Читаем без скачивания Дикое поле - Андрей Посняков

— Слушаю и повинуюсь, моя несравненная повелительница!

Пока Ратников таскал вместе со всеми снаряжение — ибо настоящий джигит никогда не доверит оружие и сбрую рабу, пока пообедали, прогулялись по саду, то се… уже и стемнело. Тут только Михаил вспомнил про меч и принялся искать управителя, да так и не нашел. То здесь его «только что видели», то там, то совсем в другом месте, а на кухне вообще сказали, что господин Рахман «отошел ненадолго в мечеть молить Аллаха за здоровье любимейшей госпожи».

Причина уважительная, что тут скажешь? В общем, пришлось явиться на караул без меча — зато с копьем и кинжалом.

И тем, и другим Ратников давно уже пользовался уверенно — была возможность натренироваться и в Новгороде, и в орденских землях. Да повелительница про меч и не вспомнила, лишь холодно кивнула сквозь приоткрытую дверь — мол, хорошо, сторожи и не вякай.

Миша только хмыкнул: и эта недоступно-ледяная красавица не так давно делила с ним ложе?! Пусть по-хозяйски делила, на правах госпожи, но все же… все ж было в ней хоть что-то человеческое, доброе. Где все осталось? Там, в степи? Вот что дворцы с людьми делают!

— Мисаил!

Ага! Хорошо хоть имя еще помнит.

— Да, госпожа?

— Сейчас ко мне придут мои служанки и с ними рассказчица. Пропустишь!

— Слушаюсь и повинуюсь, моя госпожа.

Молодой человек едва не расхохотался в голос — в роли восточного слуги ему еще никогда не приходилось бывать. Что ж, все когда-то бывает впервые.

Услыхав за дверями шаги, Михаил приосанился и, опершись на копье, сурово воззрился в изрисованный затейливой росписью простенок.

Появились женщины — наперсницы и служанки, среди которых Ратников заметил и Анфиску, весьма, кстати, похорошевшую и, похоже, покуда не имевшую особых оснований жаловаться на жизнь. В длинной, до щиколоток, тунике, бежевой, с узорочьем, в кожаной степной жилеточке, девушка о чем-то оживленно переговаривалась с другими служанками и смеялась. Нет, вот пару раз стрельнула серо-голубыми глазками на застывшего неподвижной статуей Мишу и почему-то зарделась.

Около покоев госпожи девушки замерли, и Ак-ханум, выглянув, нетерпеливо махнула рукой:

— Заходите! Что, сказочница Айрилдин-биби еще не пришла?

— Нет, госпожа. Но она непременно явится, коль уж обещалась.

Сказочница явилась минут через двадцать — в темной хламиде с наброшенным на голову капюшоном, в узких зеленых сапожках, украшенных жемчугом. Этакая себе на уме дама лет сорока, смуглая, с черными цыганистыми глазищами.

Вошла…

За дверью опочивальни, где до того слышались веселые девичьи голоса и смех, сразу все стихло. И — чуть погодя — послышался голос сказочницы. Обволакивающе плавный, он то становился громче, то наоборот, едва слышался — Айрилдин-биби строила свое повествование, словно музыкальную партитуру. О чем она там говорила и на каком языке, было не разобрать, да Ратников и не особо старался — просто стоял себе да о своем думал.

Кроме него, внутренние покои дворца охраняли еще четверо стражей из числа наиболее доверенных багатуров; снаружи на часах стояли двое нукеров, ну а во дворе, в саду, охранников вообще было до дури — вся орда! Никакой враг не сунется.

Миша едва не задремал под убаюкивающий голос сказочницы… даже чуть не пропустил, как девчонки и сказочница вышли, а из-за двери послышался шепоток:

— Мисаил… Зайди сюда, мой верный страж!

— Да, госпожа…

Красавица Ак-ханум растянулась на ложе, словно кошка, и так же лениво щурилась. Кроме шальвар и короткой жилеточки из конской кожи, на ней больше ничего не было, лишь в пупке, переливаясь, поблескивал сине-голубой драгоценный камень — сапфир.

— Как ты прекрасная, моя госпожа! — Вот тут Ратников ни капельки не лукавил! И тут же сморозил глупость. — Не пойму, почему такая красавица и умница, как ты, томишься в одиночестве? Почему не найдешь себе достойного мужа? Ну, подумаешь, вдова…

Ак-ханум засмеялась:

— Может быть, и найду. Не сейчас, позже.

И так же, смеясь, развязала тесемки жилетки, сбросила, ничуть не рисуясь. Улеглась на живот:

— Погладь мне спинку, мой воин.

О, Ратникова не надо было долго упрашивать! Тем более — приказ госпожи.

Ах, как изогнулась эта обворожительно юная женщина! Застонала:

— Так, так… сильнее!

