Читаем без скачивания Угодило зёрнышко промеж двух жерновов - Александр Исаевич Солженицын
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В начале августа сдерзили властям «Московские новости», сперва на английском языке, вослед на русском: напечатали статью «Здравствуйте, Иван Денисович!»[610] (Какой такой Иван Денисыч?)
И в те же дни Люша Чуковская, собственным независимым замыслом и движением, поддала бурной волны: опубликовала 5 августа в «Книжном обозрении» требование, чтобы начали печатать Солженицына, и – вернуть гражданство![611] (И как главред газеты Аверин решился? публикация эта тут же обошлась ему едва ль не в инфаркт.)
Статья эта прозвучала сенсационно, вызывающе. Прорвалась пелена общественного напряжения. Уже в день выхода номера – возбуждённые читатели звонили в редакцию, и сами приходили, долетели и первые телеграммы в поддержку. У стендов газеты на улицах густо толпились. Международные агентства подхватили новость.
В следующие дни – сотнями писем – обрушился страстный отклик читателей в редакцию, – и газета посмела те письма печатать, в двух номерах, на полных разворотах[612]. Отважные голоса полились теперь на страницы отважной газеты. Средь них:
«Писатель, художник, любой человек имеет право на безстрашную мысль. Мы это выстрадали всем народом». – «Надо же, против какой махины пошёл! Это пострашней, чем против танка, пожалуй!» – «Солженицын предвосхитил многое из того, что сегодня живительным ветром проносится по нашему Отечеству… Он служил ему больше, чем все его хулители, объявлявшие себя патриотами». – «Пришло время отменить противозаконный акт, снять с человека клеветническое обвинение в измене Родине, которой он не изменял… [это] нужно прежде всего нам самим. Для очищения нашей гражданской совести. Для утоления нравственного чувства справедливости». – «С произведениями А. И. Солженицына подлинная интеллигенция никогда и не прощалась, они всегда были с ней». – Солженицына «необходимо вернуть стране, судьба которой всегда была и его личной судьбой». – «Простите нас, дорогой А. И., что в своё время мы не вступились за Вас, смирились как с неизбежностью с теми мерзостями, которые о Вас писали, с Вашей высылкой из пределов Отечества».
Были и такие, кто призыв Е. Чуковской называл «оскорблением участников войны»; вернуть ему гражданство? – нет! – «на выстрел не подпускать Солженицына к СССР!».
В редакции «Книжного обозрения» уже не считали писем, а мерили на вес – и позже прислали нам отборку из них, сотни три.
(Та крупная пачка не напечатанных «Книжным обозрением» читательских отзывов на публикацию Люши Чуковской достигла меня в начале 1989. Вот для меня был отзыв реальной России. Какое обширное вдруг знакомство с соотечественниками! Но вот что. Читал я их, читал с захватом – и создалось у меня впечатление удручающее. До сих пор, до сих пор я не представлял, до какой же степени и как методично опорочила меня советская пропаганда за десятилетия, и как это внедрилось в головы, что звучит даже во многих доброжелательных ко мне письмах. Поразили меня не казённо подогнанные, но именно искренние. Только впервые я осознал, что многолетняя пропаганда властей против меня была вовсе не безплодна: она впилась когтями лжи во столькие доверчивые души! Почти никто и сегодня не представляет меня в подлинности, а уж тем более – в объёме написанного мной. Если «за» и больше, то не намного. И нельзя поверить, что всё это пишется об одном и том же человеке. Разделяющий меня с читателями порог так высок, что его нельзя преодолеть одним усилием – одной большой публикацией или фактом приезда. Сколько же усилий – и опять-таки лет – надо, чтоб эту ложь отмыть? – Много там писем было и междвухстульных, у многих писавших – нечётки контуры мысли, неопределённость мировоззрения. Так простым людям, может, и было бы верней поскорей получить «Ивана Денисовича», «Матрёну», а кому поразвитей – «Корпус» и «Круг»? Так, может, и зря я упёрся с «Архипелагом»? – упускаем важнейшее время? Или на этот рубеж не поздно будет отступить и через год-два? Кто рассудит верно? А вот – из самых поздних свидетельств, дошедших до меня. Когда в 70-е годы всюду-всюду шли против меня митинги, в Приморьи один осторожный, от расстрелянного деда и загубленного в лагерях отца, сам бывший фронтовик, спросил лектора невинно: «А почему не издали вовремя брошюры, как именно Солженицын клеветал на советских людей?» Лектор ответил с уверенной лёгкостью: «Партия сочла недопустимым, чтобы наш народ учинил ему самосуд».)
Вдруг 8 сентября «письмо по телефону» от Димы: состоялось решение редколлегии «Нового мира»: в № 12 за 1988 – напечатать мою Нобелевскую лекцию с амортизирующим удар предисловием Залыгина, а в № 1 за 1989 – «Архипелаг»!!
Мы – и не верим, и потеряли добрый сон. И не смеем радоваться. Я потрясён смелостью обычно мягкого Сергея Павловича, как я его помнил по давним встречам в «Новом мире». И чтоб облегчить ему – разрешаю снять из публикации несколько глав, самых невыносимых для советского уха, – «Голубые канты» (о чекистах), о власовцах…
Но, по словам Димы, «почти вся» московская интеллигенция не поняла моего упрямства: ну зачем требовать сразу «Архипелаг»? Ну и пусть бы печатали старые вещи, и хорошо.
Но из Эстонии – пришёл запрос именно на «Архипелаг». И доселе неведомый «Литературный Киргизстан» – хотел сразу «Архипелаг»! Журнал «Наше наследие» просил главы из «Колеса». «Книжное обозрение» тем более имело теперь право что-нибудь напечатать, за свои пострадания. «Нева» желала печатать «Круг». В Ленинграде неизвестный нам артист выступал в клубах с чтением моих рассказов, кто-то – с лекциями обо мне. Вышел фильм «Власть соловецкая»[613] – в нём несколько раз читаются отрывки из «Архипелага», но боязливо не называя источника. А всё ж ручейки прорываются…
И стало грозить анархическое самовольное раздёргивание моих текстов – и ещё, может быть, искажённых? не проверенных никем. Прослышав о решении «Нового мира», другие рванулись тоже печатать что-нибудь моё: кто рассказы, кто крохотки, кто старую публицистику. А решительный критик В. Бондаренко, да где – в издательстве «Советская Россия», уже запускал сразу целый сборник по своему личному отбору, без «Архипелага» (и уже отметился в американской прессе как «первый публикатор Солженицына»). А кто брался самовольно «театрализовать» «Ивана Денисовича». Так – мог, навыворот, потечь отвергнутый мною путь.
Ещё никакого разрешения на меня не было – а временный глава Союза кинематографистов Андрей Смирнов звонил из Нью-Йорка: хотим устроить в Доме кино в декабре, к 70-летию автора, вечер. А я – что ж? не смею возражать, но ведь и приехать не могу.
Мы потрясены. Какое-то тревожно-рассветное марево. И каких внезапностей ещё ждать?
А прикатила такая. Пока я медлю с «Архипелагом» (я ли медлю?), в Москве создался «Мемориал» – и шлёт мне
