Читаем без скачивания Газетная утка - Наталья Никольская

А тут еще черти нанесли на меня Дрюню Мурашова! Схватил меня за пуговицу на самом солнцепеке и принялся рассказывать, какую «офигительную» сделку он только что провернул: «слил одному лоху за двести пятьдесят резину, которую только что выменял у другого барыги за пузырь». Переминаясь с ноги на ногу, я уже начала тихо сатанеть, когда Дрюня неожиданно закончил:

– Лелька, я в печали! Пошли, по сто грамм, что ли?

– Почему же в печали? Ведь сделка в самом деле классная! – удивилась я.

– Так ведь у барыги две покрышки было! Сечешь? Мог бы щас у лоха пол-«лимона» взять – чистоганом!

– Так что же не взял?

– «Чо не взял»! – злобно передразнил Дрюня. – Не отдавал тот козел две покрышки за один пузырь, вот чего! Две бутылки просил, мать его… Тоже крутой попался, гад!

– Так дал бы ему две!

– «Дал бы две…» Ну, ты, Лелька, ваще! Да если б у меня тогда две бутылки было – эх! Стал бы я с этими долбаными покрышками возиться… Да я на одну-то еле-еле башлей наскреб, в натуре! Мать третий день характер выдерживает, блин, уж я к ней и так и этак…

Мама этого оболтуса, несчастная тетя Лариса, безропотно несет свой крест, то и дело спасая Дрюню от последствий его «офигительных» сделок, далеко не все из которых бывают так удачны, как сегодняшняя. Но, видно, и самому ангельскому терпению иногда приходит конец!

– Но ничего: сегодня она о-очень удивится, когда увидит, как я преуспел и без ее жалких грошей! А может, и не сегодня, не знаю… Пошли выпьем, говорю! Как друга прошу!

– Да отвяжись ты, никуда я не пойду! Меня ждут, и вообще… Мать бы хоть пожалел, глаза твои бесстыжие! Чтоб я еще с тобой хоть когда, хоть каплю…

Но Мурашов не отставал. Дрюня, «в натуре», был не тот человек, чтобы так просто отказаться от задуманного! А задумал он нынче быть расточительным, и пасть жертвой его щедрости должна была я – «как друг» или как первая встречная, не важно.

Пришлось мне сказать своему «другу» правду: что ждет меня никто иной как сестра Полина и что мы с ней немедленно уезжаем в Усть-Кушум «по очень важному делу». Если Дрюня в своих инстинктах был подобен набравшему скорость бронепоезду, то единственной «тяжелой артиллерией», способной его остановить, была моя сестра Полина Андреевна. При одном упоминании ее имени Мурашов тускнел, сникал и готов был добровольно снять свою кандидатуру с обсуждения.

Однако на этот раз, к моему большому удивлению, подействовало на него совсем другое. Как только Дрюня услыхал мою последнюю фразу, он вдруг впал в экзальтированное состояние.

– Значит, вы с Полькой все-таки влезли в это дело, да?! Ну, Лелька… Я знал, что вы этого паскудства так не оставите. Знал!

Оставив пуговицу в покое, Мурашов схватил мою верхнюю конечность, которая и без того отваливалась от тяжеленной сумки с крупой и консервами, и принялся ее трясти. Лучше б от избытка чувств пакеты подержал, «джентльмен» чертов!

– Да что ты там знал?! Ай, Дрюня, ты мне руку оторвешь!.. Какое еще «дело»? Никуда мы не влезали, что ты придумал?

– Ладно, Лелька, брось заливать! Дрюня Мурашов не такой лопух, как кажется твоей сеструхе. Я рассказываю тебе про то, что Стасика Уткина замочили на даче в Кушуме, весь Тарасов стоит на ушах, а через день ты заявляешь, что вы обе сматываетесь в Кушум «по оч-чень важному делу», – и ты думаешь, я не врубился, что это за дельце? Вижу, ты меня совсем за лоха держишь! – обиженно закончил умный Дрюня.

Черт меня побери еще раз! Я прямо не знала, что ему на это сказать. Знала только одно: врать бессмысленно.

– Тсс! – Я сделала страшные глаза и перешла на свистящий шепот. – Что ты орешь на весь базар?! Догадался – и сопи в тряпочку, зачем орать-то? Про Кушум – это страшная тайна, Дрюня! Болтун – находка для шпиона, а здесь каждый лоток имеет «уши»…

Надо было видеть, как он озирался по сторонам! Убедившись, что все шпионы пока находятся на безопасном расстоянии, Мурашов отчаянными жестами наложил на себя обет молчания.

– Все! Все! Лелька, я – могила! Думаешь, я совсем глупой, да?… Ваша «страш-шная тайна», Лелька, лишь вместе со мной умрет!

– Не надо, Дрюня: живи! Только языком не трепи, понял?

– Понял, понял, не дурак. Сказал же – могила, все! Лелька, слышь! – Он наклонился к самому моему уху. – Может, вам с Полькой помочь чего надо, а? Ну, в этом… дельце вашем. Так ты скажи!

– Нет, Дрюнечка, нет. Помогать не надо, сами справимся. Вот только не мешал бы никто…

Я многозначительно посмотрела на часы.

