Читаем без скачивания Дневники св. Николая Японского. Том ΙV - Николай Японский

1/14 февраля 1902. Пятница.

В одной из газетных вырезок сегодня прочитал, что Гордий Сиина определился учеником в училище законоведения. Вот тебе и кандидат Богословия и профессор Семинарии! Значит, служит здесь кратковременным наемником, пока приготовится к адвокатской или другой подобной службе, которая даст денег больше, чем теперешняя (тридцать пять ен при готовой квартире). Отвращение берет к этому мерзавцу. Сказал Сенума посоветоваться с Арсением Ивасава, нельзя ли его теперь же прогнать с семинарской службы? К классам нужно готовиться и преподавать серьезно, тем более, что ему при распределении уроков поручили довольно важные предметы — а может ли он, когда занят совсем другими, да еще при своей бездарности вообще? Ах, людей нет, людей нет! Отчего даже такой мерзавец обирает Миссию!

После всенощной, перед завтрашним праздником, выбранил диакона Якова Мацуда за плохую проповедь: совсем бессодержательная — одну и ту же мысль повторяет на десятки ладов, нестерпимо слушать. Должен тщательней готовиться к проповеди.

2/15 февраля 1902. Суббота.

Праздник Сретения.

На днях на классе спевки говорил Львовскому и Обара не растягивать без нужды пения. Не раз уже это говорил им, и всегда речи, как к стене горох. Задостойник сегодня Обара с правым хором тянул так, что я думал — завтра только кончит, — на каждой ноте, пока она тянется, можно заснуть и выспаться. Просто мучение слушать это безобразничанье; не помогает молитве, а убивает молитву. После службы призвал Алексея Обара и дал ему строгий выговор.

Был посланник Извольский и князь Лобанов, Иокохамский консул. Посланник говорил, что адмирал Скрыдлов очень рассердился за то, что в Нагасаки при госпитале часовню перестроили в Церковь и сменил за это доктора Волошина — зачем–де не спросил позволения у него; хотел- де Скрыдлов в гневе говорить об этом со мною, зачем я разрешил игумену Вениамину строить Церковь, но он — посланник — удержал Скрыдлова от этого и успокоил его гнев. Я объяснил посланнику, что Скрыдлов был в заблуждении: там как была часовня, так и осталась часовня, только поукрасили ее несколько; о. Вениамин и все другие окрестили ее там в Церковь; я и не догадался вывести их из заблуждения, потому что у нас и японские молитвенные дома обыкновенно называются Церквами, но это не в собственном смысле; Церковь в собственном смысле — такое здание, которое освящено по чинопоследованию с положением в основание Святых Мощей. Хлопоты о. Вениамина по украшению часовни я одобрил, но разрешить ему строить храм там (не для японцев) я и права не имел бы; о том следовало бы просить Санкт—Петербургского Митрополита, которому подведомы все заграничные Церкви. Конечно, Волошин должен был спросить позволения у адмирала на переделки в часовне; но о. Вениамин тут ни при чем; разве что он должен был напомнить доктору написать к адмиралу, чего он не сделал, так как сам еще человек неопытный.

Посланник сказал еще, что Государь Император пожертвовал пять тысяч рублей на постройку храма в Нагасаки. Значит, храм там непременно будет построен, и именно на месте, пожертвованном для того евреем Гинцбургом; Государь велел благодарить его за это пожертвование.

Князь Анатолий Григорьевич Лобанов—Ростовский приезжал прощаться перед отправлением в Россию — назначен на высшее место, после двенадцатилетней службы в Иокохаме, где закис до того, что сделался отъявленным пессимистом, — о чем ни заговорит, все бранит.

3/16 февраля 1902. Воскресенье.

Так–то полезны внушения урегулировать пение, не тянуть безобразно: сегодня на Литургии во время «Херувимской» мы, священнослужащие, успели все сделать, конечно, нисколько не торопясь, а весьма истово, и отправиться к жертвеннику, а Львовский с правым хором все еще тянул первые четыре слова «Херувимской» («Варера цуцусинде херувим–ни ноттори») и, вероятно, еще продолжал бы тянуть, но я послал иподиакона поторопить. — А на днях только что просил не безобразничать так! Никакого внимания, ни малейшего уважения ко всем просьбам и внушениям! — Понес к нему жалованье его за январь и, кстати, уже с гневом выговорил, и, уходя, сильно хлопнул дверью, но — тоже поди — умано мими–ни казе! Не знаю, что и делать с этими людьми.

О. Симеон Мии из Кёото пишет, что «11–го числа сего месяца (нового стиля), в день государственного праздника „Кигенсецу” отслужен молебен пред начатием учения и, с помощью Божиею, открыта наша Православная Женская школа в Кёото». И продолжает: «Да будет навсегда этот день достопамятным днем основания этой школы до тех пор, пока Японское государство будет существовать. С нами вместе торжествовали сей день сестры и некоторые братья этой Церкви, и даже иностранные единоверцы — греки. По окончании молебствия и проповеди в Церкви наставница и матушка новонасажденной школы Н. П. Такахаси пригласила всех этих — собравшихся на молитву — к себе в школу на трапезу и угостила нас по–тоокейски». Ученицы пока только четыре. Но о. Мии надеется, что скоро наберется много, и, конечно, наберется, — Он пишет еще, что «несколько искренно приготовляющих себя к крещению» в Кёото и в Оцу, куда он с катихизатором поочередно ездят для проповеди каждую неделю.

4/17 февраля 1902. Понедельник.

Днем писание Отчета, вечером перевод Страстной Седмицы.

5/18 февраля 1902. Вторник.

То же. Письмо из Кёото Надежды Такахаси с более подробным, чем у о. Мии, описанием открытия школы. Четыре ученицы — язычницы, хотя родители или родственники их христиане; подчиняются ученицы вполне христианскому школьному режиму; на полуцерковном содержании.

6/19 февраля 1902. Среда.

Отчеты и корректура Первой недели Великого поста.

Регент Алексей Обара повенчан вторым браком с какой–то, тоже уже бывшей замужем; она научена немного христианству и на днях крещена. Обара — совсем кощец, без одного легкого, по фигуре — на ладан дышит, а женится! Жаль, если скоро израсходует остаток жизни; хороший регент, заменить будет некем.

7/20 февраля 1902. Четверг.

Сиина Гордий ушел с церковной службы — туда дорога! Но ушел–то нахалом. Как видно, место для какой–то службы вне Миссии у него уже было найдено, поэтому когда ему вчера Сенума стал советовать оставить Юридическую школу, чтобы хорошенько готовиться здесь к своим классам, он рассердился и сказал, что бросает здесь службу. Сегодня утром пришел объявить мне об этом, но с претензией: Самые великие отцы Церкви: Василий Великий, Григорий Богослов — были адвокатами, и он хочет, подражая им, получить адвокатский диплом, но этого ему здесь не позволяют, поэтому он уходит. И ушел. Но причину своего ухода окончательно свернул на меня, будто я его прогнал.