнем конце которого перед камином сидели двое — леди и джентльмен. Джентльмен курил сигарету, в комнате царил полумрак, она освещалась только двумя свечами и пламенем камина. Оба встали, чтобы поздороваться с Ньюменом, и в слабом свете он узнал мадам де Сентре. Она протянула ему руку с улыбкой, которая одна, казалось, могла бы озарить все вокруг, и, указав на своего собеседника, тихо сказала:

— Мой брат.

Джентльмен искренне и дружески приветствовал Ньюмена, и наш герой узнал в нем того молодого человека, который заговорил с ним во дворе во время его первого визита и уже тогда показался ему славным малым.

— Миссис Тристрам много рассказывала мне о вас, — мягко сказала мадам де Сентре, занимая прежнее место у камина.

Расположившись рядом с ней, Ньюмен вдруг задумался, в чем же, собственно, цель его визита. У него возникло необычное для него ощущение, будто он вторгся в совершенно неведомый ему мир. Вообще говоря, он не был наделен способностью чуять опасность или предвидеть катастрофу и никакого волнения, отправляясь сюда, не испытывал. Ни робостью, ни наглостью Ньюмен не отличался. Он слишком хорошо относился к себе, чтобы допустить первое, и слишком доброжелательно — к окружающим, чтобы позволить себе второе. Однако иногда его природная проницательность брала верх над добродушием и, как бы легко он ни смотрел на все, ему приходилось признавать, что некоторые вещи не так просты, как кажется. А сейчас у него было такое ощущение, будто вдруг, спускаясь по лестнице, он не обнаружил ступеньку там, где ожидал ее найти. Эта незнакомая прелестная женщина, беседующая с братом у камина в сумрачных глубинах своего, такого негостеприимного с виду дома, — что же ему сказать ей? Казалось, она целиком погружена в свой причудливый мир: на каком основании он решился приподнять отделявшую ее завесу? Мгновение ему казалось, что его затягивает куда-то в пучину — словно его выбросило в океан и надо бороться, чтобы не утонуть. Меж тем он смотрел на мадам де Сентре, которая, повернув к нему лицо, поудобнее усаживалась в кресле и оправляла платье. Их взгляды встретились; она тут же отвела глаза и знаком попросила брата подложить в камин полено. Но этого мига и пронзившего Ньюмена взгляда было достаточно, чтобы он освободился от первого и последнего в своей жизни приступа непривычного замешательства. Он принял любимую позу, всегда свидетельствовавшую о его уверенности в том, что он владеет ситуацией, — вытянул ноги. И вновь оказался во власти того впечатления, которое мадам де Сентре произвела на него при их первой встрече — она поразила его даже сильнее, чем он предполагал. Мадам де Сентре была мила, с ней было интересно: он открыл книгу и первые строчки приковали к себе его внимание.

Мадам де Сентре стала задавать ему вопросы: давно ли он виделся с миссис Тристрам, давно ли вернулся в Париж, сколько времени собирается здесь провести, нравится ли ему город. Она говорила по-английски без всякого акцента — точнее, с тем несомненно британским выговором, который по приезде Ньюмена в Европу поразил его, словно он услышал совершенно чужой язык, правда, в женских устах такой английский чрезвычайно ему нравился. Поначалу какие-то выражения, употребляемые мадам де Сентре, казались ему не совсем правильными, но уже через десять минут Ньюмен ловил себя на том, что ему не терпится услышать эти милые шероховатости еще раз. Они очаровывали его, и он только диву давался, как могут ошибки, даже явные, звучать так изящно.

— У вас красивая страна, — заметила вдруг мадам де Сентре.

— О да, великолепная, — подхватил Ньюмен, — вам непременно надо познакомиться с ней.

— Я никогда ее не увижу, — ответила мадам де Сентре с улыбкой.

— Почему? — удивился Ньюмен.

— Я не путешествую, особенно в такие дальние края.

— Но вы же не всегда живете в городе, иногда и вы уезжаете из Парижа?

— Только летом и недалеко.

Ньюмен хотел спросить у нее еще о чем-нибудь, что касалось ее самой, но он толком не знал о чем.

— Вы не находите, что здесь очень… очень… тихо? — сказал он. — Так далеко от улицы?

Наш герой хотел сказать «очень уныло», но решил, что это будет невежливо.

