Читаем без скачивания Схема полной занятости - Магнус Миллз

– Я бы не сказала «удобно». Скорее расточительно. Я уверена, что все это пространство могло бы послужить гораздо лучшим целям.

– В смысле эргономики?

– Нет, – сказала Джойс. – В смысле пользы.

Не в состоянии ухватить точную суть того, что она высказала, я решил: лучший ход – сменить тему.

– Я тут шел чаю выпить до отъезда. Вам взять?

– Нет, спасибо, – сказала она. – Я не пью чай. Кофе тоже не пью.

– Как же вы тогда время убиваете?

– Вообще-то легко. Например, проверяю, соответствующую ли форму носит персонал.

– А.

– Вы разве не получали новый комплект рубашек в этом году?

– Получал, но предпочитаю старые. В них удобнее.

– Удобство тут ни при чем, – сказала Джойс. – Вы ежегодно получаете новые, чтобы Галантерейному Отделу было чем заниматься. Я бы решила, что человеку с вашим интеллектом это должно быть понятно.

Я не смог определить, комплимент или оскорбление подразумевались ее последним замечанием. К счастью, от мук дальнейшей беседы меня избавил громкий лязг: Джордж захлопнул дверь фургона. Это послужило сигналом к нашему отправлению, поэтому я просто пообещал Джойс, что завтра надену новую форменную рубашку, перешел через дорогу, взял нам чай и принес его своему помощнику на рампу.

– Я вас видел, – сказал он. – Ты за ней ухлестываешь или как?

– Еще чего, – ответил я. – Мы просто разговаривали, вот и все. Вообще-то она высказывает интересные точки зрения.

– Только не забывай, что в конечном итоге она все-таки – начальство.

– Не забуду, – заверил его я. – Уж этого я не забуду.

Мы посмотрели, как Джойс в своих практичных черных туфлях идет к конторе. После чего забрались в кабину и направились сначала в «Веселый парк», затем в «Блэк-велл» и наконец – в «Раджуэй». Как я уже говорил, мы довольно долго в это депо ездили очень нерегулярно – просто потому, что так составлялись графики. И поэтому хорошо знали там всего одного человека – складского рабочего по имени Редж Пиппетт, ярого раннего вольногула, если ярые вольногулы вообще возможны. Пока из нашего фургона выгружали ящики, Редж жаловался на дефицит подписей в последнее время.

– Куда же подевались все наши ранние увольнительные? – вопрошал он. – Исчезли без следа.

– Точно, – согласился я. – Похоже, они как-то вдруг вышли из моды.

– Эх-ма, надеюсь, снова войдут, – ухмыльнулся он. – Только они меня и поддерживали.

Разговор с Реджем оказался живительным: мужик вовсе не сочился мраком и мороком, с которыми я в последнее время все чаще сталкивался. Вместо этого он, казалось, смирился с тем, что наступление крантов – неизбежная реальность, достойная лишь безропотного пожатия плечами. Когда я спросил, что он думает о полноденыциках, он ответил, что воспринимает их как шутку, а вовсе не как угрозу. Это правда, сказал Редж, они – самонадеянные ханжи, но вообще-то довольно безобидны и он уверен, что славные деньки возвратятся очень скоро. В четыре часа мы с Джорджем возобновили свое путешествие, и слова Реджа по-прежнему звучали у нас в ушах. Однако звучность их поубавилась, едва мы заехали под железнодорожный мост на разъезде «Пять углов».

– Ты погляди, – сказал Джордж, всматриваясь из кабины куда-то вверх.

Я подумал было, что он только заметил гигантскую восьмерку, которую я увидел еще неделю назад. Однако, посмотрев сам, я понял: ее совершенно закрасили. Теперь на ее месте красовалась огромная буква «Г» с длинным закрученным хвостиком.

– Где мы это раньше видели?

– Это подпись Гослинга, – ответил я. – Вольногулы, должно быть, взяли ее эмблемой своей кампании.

– Что, серьезно?

– О, думаю, что да. Очень и очень серьезно. Умеренных воззрений Реджа Пиппетта некоторые его

соратники явно не разделяли, но стоило признать: кто бы ни забрался на такую верхотуру, поработал он на совесть. Стилизованная буква «Г» была точной копией подписи, которую все мы отлично знали. Ну а кроме того, смотрелась она гораздо более лихо, нежели вялая восьмерка полноденыциков, в сравнении довольно пуританская на вид. И разумеется, едва до нас дошел смысл нового трюка, мы стали подмечать его повсюду. Заметнее всего выглядел он на бортах «УниФуров». К концу дня мы насчитали более полудюжины примеров, все выполнены в том же вездесущем желтом карандаше.

За следующие несколько дней эмблемы-соперницы стали таким привычным зрелищем, что наше с Джорджем транспортное средство благодаря их отсутствию выглядело подозрительно. В полном одиночестве мы не остались – вокруг были и другие немаркированные фургоны, но всякий раз выезжая на Кольцевую, мы чувствовали себя членами какого-то вымирающего племени. Я предположил, что именно поэтому, когда мы проезжали под караулкой в «Веселый парк», Джон Джоунз смерил меня долгим взглядом. Я бодро помахал ему, как обычно, не получил ответа и направил машину к рампе. Через минуту мы уже припарковались, ожидая, что кто-нибудь придет и разгрузит нас. Мы рассчитывали на обычную задержку, но, к нашему удивлению, Билли Баркер возник почти сразу, полностью экипированный вильчатым погрузчиком. Наш ежедневный груз он извлек из фургона очень быстро (по его меркам), и лишь после этого донес до нас «важные новости».

