Читаем без скачивания Белая пушинка (сборник) - Миху Драгомир
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Значит, главной задачей стало обезвредить своих непосредственных врагов — собственные мысли и порывы. А для этого необходимо было погрузиться в сон и спать как можно дольше. Это было вполне осуществимо. Космические скафандры снабжены автономной системой жизнеобеспечения, терморегулятором и прибором для регенерации кислорода. Я снова принял большую дозу тонизирующего и надел скафандр. Регенерационное устройство работало безотказно. А если даже оно испортится после того, как я усну, я все равно ничего не почувствую. Не торопясь, постепенно, точь-в-точь как в операционной при гипотермической анестезии, я начал понижать температуру внутри скафандра. Когда температура моего тела дошла до 35 градусов, перед моими глазами поплыл туман, принявший смутные очертания Магды… Я вытянул руки вдоль тела, оставив терморегулятор включенным. Я знал, что температура тела постепенно понизится до 5 градусов, затем понижение прекратится и я останусь лежать в скафандре, погруженный в глубокий сон без сновидений. Только сердце будет биться, медленно и слабо, поддерживая еще теплящуюся жизнь. Я сам себя усыпил и, возможно, навсегда. Теперь мое положение может измениться, только если кто-то проникнет в этот склеп либо метеорное тело разобьет его вдребезги.
Сперва у меня появилось такое ощущение, словно пальцы моих ног погрузились в теплую воду. Затем постепенно чувствительность кожи полностью восстановилась, и тяжесть, давившая на веки, исчезла. Я осторожно открыл глаза.
Я лежал в большой полутемной комнате. Постель заливал нежно-голубой свет зарождающегося дня. Сквозь плававший перед глазами туман мне улыбалась Магда.
— Ты… — с трудом выдохнул я.
Она приложила палец к губам и улыбнулась так, как умела улыбаться только она одна.
— Где я, Магда?
— Ты со мной. Но тебе нужно спать.
Она наклонилась, мягко провела ладонью по моему лбу, а затем обрызгала из пульверизатора мое лицо наркотическим раствором с хорошо знакомым мне хвойным запахом. Засыпая, я почему-то упорно думал об одном: где мой скафандр?
Не знаю, долго ли я еще спал, но проснулся уже со свежей головой. Магда все еще сидела рядом и смотрела на меня. Лишь тогда я понял, что лежу в «белой гостиной» нашего космолета. Значит, меня спасли? Или все это было просто галлюцинацией?
— Сейчас тебе уже можно сесть.
Она погасила свет и открыла иллюминаторы. Снаружи чуть колыхался, словно спокойно дыша, ярко-синий небосвод, на котором сияли три огромные красные луны. Внизу тянулся пляж и море с лениво переливающимися фиолетовыми волнами. Высокие, синие деревья отбрасывали на пляж свои тени.
— Морской берег на Тау Кита…
— Да, любимый… Видишь, картина нас не обманула. Только ее краски были бледнее, чем в действительности.
Теперь, записывая по просьбе музея первых десятилетий космических полетов это происшествие, я невольно улыбаюсь. Как мог я хоть на секунду подумать, что друзья бросят меня в космосе и не сделают все возможное и невозможное для моего спасения? Почему мне взбрело в голову, что Магда покорится космосу? Ведь она всегда добивалась того, к чему стремилась, и добралась даже до морского берега на Тау Кита.
Правда, я был из рук вон плохо подготовлен в области техники. После случая, о котором я вам рассказал, было решено, что все участники любой экспедиции независимо от их основной специальности должны твердо усвоить принципы конструирования и вождения звездных кораблей. Так что мой горький опыт имел и положительный результат…
Тогда меня больше всего ужаснула мысль, что космолет и этот проклятый отсек стремительно удаляются друг от друга, причем отсек летит по никому не известной траектории и разыскать его в необъятном космосе можно только случайно. Если бы мне были известны, хотя бы поверхностно, принципы движения расходящихся ракет, я бы знал, что подобная ракета, запущенная с космического корабля, имеет точно рассчитанную скорость и траекторию, и, следовательно, космолет, с которого она начала свой путь, может при необходимости легко ее догнать. Нам известны орбиты сотен и тысяч крохотных астероидов, и было бы просто нелепо запускать ракеты, не имея возможности следить за ними. Сегодня это знает любой школьник. Вот почему мне так смешно собственное невежество тех лет…
Сейчас я вижу перед собой тот самый отсек, в котором я провел… Сколько я провел в нем времени на самом деле? Мне даже не хочется этого знать, хотя товарищи по экспедиции утверждали, что мое «приключение» длилось всего лишь несколько дней. Но понятие дня имеет какой-то смысл, когда дни отсчитываются на планете или хотя бы на космолете. Там же, в моем отсеке, это слово не значило ничего. Каждый день был вечностью, и это не метафора, а истина. Отсек стоит сейчас передо мной и кричит всеми своими грубо намалеванными белой краской буквами: «Я жив!». Директор музея попросил меня записать всю эту историю на пленку. Ему уже надоело снова и снова повторять рассказ о давнем случае из жизни врача, который не имел ни малейшего понятия о законах движения ракет. Собственно говоря, вся история рассказана двумя скупыми словами: «Я жив!», написанными на стенках отсека. О ней рассказывает и улыбка Магды, которая обязательно хочет, чтобы на сей раз мы пригласили друзей отпраздновать годовщину нашей свадьбы на Тау Кита, на берегу фиолетового моря.
(Перевод А.Садецкий)
Раду Нор
ТРОЕ С СИРИУСА
Странное поведение Влада
Звезды мерцали перламутровым блеском. Планеты, залитые бледным призрачным светом, вращались медленно, словно очень устали, а вдали, за пределами Галактики, кипели водовороты серебристых туманностей.
Дени и Николай стояли перед иллюминатором, любуясь красотой звездной ночи. Влад, третий член экипажа звездолета «Вихрь», не покидал своей каюты. Поведение Влада казалось им странным, так как в первые дни полета космонавты, завороженные ослепительным блеском межзвездного мира, не могли оторваться от его созерцания.
Это была уже не первая их совместная экспедиция. Дени, Влад и Николай побывали на Марсе и Венере, облетели Сатурн и обследовали астероиды за Марсом. Между ними установилась прочная дружба, какую могут породить лишь долгие годы, проведенные совместно в тесных стенах космического корабля.
Перед последним полетом каждый из них успел побывать у себя на родине: Николай — в Ленинграде, Дени — в Монпелье, Влад — в Бухаресте. Николай и Дени вернулись окрепшими, жизнерадостными, готовыми к дальнейшим полетам. Влад же был неузнаваем. Всегда живой, энергичный, молодой человек стал вдруг хмурым и неразговорчивым. И хотя между друзьями секретов не существовало, Влад так и не открыл им, что творилось у него на душе.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});