Читаем без скачивания Литературная Газета 6436 ( № 43 2013) - Литературка Литературная Газета

– Можно ли проводить, к примеру, такие связи: рыночные отношения – конкуренция – вежливость? Или это всё-таки натяжка?

– Если добавить слово «коммерческая» к вежливости, то это не такая уж натяжка. Ведь русская вежливость была всегда, она просто по-другому выражалась и как раз в сфере обслуживания в советское время со стороны обслуживающего персонала отсутствовала. Это было время дефицита многих товаров и продуктов повседневного потребления. Стратегии вежливости были нужны клиентам, чтобы продавец, располагающий дефицитным товаром, им что-нибудь продал. А в условиях рынка и конкуренции обслуживающий персонал должен побудить у каждого потенциального покупателя желание купить.

– Вы консультируете предпринимателей, которые имеют дела в России. О чём наиболее важном вы говорите своим клиентам?

– Вы знаете, сейчас я уже не консультирую предпринимателей: я боюсь рецептов, а они, как правило, именно этого хотят, у них же нет времени. Для успешного приготовления венского шницеля я могу дать однозначную рекомендацию, а рецепта, как лучше общаться с деловыми партнёрами, – нет, не важно, из Австрии они или из России. Общение – это весьма сложный, многоуровневый процесс[?] но чтобы в любом случае и независимо от национальности участников успешно вести переговоры, необходимо отличать позицию от интересов, предлагать альтернативные решения и убеждающие аргументы. Если моя позиция заключается в том, что я хочу добиться повышения зарплаты, а мой интерес – в том, чтобы ко мне относились с большим уважением, то в итоге, может быть, лучше не бороться за повышение оклада, а изменить позицию и бороться за другие цели.

У своих студентов я стараюсь развить глубокое понимание того, что такое общение, какие уровни, кроме фактов, вроде экономических показателей, следует учитывать при общении. В первую очередь нужно назвать уровень межлично­стных отношений, социального статуса. Главное – взаимное уважение, интерес или даже любопытство понять партнёра, понять то, что он может иметь в виду. Если студенты осознают значение социальных факторов, то они будут общаться лучше не только на любом иностранном, но, может быть, даже на родном языке. А конкретные рекомендации в стиле рецептов я даю только такого типа: не говорите «это далеко» или «контракт вы получите скоро», а выбирайте формулы с конкретными указаниями: «20 километров», «до конца ноября». Или, если сомневаетесь, правильно ли поняли партнёра, не говорите «вы неясно выразили свою мысль», а лучше – «я вас, наверное, неправильно понял».

– Откровенность русских – это достоинство или помеха в общении с Западом?

– Откровенность – такое положительное моральное качество, что я не скажу, что в ней есть что-нибудь отрицательное. Я действительно не думаю, что откровенные слова российского партнёра могут помешать успеху в общении с австрийским деловым партнёром. Мы, австрийцы, тоже любим откровенность, хотя нас, например, немцы иногда упрекают в том, что из вежливости мы недостаточно однозначно формулируем «да» или «нет». В этом, наверное, есть доля истины.

– Вы автор книги «Прагматика извинения». Как вы думаете, можно ли через язык изучать мораль, этику общества?

– Хорошо бы воспитывать общество через язык, но я не верю в такую силу языка и общения, хотя маленькие шаги начинаются или могут начинаться именно с языка. Если воспитать у собеседника способность давать выговориться, то заодно мы воспитаем и внимание к партнёру по коммуникации. А вообще в некоторых ограниченных ситуациях язык – это дей­ствие. Если священник говорит: «Вы теперь муж и жена» – то изменился мир фактов, супруги взаимно несут отныне ответственность друг за друга, а если шеф говорит: «Вы уволены» – то человек действительно потерял работу. Таких – так называемых перформативных – глаголов мало, в других случаях языковые действия, то есть общение, скорее, готовят изменения в реальном мире. Несколько лет говорили об охране окружающей среды, а через некоторое время и по-разному в разных странах и обществах начали действовать. А если в одной культуре принято извиняться за что-нибудь, а в другой не принято, то это говорит не о морали и этике данного общества, а только о конвенциях употребления языка. Так, например, мы удивляли советских и сейчас удивляем русских преподавателей тем, что извиняемся за ошибки в русской речи. А перед гостями мы можем извиняться за плохую погоду. В русской культуре в извинении всегда присутствует хотя бы минимальная доза чувства вины.

– Есть ли в немецком языке такие же оттенки понятий, как «извинение» и «прощение»?

