Читаем без скачивания Дневник 1812–1814 годов. Дневник 1812–1813 годов (сборник) - Александр Чичерин

16 января. Четверг.

Граф Аракчеев передал, чтобы я явился к нему в Виленберг, поэтому, не зная сколько здесь простоим, я немедленно отправился. Граф желал видеть меня только для того, чтобы передать письма от г-жи Б. и получить мои к ней. Он принял на себя передачу моей любовной переписки. Я скоро возвратился из Виленберга, и так как в мое отсутствие еще нашли свободную деревню Прзидун, или Сутзен Гофен, то мне приказали перейти туда с 8-й и 9-й ротами. Я их там разместил, а сам остался ночевать в Раковнице, находящейся вблизи.

17 января. Пятница.

Я с моими офицерами перешел утром из Раковницы в Прзидун. Я должен пояснить, что мои товарищи по квартире все переменились с некоторого времени. Я помещаюсь с офицерами 8-й роты, моими товарищами явились гг. Бринкен, оба брата Храповицкие[132] и оба Рачинские.[133] Зотов тоже был в нашей компании, но по болезни отстал. Князь Дадиан произведен в офицеры и переведен в один из армейских полков, а князья Трубецкие давно отстали от нашего полка.

Едва мы устроились в Прзидунах, потребовали нашего квартирмейстера Николая Храповицкого, который, возвратясь, объявил нам, что завтра снова выступаем.

18 января. Суббота.

Выступили по направлению к Яново, но, не доходя до этого местечка, штаб корпуса и штаб нашего полка остановились в Рожене. Мы снова на границе Пруссии и Герцогства Варшавского. Королевский лес кончается у Виленберга, поэтому мы очутились в открытом поле. Холод давал себя сильно чувствовать. Я отморозил себе нос и по совету тер его до крови, что причинило мне нестерпимую боль.

19 января. Воскресенье.

Мы сделали очень большой переход. В местечке Яново мы перешли границу и зашли в Герцогство Варшавское. Штаб корпуса занял Умио-Заводский, а я с 8-й и 9-й ротами – Студенец, деревню, расположенную не доходя Млавы.

Как дежурный я должен был отправиться с рапортом, но меня одолела такая лень, что я не пошел с рапортом.

Утверждали, что жители герцогства поднялись в числе до 60 тысяч человек и вооружились по большей части топорами.

20 января. Понедельник.

Дневка. Получен приказ держать ухо востро и принять меры предосторожности против местного населения – опасались, как видно, восстания. Ввиду этого пришлось выставить караулы, несмотря на то что бедные солдаты изнемогали от усталости.

21 января. Вторник.

Сделали переход около трех верст. Корпусный штаб отправился в Врублево, а наш батальон со 2-м – в Линсену.

22 января. Среда.

Переход опять легкий. Кавалергарды заняли квартиры так близко от нас, что совершенно нас стеснили. Остановились мы, не доходя местечка Дробина, в Чашле. Наша квартира до невозможности омерзительная.

Некоторые наши офицеры поздравляли меня, уверяя, что я произведен в полковники, но, так как дневной приказ не был еще получен в полку, то я не решался этому верить.[134]

23 января. Четверг.

Дневка. Мы так скверно расположились, что не довольны даже дневке. Заметна разница между этой страной и Пруссией. В этом проклятом герцогстве лишены даже самого необходимого, с трудом можно достать дрянную деревянную кровать. Столы составляют редкость. Комнаты низки настолько, что, несмотря на мой малый рост, я постоянно толкался головой в потолок.

Полагаем, что пойдем дальше на Плоцк. Наши люди совершенно изнурены. Много больных, и если соединить все три батальона, то по численности они равнялись бы одной роте полного состава.

При выступлении из С.-Петербурга в 9-й роте, которой я командовал, находились 4 офицера, 16 унтер-офицеров и 165 рядовых (это полный комплект), а при вступлении в Вильно из офицеров был один я, два унтер-офицера и 22 рядовых. Все остальные роты были в таком же составе, так что все 12 рот, составлявших полк, едва могли выставить до 300 человек. Такая громадная убыль в людях произошла больше вследствие утомительных переходов, холода и болезни, а не столько от неприятельских пуль и огня.

24 января. Пятница.

Переход небольшой, но ветер нас сильно беспокоил. Корпусный штаб направился в Домбровск, а наш полк – в Клинов. Нам отвели так мало квартир, что в них могли поместиться только офицеры, а солдатам пришлось разместиться по дворам.

25 января. Суббота.

Плоцк. Вступили в город церемониальным маршем, но в таком малом количестве, что мы представляли ничтожество. Несмотря, однако, на это, государь сам повел нас во главе. К несчастью, наш полк накануне заступал в караул императорской квартиры, поэтому не все части полка успели занять свои места в строю, вследствие чего нам пришлось поморочиться, чтобы построиться. Однако нам удалось кое-как собрать шесть малых отрядов, которые мы соединили в один батальон, хотя очень незначительный.

Преображенский полк и наш расположились по квартирам в самом Плоцке, а остальные разместились в предместьях.

Вечером устроили иллюминацию.

Префект города выехал встретить государя у ворот городских. Во время обеда в трактире я видел одного поляка, которого поверг в восторг любезный прием государя, оказавшего ему внимание. Он говорил трактирщику, что вовсе не голоден, что даже думать ему о еде не хочется после чести, оказанной ему его величеством, удостоившим его своим разговором. Я не мог воздержаться, чтобы не сказать этому чудаку, что если государь будет и дальше оказывать ему внимание, то он может умереть от голода.

26 января. Воскресенье.

Утром я нанес визит графу Аракчееву, а вечером был в театре, который оказался из рук вон плохим.

27 января. Понедельник.

Генерал Потемкин объявил мне, что я могу надеть полковничьи эполеты, несмотря на то что дневной приказ еще не дошел в полк.

Радость моя была неограниченная.

28 января. Вторник.

Желая поделиться своей радостью с близкими людьми, я отправился показать полковничьи эполеты двоюродным моим братьям Николаю и Ивану, помещавшимся в одной деревне, в трех верстах от города. Они тоже обрадовались моему производству, и мы расстались лишь поздно вечером. Деревня, в которой квартировали мои братья, – прусская колония: дорога, ведущая от Плоцка туда, проходит через чудесную местность. Я любовался всем и находился в восторженном состоянии. Мне казались места, может быть, прелестнее, нежели они были в действительности. Вообще этот день оставил много хороших воспоминаний; дай бог, чтобы такие дни повторялись почаще в жизни.