А вот уже перевернулась, подставляя под сильные мужские руки грудь и живот… И вот уже полетели в угол щальвары и знаменитый голубой дэли, изодранный непонятно чьей стрелой…

И звезды за окном вдруг стали ближе. Колыхнулась штора. И два тела слились в одно…

— О! Мой воин…

Они не спали до самого утра, правда, не столько занимались любовью, сколько болтали. Ак-ханум неожиданно пожаловалась на сказочницу, мол, таких страстей нарассказывала, что хоть стой, хоть падай.

— Представляешь, оказывается здесь, в Сарае, есть люди, которые пьют кровь! Айрилдин-биби называет их — гули.

Ратников хохотнул, покрепче прижимая к себе девушку:

— Что? Вот так прямо и пьют? Кружками?

— Не кружками, а чарками! Тонкого венецианского стекла.

— Да что ты! Неужто — венецианского.

— Зря смеешься! Сказочница та-ак рассказывала — кровь в жилах стыла. Мол, есть у этих гулей особый зуб, блестящий, вроде как серебряный или железный… Вот этим зубом они вены-то на руках и прокусывают!

— Так, та-ак… — сразу насторожился Ратников, слишком уж этот «железный зуб и чарка» напоминали шприц.

Ну, конечно… брали кровь на анализ! Как тогда, в замке… И, тех, чьи органы подходили для пересадки, отправляли к Азовскому морю… на мотобот!

Хм… а не слишком ли сложно?

Да нет, если поставить дело на широкую ногу… нет. К тому же и богатейший работорговец Эльчи-бей, похоже, в деле. Или его приказчик Иштым.

Черт! Темку надо быстрее искать!

— Госпожа моя…

— Хочешь что-то спросить?

— Помнишь, я говорил тебе о забавном отроке? Моем родиче…

— Да-да, я не забыла… Ты уже встретился с ним?

— Увы, нет, моя госпожа. Рахман сказал, что здесь такого и не было!

— Рахман так сказал? Хм… Погоди, утром я его сама спрошу!

И ведь спросила, не забыла, за что Ратников был своей госпоже очень благодарен.

Вышла во двор, подозвала управляющего, взглянула строго:

— А ну, признавайся, куда смешного мальчишку дел?

— Но, госпожа…

— Я сказала — живо!

Ох, каким тоном она это произнесла. Ясно теперь, почему монголы завоевали полмира. Раз уж у них такие женщины…

Пройдоха с крашеной бородкой съежился и задрожал, словно осиновый лист.

— Не вели казнить, моя госпожа.

— Так где он?

— Я просто… просто подумал, что так будет лучше.

— Как будет лучше?

— Я обменял бесполезного парня на ту самую самаркандскую черепицу. Ведь красиво же!

Глава 8

Осень 1245 года. Сарай

ТЫ — МНЕ, Я — ТЕБЕ

И лишь одна девчонкаС замысловатой стрижкойБыла спокойна слишком…

Однако, в этот день приступить к поискам Темы не получилось — Ак-ханум снова вмешалась в Мишины планы. Вызвала к себе сразу после полудня, надменная, словно бы ничего такого между ними и не происходило, глянула, как солдат на вошь, да бросила сквозь зубы:

— Готовься.

— К чему, моя госпожа?

Владычица махнула рукой:

— Рахман все скажет.

Лучше б Рахман помог в поисках!

Что ж, делать нечего, пришлось пока уступить госпоже. Как пояснил тут же подбежавший управитель, их «лучезарнейшая госпожа» была звана на пир в Золотой шатер Бату-хана, где вечером собиралась вся кочевая знать и столь же знатные гости.

— Твое дело, уважаемый, сопровождать госпожу, вызывая зависть своим внушительным видом.

— Надо же — зависть! — Ратников ухмыльнулся. — А я-то думал — охранять.

— Охранять ее нет никакой надобности, — расхохотался Рахман. — Никто не осмелится напасть без веления великого хана. Ну, а от его гнева уже ничто не спасет.

— И что ж мне там делать-то?

— Сейчас я выдам тебе сверкающие доспехи, шлем, плащ, копье с цветным бунчуком… Не думай, ты не один отправишься — есть и еще воины, просто госпожа хочет, чтоб ее сопровождали… гм-гм… ну, как бы выходцы изо всех земель: кыпчаки, монголы, кара-коюнлу и вот ты — урусут.

— Понятно — пыль в глаза хочет пустить девчонка.

— Что-что?

— Да ничего. Пошли за доспехами.

Михаил выбрал блестящую пластинчатую броню — как раз по размеру вполне подходила: кованый шлем с высокой тульей и бармицей, ярко-синий плащ с серебряной вышивкой, высокие сапоги, а под бронь — длинную — почти до колен — голубую тунику с узкими рукавами и обильным узорочьем по вороту и подолу. Еще взял секиру — больно уж понравилась, серебристая такая, красивая, с резной ручкой. И щит выбрал — миндалевидный, червленый, с большим блестящим умбоном и рисунком в виде золотых сплетенных змей.