— Да, здесь очень тихо, — согласилась мадам де Сентре. — Но нам это нравится.

— Нравится? — медленно повторил Ньюмен.

— К тому же я прожила здесь всю свою жизнь.

— Всю жизнь? — так же медленно переспросил Ньюмен.

— Я здесь родилась, а до меня здесь родились мой отец, мой дед и прадед. Все здесь. Так ведь, Валентин? — повернулась она к брату.

— Да, так уж у нас заведено — являться на свет в этом доме, — засмеялся молодой человек; он встал, бросил в огонь окурок и прислонился к камину.

Наблюдательный глаз заметил бы, что ему, пожалуй, хотелось получше рассмотреть Ньюмена, которого он потихоньку изучал, поглаживая усы.

— Значит, ваш дом невероятно старый? — сказал Ньюмен.

— Сколько ему лет, друг мой? — спросила брата мадам де Сентре.

Молодой человек снял с каминной полки две свечи, поднял их повыше и посмотрел на карниз под потолком, проходивший над камином. Карниз был из белого мрамора в привычном для минувшего столетия стиле рококо, но над ним сохранились более старые панели, отделанные причудливой резьбой и покрашенные в белый цвет с сохранившейся местами позолотой. Белая краска пожухла, позолота потускнела. На самом верху узор переходил в некоторое подобие щита, на котором был вырезан герб. Над гербом виднелись рельефные цифры: 1627.

— Вот видите, — сказал молодой человек, — судите сами, старый это дом или новый.

— Знаете, — сказал Ньюмен, — в вашей стране все мерки сильно сдвигаются, — он закинул голову и оглядел комнату. — Ваш дом принадлежит к очень любопытному архитектурному стилю.

— А вы интересуетесь архитектурой? — спросил молодой человек, по-прежнему стоя у камина.

— Как вам сказать, — ответил Ньюмен, — этим летом я не поленился осмотреть, если не ошибаюсь в подсчетах, четыреста семьдесят церквей — быть может, на одну-две больше или меньше. Значит ли это, что я интересуюсь архитектурой?

— Возможно, вы интересуетесь теологией, — ответил молодой человек.

— Не слишком. А вы католичка, мадам? — обратился Ньюмен к мадам де Сентре.

— Да, сэр, — ответила она серьезно.

Ньюмена поразила серьезность ее тона; он откинул голову и снова оглядел комнату.

— А вы никогда не видели эту дату наверху? — вдруг спросил он.

Мадам де Сентре на мгновение замялась.

— Видела в прежние годы, — ответила она.

Ее брат заметил, как Ньюмен оглядывал комнату.

— Может быть, вы хотите осмотреть дом? — предложил он.

Ньюмен медленно опустил глаза и перевел их на молодого человека у камина; у него зародилось подозрение, что тот склонен иронизировать. Это был красивый юноша с закрученными кончиками усов, на его лице играла улыбка, в глазах плясал веселый огонек. «Черт бы его побрал с его французским нахальством, — сказал себе Ньюмен, — чего он усмехается?»

Он взглянул на мадам де Сентре. Она сидела, уставив глаза в пол, но тут подняла их и, встретившись взглядом с Ньюменом, повернулась к брату. Ньюмен снова поглядел на молодого человека и поразился, до чего тот похож на сестру. Это говорило в его пользу. К тому же и первое впечатление от графа Валентина было у нашего героя благоприятным. Его недоверие рассеялось, и он ответил, что был бы очень рад осмотреть дом.

Молодой человек дружелюбно рассмеялся и взялся за свечу.

— Прекрасно! — воскликнул он. — Тогда идем!

Но мадам де Сентре тотчас вскочила и схватила его за руку.

— Ах, Валентин, — сказала она, — что ты надумал?

— Показать мистеру Ньюмену дом, это будет интересная прогулка.

Продолжая держать брата за руку, она с улыбкой повернулась к Ньюмену.

— Не поддавайтесь на его уговоры, — сказала она. — В нашем доме нет ничего интересного. Такое же пропахшее плесенью жилище, как и все старые дома.

— В нем много занятного, — настаивал граф. — Да мне и самому охота по нему пройтись. Такая редкая возможность.

— Не дело ты задумал, брат, — возразила ему мадам де Сентре.