– Как ни странно, такое отличие есть в обоих языках: по-немецки есть слово Entschuldigung, соответствующее скорее извинению, и слово Verzeihung, соответ­ствующее скорее прощению. Они различаются по степени ущерба, за который просят либо извинения, либо прощения. У Бога просят прощения, а за то, что перебили собеседника или забыли придержать дверь, просят извинения. Но, конечно, употребление зависит ещё и от индивидуального говорящего, который вполне может просить прощения и за пустяк.

– Вы ввели в своё исследование понятия «вежливость сохранения солидарности» и «вежливость сохранения дистанции». Объясните, пожалуйста: в чём разница?

– Вежливость солидарности выражает близость к адресату, подчёркивает его принадлежность к кругу своих, а вежливость дистанции выражает уважение к личному пространству собеседника, его свободе при формулировке ответа или принятии решения. Различение этих разновидностей заимствовано у американских лингвистов Браун и Левинсона, которые употребляют с этим же значением понятия «позитивная» и «негативная» вежливость. Мне показалось, что такой оценочный элемент в названии может привести к переоценке позитивной вежливости, притом что в некоторых культурах, например англо-саксонских, именно негативная вежливость дистанции, соблюдение личного пространства собеседников – важнее. А в русской, наоборот, очень важно подчёркивание близости, принадлежности к кругу своих людей. Пример могу привести прямо из собст­венного опыта: у меня были серьёзные проблемы в семье, видно было, что я с трудом сдерживаю слёзы. На моей кафедре сотрудники сделали вид, что ничего не заметили, а русский профессор, который тогда у нас один семестр работал, сразу спросил, что случилось. Видите, и мои сотрудники, и русский гость были вежливы, это просто по-разному выражалось, в соответствии с действующими в данной культуре нормами соблюдения дистанции или близости.

Раз мы заговорили о вежливости, хотелось бы привести ещё одно актуальное наблюдение. В Австрии буквально в последние недели появились новые призывы к вежливости, к обходительности. В метро с воспитательной целью передают объявления следующего содержания: «Просим господина Хубера (госпожу Мюллер) обратиться к администратору станции. Вы забыли свою газету (шкурку банана или что-то другое)». Дело, конечно, не в возвращении газеты или шкурки банана какому-то господину Хуберу, а в призыве к соблюдению чистоты в общественном транспорте. Подобным же образом автомобилистов призывают извиняться за некорректное поведение на дороге. В Австрии это сейчас своего рода мода на вежливость.

– Читаете ли вы русскую литературу – классическую, современную?

– Классику я, конечно, читала, хотя далеко не всю. В рамках изучения славистики и романистики программа была огромная. Сейчас, поскольку я работаю в экономическом вузе, мне нужно знать новый жанр романов, действие которых происходит в среде нового бизнеса. Так я, например, читала «Терракотовую старуху» Елены Чижовой. Студентам я рекомендую «Мёртвые души», ведь в этом шедевре Гоголя Чичиков применяет все возможные стратегии ведения переговоров, включая переименования эвфемизмами (не «мёртвые» или «умершие», а «неживые в действительности, но живые относительно законной формы»; не «продать», а «передать, уступить или как вам заблагорассудится лучше»). А первый русский роман, который я читала в оригинале и с первой до последней страницы, – это был роман «Двенадцать стульев» Ильфа и Петрова. До сих пор вижу себя в библиотеке, погруженной в эту книгу. Так я радовалась, когда понимала иронию, и так хотела знать, что будет дальше! И я до сих пор рекомендую своим студентам – дополнительно к программе – читать, всё равно что, главное, чтобы они читали с интересом.

– И в России, и в Европе есть люди, которые видят опасность в неконтролируемом потоке заимствований. В вашей книге «Русская речь и рынок» вы упоминаете случаи заимствования анекдотические и даже, можно сказать, неприличные: вплоть до интонации дикторов центрального телевидения. Можно ли с ними бороться?

– В пору глобализации межкультурные контакты – уже не исключение или экзотика, а вполне нормальное явление. Поэтому неудивительно, что и слова, и синтаксические структуры, и даже интонация переходят из одного языка в другой. И мне кажется, что в этом плане не надо бояться за русский язык. Носители русского языка намного более серьёзно относятся к культуре речи, чем, например мы, носители немецкого языка в Австрии, и, как мне кажется, также и в Германии. Есть очень активный отдел Академии наук, куда обращаются с вопросами о правильности той или другой формулировки, с вопросами о правописании. Во многих газетах есть разделы, посвящённые этой тематике, так что я не вижу проблемы. Носители немецкого языка в этой области более безразличны.