– Все, Мурашов, отцепись. Я и так тут битый час с тобой торчу, меня Полина убьет!

– Ну! – обрадовался Дрюня. – Вот и пошли, вмажем по маленькой для храбрости. Я тут одно классное местечко знаю…

– Я сказала: все, Мурашов! Пока! – И я решительно двинулась в сторону дома, раздвигая сумками толпу.

Когда я мысленно уже поздравила себя с удачным избавлением от этой напасти, вслед мне полетело заливисто-раскатистое:

– Лелька, эй! А я к вам в гости приеду, в Кушум! Спрошу там дачу Уткина – любой покажет. А?…

Я погрозила ему издали кулаком.

…Итак, когда я переступила порог своей квартиры, было около трех. Впрочем, время я заметила не сразу, потому что прежде всего я заметила свою дорогую сестренку. Полина Андреевна стояла непосредственно за порогом, в передней, картинно уперев руки в бока.

– Н-ну? – вопросила она прокурорским тоном. – И где же тебя до сих пор носило? Я тебя с двенадцати часов здесь жду, как дура!

– Поля, не заводись с порога! Я, между прочим, тоже не дурака валяла.

И я вкратце пересказала сестре весь свой день, не забыв упомянуть о разбитом по ее милости будильнике и о Дрюне Мурашове. Однако ни первому, ни второму Полина не уделила ни толики своего драгоценного внимания – отмахнулась, да и все. А вот что ее действительно заинтересовало, так это мой разговор с Таней Арбатовой.

– Зачем ты ей разболтала, что Кольцов тоже интересовался кассетой? – напустилась на меня Поля, разбирая в кухне принесенные мной продукты. – Неужели нельзя было как-нибудь осторожно, не открывая карт, выяснить, что он за птица?

– Как это – «не открывая карт»? Татьяна наша клиентка и имеет право знать детали. Она не какая-нибудь дурочка, которой можно навешать лапшу. И она нам платит за расследование, не забывай об этом! Вот, пожалуйста…

С этими словами я схватила с табуретки свою сумочку и запустила в нее руку, пытаясь нащупать тугой конвертик с пятисотрублевками. Но нащупала только пустоту… И с изумлением уставилась на свою пятерню, неожиданно высунувшуюся из сумки в таком месте, где меньше всего можно было этого ожидать.

– Поля, что это?!

Сердце оборвалось, перед глазами поплыли разноцветные круги, а горло сдавило словно железным обручем. Не дожидаясь ответа сестры, я как безумная кинулась перетряхивать содержимое сумки. Потом, сообразив, что есть более надежный способ, просто высыпала все на стол. Кошелек с остатками денег, косметичка, блокнот, ключи… Все было на месте, все – кроме заветного конверта!!!

– Сумку разрезали! – запоздало ахнула Полина.

– Нет, не может быть! Поля…

Разноцветные круги сменились слезной мутью, вся моя кухонька – с голубой клетчатой клеенкой на стенах, столом, заваленным разной дребеденью, и сестрой Полиной, в ужасе прижавшей к груди батончик бельгийского свиного паштета, – завертелась перед глазами и превратилась в мокрую кашу. Я рухнула на табуретку и зарыдала.

Не знаю, сколько времени прошло, прежде чем сквозь сплошные завывания и судорожные всхлипывания ко мне стали прорываться отдельные слова сестренки.

– Какого черта?… Другого от тебя не ожидала… Сколько ни дай, все профукаешь, дырявая башка… Плюнь, не стоит… Оленька, перестань, дружок… Твое «лекарство»… На, выпей!

Последняя фраза неожиданно пробудила во мне ответную реакцию: скорее инстинктивно, чем осознанно, я вцепилась зубами в край протянутого мне стакана и одним махом опрокинула в себя его содержимое. По всему желудочно-кишечному тракту мгновенно разлилось жидкое пламя, однако нервный «колотун» сразу прошел.

– Ш-ш… шт… Что ты мне дала?

– А то ты не знаешь! Ну что, полегчало?

– Еще!

– Ну нет, моя дорогая: хватит! Сегодня ты не заслужила кайфа. Ты, значит, будешь снабжать воришек нашими денежками, а я тебя за это водкой поить? Неплохо устроилась!

– Ой, Поля, столько денег уплы-ы-ло…

Губы мои снова сами собой растянулись. И как только эта ужасная женщина может шутить, когда мое сердце разрывается от скорби?!. Но Полина повысила голос:

– Довольно, довольно! Денег не вернешь, а потому не стоит по ним убиваться. Тем более, что у нас с тобой, кажется, назревает еще один клиент.

– Кто?! – Мои слезы тут же просохли.

– Лида Уткина. Странно, как я сразу о ней не подумала! Девчонку, оказывается, замучили допросы, подозрения и глупые обвинения. И, по-моему, совесть тоже: она всерьез считает себя виноватой в смерти мужа. Она ведь по-своему любила Стаса, хотя, конечно, изменяла ему по-черному… Она сказала, что постарается «сделать для него все, что может, хотя бы после смерти». Так что наши интересы тут совпали полностью.