Читаем без скачивания Почему у собаки чау-чау синий язык - Виталий Мелик-Карамов

Уже после КВНа Андрей женился на девочке из нашего института, Вале, будущей маме певца, которую «Комсомольская правда» за присланный Валей на очередной конкурс рисунок назвала самой остроумной девушкой страны 1971 года. С тех пор и по сегодняшний день я от спокойной и рассудительной Вали не слышал ни одной шутки.

Сашка сказал, что надо взять в команду и нашего молодого друга Сережу Плужника (он был младше на два курса). Серега был не только писаным красавцем, но и вполне артистической личностью. Его папа сыграл главную роль – Антона Кандидова – в знаменитом советском фильме «Вратарь», и четверть века больше ничем не занимался, а только чисто по-русски наслаждался выпавшей на его долю необыкновенной славой.

Во время наших обсуждений кандидатов на всесоюзную славу Вероника вежливо молчала, потом, конечно, она взяла свое. Мы еще работали над деталями скульптуры, а на горизонте уже появились вчерашние вежливые ленинградцы. Саша с новыми силами принялся расписывать пулю. Догадываясь, чем все это кончится, я отправился гулять с Вероникой. Загореть на этом северном пляже можно было только в том случае, если неделю не то что не сходить с лежака, но и не менять на нем позы.

Не успели мы с Вероникой выйти на парковую аллею, ведущую мимо «Ранахоны» с пляжа, как нам навстречу вышел господин в шикарном банном халате с трубкой в зубах, окруженный стайкой девиц. Впечатление это производило такое, будто здесь снимают кино про западную жизнь или сюжет о Хью Хефнере, владельце «Плейбоя», о существовании которого я, естественно, тогда знать не знал.

Я раскланялся с господином, курившим трубку и отдаленно напоминавшим Александра Ширвиндта, каким он станет через двадцать лет. Вероника восторженно замолчала. Когда небольшой шок у нее прошел, она спросила: «Кто это?» – «Так, знакомый», – ответил я. На самом деле мы еще в первый день на пляже обратили внимание на этого господина с трубкой и седыми висками, прежде всего потому, что рядом с ним постоянно находилась группа модельных девиц. Обычно он сидел под зонтом и читал газету. Однажды мы попали вечером в «Ранахону» и увидели этого господина, играющего на контрабасе в ресторанном оркестре. С нами была страшненькая местная эстонская девушка, зато блондинка, которая представилась Моной Лизой. Насмешки имя блондинки не вызывало, поскольку модель великого Леонардо, сколько бы о ней ни спорили, на мой взгляд, трудно назвать красавицей. На наш вопрос, кто этот господин, страшненькая Мона Лиза ответила, что это бывший владелец ресторана «Балтика». Видя с каким интересом мы его разглядываем, поскольку впервые увидели «бывшего хозяина», контрабасист нам подмигнул. С этого вечера мы стали здороваться, но этим все и ограничивалось. А право знакомства с Моной Лизой принадлежало Зегалю, который всюду таскал ее за собой. Подозреваю, что ему, как большому оригиналу, нравилось громко ее окликать.

Пярну никак нельзя назвать большим городом, поэтому через пятнадцать минут мы с «бразильской» девушкой дошли до центральной площади, где я с городского почтамта отправил маме телеграмму в Баку с просьбой прислать тоже телеграфом деньги. Не надо было иметь семь пядей во лбу, чтобы понимать, чем для нас закончится сегодняшний преферанс.

Выйдя наружу, мы сели на ступеньках почтамта, и Вероника положила мне на плечо голову. Перед нами простиралась городская площадь, причем настолько несоразмерно большая, будто Пярну со временем собирались сделать столичным городом и предусмотрительно не застраивали огромное пространство для будущих парадов и демонстраций. Над площадью висело летнее бесцветное балтийское дневное небо. Вероника, не выдержав долгого молчания, прерванного отправкой телеграммы, продолжала рассказ из своей богатой различными событиями жизни. Вероятно, на нее подействовала пустота, лежащая перед нами, так как для воспоминаний она выбрала не Бразилию, а Павлодар, где, по ее словам, прозябала после бурной жизни в Латинской Америке. Я не слишком к ней прислушивался, потому что в мозгу стучало: «Останутся ли у нас какие-нибудь деньги, или этот тип все проиграет?» Я почти с первого дня знакомства научился не вникать в повествования Вероники, поскольку они всегда развивались по спирали и имели один сюжет: как в нее был влюблен самый богатый молодой человек в Рио-де-Жанейро и что помешало ей ответить взаимностью. Конца любой из ее историй я никогда не знал, поскольку Веронику всегда что-нибудь или кто-нибудь прерывал. Но сейчас времени ей оказалось отпущено слишком много, и я невольно начал прислушиваться, о чем она мне шепчет на ухо.

