Читаем без скачивания Герои, злодеи, конформисты отечественной НАУКИ - Симон Шноль

Глава 44

Пущино

После смерти Сталина, прекращения «Дела врачей убийц», расстрела Берии, Абакумова, Рюмина, Комарова и других палачей прекратились массовые мероприятия по подавлению науки. Однако всюду, в научных учреждениях, университетах и в руководстве министерств и ведомств оставались те, кто в предыдущие годы занимался уничтожением науки. Чрезвычайным событием стал доклад И. С Хрущева на XX съезде КПСС «О культе личности». Но долго еще сохранялся след прошедших десятилетий в стиле общения людей. Нужно было преодолеть страх и неуверенность, таящийся в «костном мозге». Самое тяжелое положение было в биологии. Не только ключевые посты, но и все основные должности в научных учреждениях занимали «мичуринцы». Но времена изменились. За спасение науки выступили многие люди. Сложные обстоятельства этого времени изложены в книге В. Н Сойфера «Власть и наука» (Изд. «ЧеРо» М.: 2002). Власть Лысенко продолжалась, пока на посту Генерального секретаря ЦК КПСС был Хрущев. Хрущев был смещен 18 октября 1964 г. Десятилетие от 5 марта 1953 г. до 18 октября 1964 г. было насыщено важными событиями. В это время, в попытках ускорения развития науки, были организованы особые города — Научные центры. Один из них — Пущинский Научный центр для биологических исследований АН СССР. В Пущино прошла значительная часть моей (нашей) жизни. Пройти страшные времена. Наступило время надежд. Ока течет с Запада на Восток — по параллели, а не по меридиану, в отличие от большинства наших рек. Она образует естественную границу - на Север от нее тысячелетия была хвойная тайга. На Юг от ее правого берега тысячелетиями были сплошные широколиственные леса — липы, клены, ясени и цари деревьев — дубы. Множество разных зверей населяло эти леса. Деревья росли у самой воды. Ока в те времена была типичной лесной рекой - спокойной и полноводной. Весной снег медленно таял в тени лесов. Весенних разливов почти не было. В этих лесах обитали угро-финские племена - предки современных эстонцев и коми. Жизнь их была очень трудной. Они жили охотой, бортничеством — добычей меда диких пчел, и так называемым лесным скотоводством - выпускали скот пастись в лес, на лесные поляны. Хищные звери - медведи, волки, рыси нападали на этот скот. Людям почти ничего не оставалось. На огромных территориях будущего московского княжества могли прокормиться лишь несколько сотен человек. Наверное, в VIII веке, с Юга, от Прикарпатья, теснимые воинственными кочевыми племенами, в эти приокские леса пришли славяне — высокорослые, мощные, но не воинственные люди. Они были земледельцами. Они стали выжигать лес и засевать «освободившуюся», удобренную золой от сожженных деревьев, землю привезенными с собой семенами пшеницы. В суровых условиях пшеница росла плохо, а засорявший ее сорняк — рожь — хорошо. Стали сеять рожь. Ржаной, черный хлеб замечательно питательный, стал национальной пищей этих народов - смешавшихся славянских и угро-финских племен. Теперь здесь могли прокормиться многие тысячи людей. Росло население. Расширялись поля и пастбища. Земля быстро истощалась. Приходилось выжигать все новые участки. Так были почти полностью уничтожены широколиственные леса. А на истощенных и заброшенных полях выросли деревья — сорняки — береза и осина. Прекрасная белоствольная береза - символ страны - растет на месте гибели коренных лесов, в память истории прежних столетий [1-3]. На открытых полях и лугах быстро тает снег в лучах весеннего солнца. Мощными потоками, промывая овраги и балки, стекает он в Оку. Начались весенние разливы. Разливы смыли прибрежные слои земли и уничтожили почти все следы прежних поселений людей. Не осталось бесценных для археологов остатков поселений каменного века. Обнажились чистые песчаные пляжи. Среди новых пейзажей, новых берегов с небольшими участками уцелевших древних широколиственных и хвойных таежных лесов, мимо светлых березовых рощ и поросших высокой травой пойменных лугов течет новая Ока - река моего детства и всей жизни. Ока, в самом деле, протекает через всю мою жизнь. Весна 1939 