– Завтра в обед мы проводим массовый митинг, – объявил он. – В свете нынешних трудностей.

– Мы тоже приглашены? – осведомился Джордж.

– Естественно, – сказал Билли. – Народу соберется прилично. Выступить перед собравшимися с приветственным словом мы позвали Леса Прентиса.

То, как он произнес это имя – «Лес Прентис», – предполагало, что я должен был о нем слышать, но я о нем не слышал ничего. Сомнений, однако, не оставалось, что сам Билли – вольногул, поэтому я допустил, что оратор тоже будет из этого братства.

– Ладно, – пообещал я. – Будем.

– Рад слышать, – ответил он. – Нам в наших рядах приверженцы не помешают.

– Вон Доусон, – сказал Джордж, бросив взгляд в сторону конторы.

– Точно, – сказал Билли. – До завтра.

Он стремительно развернулся и покинул нас. И тут же к нам подскочил Доусон. У него на уме была совершенно другая повестка дня.

– Хорошо, что я вас поймал, – сказал он. – Вы ведь как-то на неделе привозили сюда тележку с поддоном, так?

– Ну, не я лично, – ответил я. – Меня тогда подменяли.

– Мне и так сойдет. Вы можете ее у нас забрать?

– Но я так понял, вы тут просто плачете без ручной тележки.

– Мы и плакали.

– Так что с ней не так?

– Ничего, – вздохнул Доусон. – Мы хотели тележку, потому что слышали, будто территорию будет осматривать Скэпенс. Ты ведь о нем слыхал, правда?

– Ну, – ответил я. – Старшая Золотая Кокарда, точно?

– Точно. Высшая лига и весьма крепкий орешек.

– Что, хуже Несбитта?

– О, еще как хуже. И когда мы узнали, что нам не хватает ручной тележки, началась тотальная паника. Обзвонили все депо в поисках запасной, но скоординировали все неправильно.

– И что случилось?

– Слишком много привезли, вот что. Когда Скэпенс проводил свою инспекцию, он обнаружил три ручных тележки, разбросанных по всей территории. И в отчете написал, что оборудование распределено неравномерно, и теперь суть в том, что вы должны увезти ее обратно.

– Куда?

– Куда угодно, – сказал Доусон. – Главное – подальше отсюда.

Он отскочил от нас, домаршировал до угла и вернулся, толкая перед собой ручную тележку с поддоном. Ту, с погнутой рукояткой. Мы загрузили ее в глубину фургона и принайтовили к стенке. Затем Доусон вручил мне накладную, которую я подписал тремя неделями ранее, и оставил нас в покое.

– Мы как Старый Мореход, – заметил Джордж, пока мы готовились к отъезду. – Обречены вечно возить за собой эту тележку.

Пока все это происходило, в ворота «Веселого парка» въезжали и выезжали все новые и новые «УниФуры». Лихорадочная предобеденная деятельность выманила из караулки даже Джона Джоунза, и теперь он бездвижно стоял на верхушке лестницы, озирая под собой весь двор. При хорошей погоде это была любимая позиция Джона. Как обычно, руки его покоились на перилах, и похоже было, что он ни на что в особенности не смотрит. Но когда мы уже направились к воротам, я заметил, как он поднял один палец – чуть-чуть. После чего сунул руки в карманы и снова зашел внутрь.

– Здрасьте, – сказал я. – Меня зачем-то хочет видеть Джон.

Я остановил фургон, вышел и поднялся по ступенькам. Джон уже сидел на краешке стола и пялился в линолеум.

– На пару слов в твою ушную раковину, – сказал он. – Закрой-ка дверь, будь добр?

10

Мир, который Джон Джоунз занимал тут, в вышине над грузовым двором, был довольно отдельным, но у него были свои преимущества. Под рукой у Джона имелось все необходимое для ежедневной службы: чайник, тостер и заварник, а также недурной ассортимент периодических изданий. Караулка была сооружением воздушным – как сигнальная будка, только без всяких рукояток. Из окон Джону открывался не только обзор территории депо, но и вид на лиственный парк по одну сторону и стадион по другую. Свет, заливавший караулку летом, был так ярок, что Джон легко мог бы выращивать там помидоры или даже орхидеи, если б захотел, хотя по каким-то внутренним соображениям он предпочитал этого не делать. Джон Джоунз вел здесь мирное существование, его не беспокоили случайные посетители, и, насколько я знал, он никому не подчинялся. Работа охранника заключалась в слежении за тем, чтобы в ворота депо въезжали только «УниФуры», а потому предполагала определенную степень автономности. Но несмотря на явную свою удаленность от мира, Джон всегда первым узнавал новости или циркулирующие по Схеме слухи. Отчасти – благодаря внутренней телефонной сети, которая связывала его непосредственно со всеми остальными караулками Схемы. Обычное зрелище: Джон стоит у окна с трубкой возле уха, впитывает последнюю информацию. Кроме того, слухи он полу-