На этот раз Вероника ни о чем конкретном не рассказывала. Просто повествовала о жизни в Павлодаре, о реке Иртыш, которая только в Павлодарской области длиной больше, чем семьсот километров. «Вот заливает», – подумал я, но это как раз и оказалось в отличие от всего остального правдой. Вероника, как Джамбул, пела о степях, которые начинаются чуть ли не в городе, о вкусной рыбе нельме, которую можно есть сырой, так она нежна, и о том, что в Иртыше есть стерлядь. Я-то думал, что эта рыба исчезла вместе с царизмом. Я так расчувствовался, что решил бросить Архитектурный институт (во многом из-за ненаписанного сценария) и отправиться прямо сейчас вместе с Вероникой в Павлодар, тем более что каждая ее подруга выглядела, по ее словам, не хуже Клаудии Кардинале, эталона женской красоты на тот период. Странно, но когда она рассказывала о Бразилии, желания махнуть туда у меня не возникало.

От поездки в Павлодар меня уберегло одно серьезное обстоятельство: денег у меня в тот момент было два рубля с мелочью, я разменял последнюю трешку, посылая маме телеграмму.

Именно здесь, около почтамта, мы договорились с Сашей встретиться после решающего раунда в преферанс. День уже прошел свою половину, солнце двинулось навстречу морскому горизонту (кстати, вы обратили внимание, что на всех прибрежных курортах солнце всегда садиться в море?), а Зегаля все еще не было, хотя, по моим расчетам, ленинградцы должны были изъять у него наши деньги максимум за три часа. Вероникина сага не заглушала чувство голода. Наконец, мой соавтор показался в конце площади на велосипеде, оставленном нам в наследство истосковавшимися грузинами. Редкие прохожие, пересекающие асфальтовую пустыню по диагонали, не служили для него помехой. Задолго перед тем, как лихо затормозить перед нами, Сашка закричал из седла:

– Нашел!!!

Велосипед болтался под ним, как бешеный.

– Что ты нашел? – спокойно спросил я, понимая, что единственная нужная для нас в этот момент находка, – кошелек с деньгами. А на него Саша вряд ли мог наткнуться при такой езде. Все остальные его находки заранее внушали мне опасения. Вероника доброжелательно слушала Сашу, не меняя позы, то есть не убирая головы с моего плеча, тем самым давая ему понять, что выбор ею сделан. Но Саша не замечал деликатного намека Вероники. Даже мне стало за нее обидно…

– Кого же ты нашел?

– Девушку, – заорал Саша, – и очень красивую.

Вероника отодвинулась от меня и села прямо.

Оказывается, когда Зегаль проезжал мимо местного театра, в автобус усаживалась гастролирующая здесь труппа из Таллинского театра юного зрителя. Среди этой труппы он увидел необыкновенно красивую девушку, но ничего ей сказать не успел (повезло девчонке). Узнал у других артистов, что вечером они возвращаются в Таллин. Остановилась труппа в гостинице чуть ли не рядом с судостроительным заводом, поэтому надо срочно мотать туда.

По-хозяйски оглядев площадь, Саша выбрал самую большую клумбу и полез рвать с нее цветы для букета. Находиться у почтамта стало небезопасно, и мы помчались за ним провожать труппу ТЮЗа, плохо понимая, зачем нам это нужно.

Как я ни спешил, но нас на один велосипед было двое, поэтому мы с Вероникой успели только к последнему акту трагедии. Саша стоял с вытянутой рукой, в которой был зажат букет, а из окон автобуса на него глазела вся труппа, по четверо в окне. Мимо, не поворачивая головы и не говоря ни слова, прошла хорошенькая стройная девушка с прямыми длинными льняными волосами. Сама она была цвета созревшей свеклы. Девушка уселась в первом ряду, в отличие от остальных пассажиров автобуса, даже не повернув головы. И, окутав цветы и Сашу сизым дымом, автобус отъехал от гостиницы. Занавес.

У Вероники, как у любой девочки, деньги всегда имелись, поэтому ужинать в «Балтику» мы отправились за ее счет. Насколько был успешным второй день нашего пребывания в Пярну, настолько провальным оказался, как выяснилось, предпоследний. В этот вечер скрипач играл особенно пронзительно. В унисон ему Зегаль ныл, что надо вернуться в Таллин и найти молодую актрису. К тому же ему явно не нравилась наша окрепшая дружба с бразильской девушкой Вероникой. Ее незапоминающаяся внешность не шла ни в какое сравнение даже с Моной Лизой. Любой оригинальности полагается иметь границу.