г. - мы живем в Калуге уже несколько месяцев. Зимой было не заметно, что наша улица спускается к реке — все было в снегу. Ярким весенним днем там внизу по ярко синей воде, как казалось прямо поперек улицы, медленно поплыли сверкающие льдины — река тронулась! — лед пошел! Светло-желтый, почти белый кварцевый песок пляжей и отмелей, мелкие рыбки, веером разбегающиеся на отмелях от хищников, - судаков, окуней, щук, и особый сливающийся в журчание шум - плеск волн, радостные крики купающихся и шлепанье по воде лопастей колесных пароходов, Солнце, отраженное от изломов и неровностей воды — от блеска лучше закрыть глаза... В июле 1941 г. наша мать достала нам с братом путевки в пионерский лагерь - на Оке, на 200 км ниже по реке, за Серпуховым. Это было старое помещичье имение в деревне Сенькино, на высоком правом берегу реки. Большой старый дом — усадьба, окруженный парком и замечательным лиственным, «дославянским» лесом - старые деревья - липы, клены, дубы возвышались над разнообразным кустарником. Крушина, бересклет, жимолость, рябина, черемуха—и все с волшебными запахами, запоминающимися на всю жизнь. А дальше от берега, на юг, поля и луга, перемежаемые березовыми рощами. Высокие цветущие травы. Зайчата, замирающие в траве — чтоб не видели. Ящерицы, согретые июльским солнцем, на опушках. Синие и зеленые стрекозы над водой... Шел второй месяц ужасной войны. В глубине страны, в самом центре России еще казалось это нереальным и дальним. 22 июня началась война. Через три дня немцы заняли Минск, горели города и села, истекали кровью, сражаясь, наши красноармейцы. Тысячи и тысячи, захваченные врасплох, попали в плен. Слезы заливали страну. Вал несчастья и гибели шел на нас с Запада. Мы не ощущали это. Бодрые юные пионервожатые водили нас по полям и лугам. Мы пели патриотические песни о силе и мощи Красной Армии: «Когда нас в бой пошлет товарищ Сталин и первый маршал в бой нас поведет!..»

Мы гордились нашими славными сталинскими соколами — летчиками: «Все выше, и выше, и выше стремим мы полет наших птиц...» Аккомпанировал на аккордеоне не старый еще человек, в детстве потерявший зрение от оспы... Над нами, вдоль Оки стали пролетать странные черные самолеты. Мы кричали им «ур-ра!». А потом оказалось — это немецкие самолеты — разведчики... События резко сжались - пришла телеграмма - приказ немедленно закрыть пионерский лагерь и развести детей по домам. Большая часть детей была из Москвы — их переправили на «ту» сторону около устья притока Оки р. Лопасни и они с пионервожатыми ушли к железной дороге (около 20-ти км). Часть уехала в Тулу. Из Калуги были только мы двое. От Сенькино до Серпухова мы доплыли на попутной барже. Был сенокос. Запах сена, медленно проплывающие справа и слева пейзажи. Высокий берег с огромными вязами старинного помещичьего парка слева. Это было Пущино. Тогда я не выделил эти места из всех остальных. Пристань Серпухова была немного выше по реке от железнодорожного моста — единственного прямого пути из Москвы в Крым, на Кавказ, к Черному морю. Мост всю войну бомбили немецкие самолеты. Его значение было огромно. Они не смогли его разрушить. Самолеты с ревом пикировали на мост, сбрасывая бомбы. И не попадали (говорят, одна бомба застряла в железных конструкциях моста и не взорвалась). Мост защищали герои. Вблизи моста есть маленькая станция «Ока». Там на крыше низкого кирпичного строения были установлены зенитные орудия и пулеметы. Они встречали самолеты огнем. Немецкие летчики не выдерживали и сбрасывали бомбы неточно. Люди смотрели на ревущие, пикирующие на них самолеты, глядя на них в упор, глядя в глаза смерти. И не отступали. Там все залито их кровью. Там нужно поставить памятник с их именами. Поезда должны замедлять ход, подъезжая к этой станции у железнодорожного моста через Оку. Замедлять ход и включать протяжные гудки... От пристани мы пешком через весь город дошли до вокзала. В Калугу добрались на поезде. Был конец июля 1941 г. 10 октября, когда немцы входили в Калугу, нам удалось уехать в последнем поезде-эшелоне. Прошло всего десять лет. В 1951 г. мы (теперь мы это - М. Н. Кондрашова - моя однокурсница по кафедре Биохимии животных биофака — Муся Кондрашова и я) окончили Московский Университет. Брат-математик окончил мехмат МГУ в 1948 г., был рекомендован в аспирантуру, однако его призвали в армию солдатом, и служил он 4,5 года. А мы вместе с друзьями - ботаниками в майские дни 51-го, 52-го, 53-го ездили на Оку в район Приокско-Террасного заповедника. На левом, московском берегу, напротив Пущина были замечательные для ботаников места. Здесь в окрестностях деревни Лужки и далее к Зиброво странным образом сочеталась растительность древней, тоже «дославянской», тайги и южных степей. Это открыл в конце XIX века Николай Николаевич Кауфман — молодой, рано умерший профессор Московского Университета. Мы проходили по этим местам, видели на противоположном высоком берегу старые вязы помещичьего парка в Пущино, доходили до устья Лопасни, напротив скрытого в лесу дома в Сенькино. Цвели пойменные луга. В весенних лужах обитали таинственные живые ископаемые — черные щитни и разноцветные, голубые и розовые, жаброноги. Самцы озерных лягушек в то время из зеленых становятся ярко синими. В лугах с криком летают чибисы, внятно и нервно спрашивая: «ЧЬИ — ВЫ? ЧЬИ - ВЫ». Бесчисленные сочетания видов и гибридов ивы цвели по берегам. Их изучал замечательный ботаник Алексей Константинович Скворцов. Он был по образованию врачом. Но по страсти — ботаником. Он изучал ивы разных видов и написал капитальный труд о них. Это стало его докторской диссертацией. Теплый весенний ветер приносил знакомые запахи. Еще много всего было впереди. Ока вливалась в наши души. В 1956 г. возник слух: там, в наших любимых местах хотят построить научные институты по биохимии и биофизике. Мы восприняли это известие как подарок специально для нас. Прошло уже восемь лет после сессии ВАСХНИЛ 1948 г. Все руководящие посты в биологии были заняты сторонниками Лысенко. Они были бдительны. В университетах и академических институтах истинная наука была невозможна. Хрущев в это время увлекся идеей — страна огромная, а наука сосредоточена всего в нескольких крупных городах — в Москве, Ленинграде и Киеве, ну, может быть еще в Свердловске. Нехорошо. Нужно распределить научные учреждения по территории страны. Идея абстрактная и очень спорная. Но с Генсеком не спорят, а одобряют и развивают. Александр Николаевич Несмеянов, ставший президентом Академии наук в 1951 г. после С.И.Вавилова, умел ладить с высочайшим начальством. В развитие идеи он предложил создать Центр физико-химической биологии АН СССР за пределами Москвы. Такой Центр помог бы научно-техническому прогрессу и задаче «догнать и перегнать Америку»... Предложение было одобрено. Несмеянов собрал энтузиастов — соратников — в основном химиков и физиков. Входил в число энтузиастов и экономист К. В. Островитянов. Биологию, в сущности, представлял лишь Глеб Михайлович Франк — директор недавно воссозданного в Москве Института биофизики (см. очерки о Леденцове, Лазареве, С. И. Вавилове, Белоярцеве)). Эти энтузиасты были утопистами. Они хотели создать идеальную научную конструкцию: в центре Научного центра должны были быть математики абстрактные, их окружать должны математики прикладные, их - физики-теоретики - далее по периферии — физики-экспериментаторы, физ-химики, химики, химики-органики, и, наконец, вокруг — система биологических научных учреждений, впитывающих идейные флюиды из внутренних слоев центра, применяющих идеи и достижения этих слоев для исследования тайн жизни. А в качестве материальной базы для этих исследований — на самой периферии — кольцо конструкторских бюро и заводов по производству уникальных приборов, виварии и питомники для подопытных животных и растений... Здесь я, конечно, несколько сгустил утопические краски, но идеи энтузиастов были к этому близки. Они планировали найти удобное место, построить там здания всех нужных учреждений, жилые дома для сотрудников, школы и детские сады — а затем... Затем прекрасным весенним днем на автобусах и грузовых машинах в новый научный центр приедут веселые молодые научные сотрудники с семьями и получат сразу ключи от новых квартир и от новых лабораторий...